Сколько ты стоишь?

– Нет. Я должен быть рядом, когда она проснется, - затягиваюсь, выпускаю дым и чувствую, как напряжение постепенно отпускает. За первой идет вторая, третья. Не могу остановится, потому что только табак сейчас расслабляет.

– Бля, Роберт, не пыхти уже как паровоз, - ворчит Лев, размахивая передо мной рукой.
– Я сейчас домой приеду, Соня спустит с меня три шкуры.

– Господи, опять твои непонятные выражения.

– Ну так она меня обнюхает, почувствует запах никотина и отправит спать с Кешей. А я не хочу спать с Кешей. Я хочу спать с женой. И Имей в виду: детям этой гадостью дышать нельзя. Придется бросить.

– Брошу, если надо, - делаю последнюю затяжку, бросаю окурок на асфальт и накрываю носком ботинка.

– Лев, что там с охраной?

– Ну раз ты уж сегодня здесь ночуешь, то это хорошо. Завтра утром пришлю тебе мужика. Встанет у палаты, будет охранять твою королеву. С полицией договорился, с главврачом тоже. Кстати, можешь сегодня рядом с ней переночевать в качестве телохранителя

– Спасибо тебе!
– протягиваю руку и Лев жмет ее.
– Ты…ты…-не могу найти слов, чтобы описать, как я ему благодарен.

– Ты еще в любви мне признайся, - хохмит мужчина.
– Давай, не раскисай. Бабам нужны смелые мужики, а не нытики.

– Так я не нытик. Я просто сегодня чуть не убил человека.

– Ну не убил же. Расслабься уже.

На этой ноте прощаемся со Львом, и я иду в палату к Индире. Хочу охранять ее сон. Хочу, чтобы проснувшись, она в первую очередь увидела меня и знала, что я всегда буду с ней рядом.

Глава 43. Назад в будущее

Индира

По зеленой поляне, усыпанной ярко-желтыми одуванчиками, бежит маленькая девочка. Ее черные волосы развеваются на ветру, она хохочет и поднимает руки вверх, пытаясь поймать белую бабочку. Та садится на цветок, складывает крылышки, и девочка воспользовавшись моментом, подкрадывается к ней…Хлоп - и нет никого. Малышка озирается в поисках бабочки, но той уже и след простыл. Повернув голову, она застывает и ведет любопытным взглядом по незнакомцу, который внезапно и совершенно бесшумно оказался рядом с ней. Добравшись до его лица, она расплывается в счастливой улыбке и с криком “Папа” обнимает его за ноги. Эта девочка - я, только четырехлетняя. Именно столько мне было, когда отца убили.

– Папа! Ты пришел ко мне в гости?
– спрашиваю, обняв за шею опустившегося на корточки отца.

– Нет, жануля, - он гладит меня по волосам и целует, щекоча усами.
– Это ты пришла ко мне.

– Ты здесь живешь?
– удивленно окидываю взглядом пустую лужайку.

– Да, это теперь мой дом.

– Красиво. Но тебе не скучно одному?

– Нет, дочка, - на его молодом лице расцветает добрая улыбка и блестят глаза.
– Я здесь не один, но ты видишь только меня.

– А мама сюда приходила?

– Нет, маме сюда нельзя.

– Жааалко, - вздыхаю я и крепко обнимаю папу, как в тот последний мартовский день, когда он ушел на службу и больше не вернулся.
– Мы скучаем по тебе. Мама плачет и зовет тебя.

– Я знаю, жануля, - папа нежно поглаживает меня большим пальцем по щеке.
– Но, к сожалению, я не могу вернуться к вам. И вам ко мне нельзя еще много-много-много лет.

– Но почему?

– Потому что вы будете жить долго. А я буду смотреть на вас отсюда и радоваться.

– А мы когда-нибудь увидимся еще?

Папа молчит и очень внимательно разглядывает меня. А я думаю, какой же он молодой - моложе меня нынешней. Такой красивый, сероглазый, с черными усами и слегка вьющимися волосами. Интересно, каким бы он был сейчас? Какой была бы наша жизнь, если бы он не погиб? Кажется, он в этот момент думает о том же.

– Я тебе покажу кое-кого. И ты заберешь его с собой. И когда ты будешь смотреть в его глаза, ты увидишь меня.

– Это подарок?

– Да, - кивает он, улыбнувшись.
– Подарок от меня. Тот самый, который ты очень хотела.

– А где? Где он?
– снова нетерпеливо озираюсь по сторонам, пока папа не показывает пальцем на маленького мальчика, который выходит из высокой, колышущейся травы. У него темно-коричневые кудрявые волосы, а глаза - точь-в-точь, как у меня. Малыш забавно гулит и тянет ко мне ручки, но я ведь еще маленькая и не могу его поднять. Папа снова прижимает меня к себе и шепчет, гладя по спине:

– С ним все хорошо, Индира. Не переживай. Он принесет вам счастье.

Затем отец отстраняется и показывает взглядом, что я должна взять мальчика за руку.

– А что теперь делать?
– удивленно спрашиваю его, обернувшись через плечо.

– Иди вон туда, - подняв руку, папа показывает на линию горизонта.
– Только не оборачивайся, хорошо?

– А ты?

– А я всегда буду с тобой. Тебе пора, жануля. Время вышло.

Спохватившись, беру за руку малыша, который все время нашего разговора жевал одуванчик, и веду его туда, куда велел папа. В какой-то момент перехожу на бег и мальчик, звонко смеясь, бежит за мной. Линия горизонта все дальше, но я не оборачиваюсь, а лишь останавливаюсь, чтобы отдышаться. Поднимаю голову к небу, ловлю лучи полуденного солнца, и одно из них слепит глаза до рези и слез. Закрываю их и затихаю, чувствуя, как они играют на веках, словно солнечные зайчики. Так интересно посмотреть, что же там, поэтому немного напрягаюсь и просыпаюсь, но уже не на поляне, а в палате со светло-зелеными стенами. В ней светло и тепло, а рядом со мной на стуле сопит Роберт. Руки сложены на груди, голова смешно болтается, как у болванчика, время от времени он даже храпит. Только сейчас вспоминаю, почему я оказалась на больничной койке и начинаю чувствовать, как болит лицо. Воспоминания вчерашнего вечера оживают, как кадры страшного фильма, отчего я тут же накрываю живот и холодею от страха.

– Роберт! Роберт!
– бужу его настойчиво, а он опять не слышит.
– Зейферт!

От моего тихого рыка он мгновенно распахивает глаза и смотрит так, будто впервые видит.

– Проснулась?
– всполошился он и взял меня за руку.
– Как ты, родная?

– Я…не знаю. Ты мне скажи, - гляжу на него с надеждой.
– Малыш?

– С ним всё хорошо, Индира. Не переживай.

– Правда?
– глаза наполняются слезами, и образ Роберта становится нечетким. странное ощущение дежавю от сказанного им пронзает насквозь. Всё это будто бы уже со мной было, только во сне.

– Да. Ребенок в норме, только у тебя тонус. Тебя оставят здесь под наблюдением.

– Хорошо, - вытираю влажные и соленые щеки.
– Так будет правильно, я всё сделаю, как надо. И знаешь, кажется, у нас будет сын.

– Да?
– уголки губ дергаются в легкой улыбке.

– Он мне приснился. У него были такие же волосы, как у тебя. И глаза моего отца.

Роберт пододвигает стул ближе и тянется, чтобы обнять. Я сама тянусь к нему навстречу и прохожусь пальцами по любимому, дорогому лицу, чувствую, как мое начинает болезненно гореть. Он нежно и осторожно целует меня, боясь ранить сильнее. В его поцелуе столько любви, заботы и страха, что все внутри меня разом поднимается и бурлит.