Склеп Хаоса

– Нет, в самом деле, она замечательно смотрится на фоне речной долины и убегающих за горизонт холмов, – не унимался Деррик. – Эдакая аллегория вечности и преходящности всего сущего. Блайи, ты у нас тонко чувствующая личность, скажи, разве я не прав?

– Все бы тебе смеяться, – неприязненно ответил бард. – Что мы скажем донне Агнессе?

– То и скажем – виселица стоит и отлично выглядит со всех точек зрения, – бессердечно ответил Деррик и дернул поводья, трогая лошадь с места. – Что еще можно добавить?

На дороге, тянущейся со стороны городских предместий, показалось темное движущееся пятно. Его продвижение сопровождалось мерным топотом, позвякиванием и клубами неохотно поднимающейся пыли.

– Вот и доблестная гвардия прибыла, – наполовину насмешливо, наполовину серьезно произнес Деррик. – Скоро пожалуют почтенные обыватели с семействами – поглазеть на казнь злодеев. Вернее, одного избранного злодея. Никогда не обращали внимания: казнь злоумышленника местного разлива вызывает куда большее столпотворение и волнение, чем какой-нибудь залетной птицы? Жаль, не я командую проведением сей захватывающей церемонии. Есть прекрасная идея – полезная для кошелька и совершенно не требующая никаких усилий. Пропускать зрителей на казнь за определенную мзду. А что? Чем вы недовольны? Зрелища не должны быть бесплатными, иначе они становятся доступными всем и приедаются!

– Тебе его что, ничуть не жаль? – наконец сумел выдавить из себя Маэль. С его языком явно происходило неладное – он отказывался шевелиться, а двигаясь, не соглашался выговаривать простые и понятные слова. Впрочем, разнообразные беды творились со всеми частями тела Монброна – руки дрожали и роняли любой предмет, по недоразумению в них очутившийся, ноги подгибались, глаза норовили съехаться к носу, а голова раскачивалась из стороны в сторону и в ней с грохотом перекатывались мельничные жернова. То ли выпитое вчера в «Островке» вино было не лучшего качества, то ли сказывалось отсутствие привычки. Маэль валил все на первое, остальные поддакивали, но украдкой пересмеивались, отлично понимая, что на самом-то деле виновно второе.

– Моей жалости не хватит на весь мир, – Деррик равнодушно пожал плечами. – Лучше я буду жалеть одного себя. Удобнее и намного проще. Поехали обратно, господа, нас ожидают, если вы еще не забыли.

Деррик развернул свою белую кобылку и, подавая пример, первым направился к городу. Монброн и Ди Блайи ничего не оставалось, как следовать за ним. Собственно, им не требовалось тут задерживаться. Они увидели все, что хотели увидеть, и убедились, что встревожившие их слухи верны. Сие означало, что придется спешно вносить изменения в первоначальные планы, и нужно успеть проделать это как можно скорее, по крайней мере, до полудня. Потому что ровно в полдень, с последним ударом курантов на башне городского совета, начнется казнь «злоумышленников и грабителей, покусившихся на земли Зингарской короны и достояние ее верных подданных». Та самая казнь, о которой было объявлено во всеуслышание сегодня на всех городских площадях и которую по неизвестным причинам любой ценой собиралась не допустить госпожа Вальехо.

Прошедшая ночь выдалась довольно бурной; утро не собиралось ей уступать. Карташену трясло в лихорадке стремительно меняющихся событий, и никто не брался предсказывать, чем закончится наступающий день. Никто, кроме Деррика, чьи предсказания звучали на редкость кратко и зловеще: «Не волнуйтесь, будет еще хуже».

После того, как он повторил это в третий или тридцатый раз, донна Агнесса сердито приказала своему доверенному лицу заняться чем-нибудь полезным. Например, съездить на ярмарочный луг и посмотреть, как там обстоят дела. Деррик открыл рот, чтобы запротестовать или предложить взамен кого-нибудь другого… посмотрел вокруг, подумал и направился к двери. В качестве маленькой мести он утащил с собой неприкаянного Ди Блайи и страдающего головной болью Монброна – якобы для отвода глаз. Мол, благородные господа с утра совершают небольшую конную прогулку по живописным окрестностям города.

«Живописными» окрестности Карташены теперь можно было назвать лишь с большой натяжкой. Недавний разгром ярмарки и вчерашнее сражение в городе повсюду оставило свои мрачные следы в виде следов копоти на стенах, поломанных деревьев, вывернутых камней мостовых и набережной. Но Деррик ни на что не обращал внимания. Он получал удовольствие от жизни, от бесконечного поддразнивания своих спутников и вообще от всего, что попадалось на глаза и было достойно легкого осмеяния.

– Думаешь, донна Вальехо в самом деле собирается помешать казни? – спросил Ди Блайи, когда трое всадников удалились на почтительное расстояние от реки и спускающегося к ней луга. – Интересно, зачем ей это понадобилось?

– Она мне не докладывала, – немедленно откликнулся Деррик. – Но раз задумала – значит, выполнит. Если случится невероятное и она не добьется успеха – значит, всемерно помогающие ей господа корсары просто и незамысловато нашинкуют всех неугодных и мешающихся под ногами в мелкую окрошку. Чего-чего, а это они умеют.

– Что может быть общего между госпожой графиней и этими головорезами? – презрительно фыркнул бард, но тут же прикусил язык, вспомнив, что здешние порядки отличаются своеобразием, и то, что считается недопустимым в Аквилонии, здесь вполне приемлемо и всемерно одобряется.

– Общего? – задумчиво повторил Деррик. – Это как посмотреть… С одной стороны – вроде как и ничего. С другой – все возле одного Океана живем. Он, знаешь ли, тоже своего требует.

Блайи ровным счетом ничего не понял, посему разумно сохранил молчание. Раз госпоже графине угодно водить дружбу с корсарами короны – ее дело. Главное, чтобы она не отказывалась от общества некоего Ди Блайи. И все-таки, что же случилось вчера вечером в таверне «Островок блаженства» и на берегу? Он сам, как назло, все проспал, оставшийся без присмотра Маэль напился в стельку, а Деррик, хоть и трещал, как сорока, так и не сказал ничего путного. Оставалось догадываться самому или пытаться расспросить кого-нибудь из очевидцев.

Но большинство очевидцев – то есть команда «Вестрела» – с утра была занята делами на своем корабле, куда Ди Блайи не решился сунуться без приглашения, а потом отбыла в город. Приставать с расспросами к капитану было чревато нежелательными (можно даже сказать – «опасными») последствиями, а донна Вальехо на попытку задать самый невинный вопрос глянула на барда невидящим взглядом и рассеянно ответила: «Да-да, мой друг, мы побеседуем позднее».

Вот и попробуй в таких условиях сложить нечто, достойное войти в историю!

Разочарованный Ди Блайи охотно пристроился к отправлявшемуся на ярмарочный луг Деррику, рассчитывая хоть здесь разузнать нечто новенькое. Ему опять не повезло – Деррик охотно злословил, перемывал косточки губернатору и его прекрасной племяннице, дразнил неразговорчивого и страдающего Монброна, и ни разу не упомянул о событиях минувшей ночи.

В конце концов, бард решил, что наиболее разумным предположением будет следующее: в силу каких-то неведомых обстоятельств донна Вальехо решила заключить союз с корсарским капитаном, неведомо как смывшимся из шемитского плена. Может быть, даже с помощью госпожи графини или ее денег. Целью этого странного (если называть вещи своими именами – противоестественного!) союза, очевидно, будет нарушение церемонии повешения преступников. Только вот кого они собираются спасать? Неужели Фареса? Зачем, почему? В силу неоднократно упомянутых Дерриком «морских законов»? Или Эвана? Тогда все еще больше запутывается… И хотелось бы знать, куда опять подевался Геллир? Натворил дел и предоставил все расхлебывать людям, тварь чешуйчатая…

В общем, нынешним, и без того тревожным, утром бард был крайне раздражен – как на окружающих, так и на себя. Вокруг него порхало и кружилось множество дразнящих тайн, а он, как не старался, не успевал ни одну ухватить за крыло или хвост, каковых у уважающей себя тайны насчитывается превеликое множество.

В таверне на набережной было по-прежнему безлюдно, чисто и непривычно тихо. Одинокая Агнесса сидела за столом, пристроив голову на сложенных руках, и дремала вполглаза. Лежавшая на полу Чинкуэда при виде хозяина вскочила, гулко залаяв. Донна Вальехо вздрогнула и подняла голову.