Скопин-Шуйский. Похищение престола
Шрифт:
— Степ, пригляди за Буланкой, я до Москвы схожу.
— Ступай, не обижу.
Семен пошел прямо в лес, чтобы сократить дорогу до Москвы. Под ногами шуршала опавшая листва, словно ковром прикрывшая землю, где-то невидимый дятел долбил усохшую осину, нарушая тишину осеннего леса.
Через полчаса скорой ходьбы лес начал редеть, и Семен понял, что скоро явится дорога. Со стороны послышался такой знакомый густой перестук сотен копыт, что Семена ожгла догадка: «Москвичи скачут». Он упал на землю, прячась за стволом старой ветлы. Опавший, оголенный лес слишком хорошо просматривался, и его могли заметить верховые.
«Надо подождать», — подумал Семен и тут увидел переднего конного в металлическом шлеме, в сияющих бляхами бахтерце. По богатому убору всадника и его вороного коня Семен догадался: «Какой-то воевода». А за ним рядами по трое, по четверо, теснясь на дороге, скакали войны. Семен начал было считать по рядам и где-то на полусотне сбился от внезапно явившейся мысли: «Мать честная, так это ж они на нас скачут. Как я не сообразил? Надо скорей предупредить наших. Успеть бы. Ох, Господи». Он стал задом, задом отползать от ветлы. Вставать в рост боялся, могли москвичи заметить. Лишь когда углубился до того, что и сам уже не видел конных, только слышал стук копыт, Семен вскочил и во весь дух припустился назад. В голове одно стучало: «Успеть, успеть, успеть».
Где ему было пешему тягаться с конницей.
Князь Скопин-Шуйский, возглавляющий отряд, увидев впереди через редкий лесок конных, высоко поднял руку, привлекая внимание воинов, махнул ей и пустил коня в слань [38] . Знак этот означал одно, князь призывал следовать его примеру.
Сотник Чабрец, увидев выметавшихся из-за леса конников со взнятыми ввысь клинками, заорал с надрывом: «На конь!» Сам прыгнул в седло, не успев и взнуздать своего коня — не было времени.
38
Слань — галоп.
Отряд был застигнут врасплох. Москвичи же мчались сплоченной массой, готовой рубить, колоть, уничтожать, воодушевляемые самим князем.
Ратники Болотникова, подзабывшие за последнее время воинское мастерство, когда города встречали их не оружием, а хлебом-солью, сочли за лучшее бежать. Исполнив команду сотника «На конь!», возопили в несколько глоток:
— Спасайся, братцы!
Менее чем в четверть часа все было кончено. Паника плохой советчик в сражении.
Посыльный Семен, изнемогший от бега по лесу, прибежал, когда на опушке уже хозяйничали москвичи, снимая с убитых оружие, ловили носившихся по полю бесхозных коней.
Семен лежал в бурой траве под кустом шиповника и плакал, видя, как москали обратали его Буланку, лезли в переметную суму, грызли его сухари. Плакал от бессилия, что не может помочь своему конику, что потерял всех своих товарищей. Чутким ухом ловил обрывки разговоров, доносившихся с опушки.
— Михаил Васильевич, вот сотникова сумка.
— Сколько их утекло?
— Да человек двадцать, не более.
— …Ах ты ж гад, еще и ворохается.
— Ты гля, какая добрая сабля. А?
— Надо по кустам пошарить, может, кто уполоз.
Услышав последние слова, Семен быстро заелозил, уползая задом в лес подальше от опушки. Найдут — не помилуют. Потом вскочил и во все лопатки кинулся прочь в сторону
Москвы. Надо было исполнить приказ Чабреца, даже если его и убили.Царь Василий Иванович, обуянный в последнее время отчаянием, доходившим до мысли о самоубийстве, услыхав о победе племянника на Пахре над болотниковцами, так обрадовался и воспрянул духом, что позволил себе даже пошутить над воеводами:
— Что старики, утер вам нос князь Михайло? Утер.
Мстиславский и Трубецкой смолчали, но брат царя Дмитрий, тоже не раз битый Болотниковым, огрызнулся:
— Этак бы и дурак смог, если неожиданно выскочить.
— Коли ты такой умный, Дмитрий, так чего ж не наскакивал внезапно?
— Так случая не было.
— Случай такой самому творить надо, а не ждать, когда он к тебе пожалует, братец. Забыл, как это створил наш пращур Александр Невский со шведами?
— Хых, — изморщился Дмитрий, — нашел с кем сравнивать Мишку-сопляка.
— А что? И Невскому на Неве двадцать лет было, и Мише сейчас столько же. Так что сравнение очень даже подходящее, Митя. Не завидуй.
4. За кого мы?
Прокопий Ляпунов в который уже раз подступал к Болотникову с одним и тем же:
— Иван Исаевич, мы уже под Москвой, не сегодня завтра возьмем ее, где Дмитрий Иванович — наш государь?
— Но он пишет, что скоро будет.
Мы это уже сто раз слышали, Иван. Перестань морочить нам голову.
— Как ты смеешь так со мной разговаривать? — вскипел Болотников.
— А ты не ори на меня, — недобро прищурился Ляпунов. — У меня ведь сабля не короче твоей.
— Ну будет вам, будет, — вмешался Шаховской. — Москва почти у нас в кармане, время ли ссориться.
— В кармане, — изморщился Прокопий. — На Пахре полк вырубили.
— Это случайность, старшина зазевался, — сказал Шаховской. — К нам уже Владимир, Вязьма перешли. Москва почти в окружении. Шуйскому считанные дни осталось царствовать. На этот раз плахи не минует.
— Вот почему я и спрашиваю Болотникова: где государь Дмитрий Иванович? Шуйскому голову срубить дело нехитрое, а кто же на престол тогда?
— То уж не наша забота, Прокопий, — сказал Шаховской, втайне надеясь самому воцариться.
— Как не наша? Как не наша? — возмутился Ляпунов. — Мы пришли помочь Дмитрию Ивановичу, а его доси нет. Да есть ли он в конце концов? Может, Болотников его выдумал.
— Ах, Прокопий, Прокопий, — покачал головой миролюбиво Болотников. — Да я с ним вот как с тобой, вот так, глаза в глаза.
— Ну где же он? Ты ж сам говорил, что как подойдем под Москву, он и явится.
— Откуда я могу знать. Я писал ему, звал. Может, завтра и подъедет.
— Ты нас «завтраками» уже месяц кормишь, — проворчал Ляпунов и, повернувшись, вышел из шатра.
Подойдя к коновязи, отвязал своего коня, прыгнул в седло и скорой рысью направился к лагерю рязанцев, разбитому в полуверсте от Коломенского.
Там, подъехав к шатру воеводы Сунбулова, бросил повод подбежавшему слуге, спросил:
— Дома Григорий Федорович?
— Дома, Прокопий Петрович, с вашим братцем изволят трапезничать.
— О-о, — воскликнул Сунбулов, увидев входившего Ляпунова. — Весьма, весьма кстати. Садись к столу. Наши ребята вепря завалили, на костре готовили, сверху спалили черти, а изнутри сыро… но ничего, под вино идет.