Сколько ты стоишь?

– Что тебе сказала моя дочь?
– теряя терпение, повышаю голос.

– Дело не в ней. Уже не в ней, - горько всхлипывает она, а я не выдерживаю, силой разворачиваю Индиру к себе и сжимаю ее плечи.

– В чем дело?
– стиснув зубы от злости, жду ответа.

– Приходила твоя мать…

– Это из-за нее ты такая?

Индира поднимает на меня серые глаза, в которых разгорается адское пламя.

– Из-за нее, из-за тебя, из-за всех вас, - плачет она.
– Что ты знаешь о своем отце, Роберт?

– Только то, что я уже тебе рассказывал. При чем тут вообще он?
– тоже перехожу на повышенный тон.

– Да потому что это твой отец убил моего в девяносто четвертом. Он был под кайфом и напал на твою мать. А мой папа умер, спасая ее!

Индира стряхивает мои руки со своих плеч, толкает меня в грудь и кричит мне в лицо:

– Твой отец - убийца.

Пошатнувшись, прислоняюсь спиной к стене и не могу уловить смысл ее слов и обвинений.

– Кто тебе это сказал? Мама?

– Мама, - горько и сипло повторяет Индира.
– Моя мама. Они столкнулись в моем офисе и узнали друг друга.

Растираю лицо ладонями, отталкиваюсь от стены и приблизившись к ней, опускаю ладони не ее щеки.

– Посмотри на меня!
– она сопротивляется, отводит взгляд.
– Я сказал посмотри на меня!

– Что? Что ты хочешь увидеть? Ты не понимаешь, что я не смогу дальше?
– больше не кричит, а шепчет она. Сил у нее не осталось, она еле держится, вся обмякла в моих руках.

– Почему? Это не должно вставать между нами, - мой хриплый голос срывается, когда я понимаю, что могу ее потерять. Черт возьми, да я уже ее теряю.
– Мы не имеем к прошлому никакого отношения. Мы были детьми.

– Твой отец…- повторила она тихо, глядя мне в глаза.

– Шиллер мне не отец. Я говорил тебе, что не помню его. Меня вырастил Райнер Зейферт. Я Роберт Зейферт, - чеканю слова, чтобы достучаться до нее.

– Что бы ты не говорил, это уже ничего не изменит, - поджав нижнюю губу она устало качает головой.

– Ты с ума сошла?!
– отпускаю ее, а сам зарываюсь пятерней в волосы.

– Твоя мать, моя…они всегда будут против.

– Мне плевать и на свою мать и извини, на твою, - грозно говорю я, теряя последние крупицы самообладания.
– Мы с тобой взорслые люди, мы сами должны решать, что нам делать, с кем спать и кого любить. Я люблю тебя! И меня тоже…

Но она не отвечает мне, а закрыв лицо ладонями, тихо плачет.

– Скажи мне.Скажи, что любишь!
– снова дотрагиваюсь до нее и, легонько тряхнув, заставляю посмотреть на себя.

Ее молчание и отрицание очевидно убивает. В затуманенном взгляде я вижу ее боль, ее чувства, ее уязвимость. Но говорит она совершенно другое:

– Прости меня, Роберт. Нам лучше расстаться. Я не смогу предать память своего папы. Я не смогу быть с тобой, зная, что сделал твой.

– Ты не можешь так поступить с нами. Это большая ошибка. Твоего отца уже давно нет в живых.

Она вздрагивает от того, что громко хлопает входная дверь. Поворачиваем одновременно голову и видим женщину, чем-то похожу на Индиру. Понимаю, что это и есть ее мать.

– А вы и есть Роберт?
– сталь в ее голосе говорит о властной натуре и по одному ее взгляду я понимаю, что у нее с моей матерью много общего. Эта женщина такая же тигрица, как и она.

– Да, - киваю.

– Вам лучше уйти, Роберт. Вы не видите в каком она состоянии?

– Вот именно, что вижу. И не уйду, пока Индира сама меня не попросит, - вновь удерживаю ее печальный взгляд, не убираю руки, не отпускаю, не разрешаю ей сдаваться.

– Роб, прошу тебя, иди, - моляще глядит на меня, разрывая мое сердце на куски.
– Дай мне время, пожалуйста. Мне нужно побыть одной.

– Нет я сказал! То, что ты делаешь - глупость. Ты подумаешь над этим и поймешь, что ошиблась.

– Просто отпусти. Я уеду. Мне это нужно, - сжав ткань в районе сердца, снова умоляет она.

– Вы же все слышали. Почему вы все еще здесь?
– недоумевает женщина, которая все еще третий лишний.

– Извините…Но дайте нам самим разобраться.

Своими резкими словами вызываю бурю негодования со стороны матери Индиры.

Но вместо ответа и борьбы, моя девочка плачет, убегает в комнату и закрывается там. Моя сильная, смелая, неунывающая…Индиры, которую я знал, сейчас нет. Она просто сдалась без боя, сломалась на моих глазах и в моих руках.

– Видите, что вы наделали, - ее мать проходит мимо меня и недовольно цедит сквозь зубы.
– Индира, открой!

– Что бы вы не делали, что бы вы ей не говорили, я вернусь. А она одумается и всё поймет.

Не дождавшись ее ответа, я шагаю к двери и через секунду скрываюсь за ней. Ярость бурлит мерзкой жижей в черном котле. На улице, в вечерних сумерках, заполняю до отказа легкие никотином, выкуривая одну сигарету за другой. Пропускаю два звонка от Греты, но когда звонит мама, бросаю окурок на землю, придавливаю носком ботинка и отвечаю:

– Мама.

– Роберт, где ты?
– обеспокоенно спрашивает она.

– Во дворе Индиры.

– Ты уже знаешь?

– Знаю. Мне нужно с тобой поговорить. Ты в отеле?

– Да, - взволнованно отвечает.

– Жди в номере. Я уже еду.

Столько лет прошло, а я и не знал всей правды. Вот теперь пусть все расскажет. От начала до конца.

Девочки, ловите внеочередную праздничную главу. Правда грустную

Глава 32. Мое решение

Роберт

Я очень плохо помню своего родного отца. Да и те воспоминания, которые у меня о нем остались, вовсе не радужные. Ну может, только раннее детство. А дальше - пустота. Мама говорила, что перед эмиграцией я упал, ударился головой и лежал в больнице с частичной амнезией. Я не помнил последние месяцы нашей жизни в квартире, только все, что было после больницы.

Мы с бабушкой переехали в район, который назывался “Иссыкские дачи”, а мама приезжал на выходные. Еще бабушка возила меня к какой-то старушке на окраине, что шептала надо мной какие-то молитвы и обматывала мою голову повязкой с сырым яичным желтком. Я сопротивлялся, морщился, но бабушка умоляла меня потерпеть и говорила, что так голова будет меньше болеть. Что интересно, так и случилось.

Про папу я не спрашивал. Он меня не искал и я постепенно стал его забывать. Отчего-то без сожаления. А теперь, спустя почти тридцать лет, я понимаю, что к этому привела череда ужасных событий, отголоски которых долетели до нас сегодня и разбили то хрупкое и прекрасное между мной и женщиной, которую я люблю.