Скопин-Шуйский. Похищение престола

— Я сам поведу казаков, — сказал Болотников, сбегая со стены. Атаман Заруцкий не возражал: сам так сам, веди. И случилось то, что князю Мстиславскому не могло присниться и в кошмарном сне. Его полки дружно, как по команде, стали бросать оружие и поднимать руки. Сдавались вору вместе с командирами.

Огрев коня плетью, князь подскакал к одному и закричал с возмущением:

— Вы что, сукины дети! Изменять?

— Братцы, — вскричал какой-то ратник-детина. — Обратаем князя!

И первым кинулся к Мстиславскому, хватать за уздцы его коня. И никто не возмутился, наоборот, закричали весело несколько голосов: «Имай его! Имай!»

Но Горский опередил детину, изо всей силы ударил плетью его по рукам, крикнув:

— Князь, ходу!

Они поскакали прочь под смех и улюлюканье полка, только что изменившего присяге. Это было для князя столь унизительно, что он в мыслях даже молил: «Хоть бы убили, хоть стрелил кто-то в спину. Позор! Позор! Позор!»

Они скакали в сторону Серпухова, там уже должен быть сам царь, сбиравший полки для наступления на Тулу. Князь Мстиславский явился в Серпухов мрачнее тучи, предстал перед Шуйским, сгорая от стыда.

— Ну? Что скажешь, Федор Иванович? — спросил царь.

— Войско изменило, государь. Перешло на воровскую сторону.

— Много ли?

— Тысяч пятнадцать.

— Хы. Так ты что, так один и бежал?

— Нет. Со мной еще сотни две-три детей боярских из Татевского полка.

— А Татев с тобой?

— Князь Борис Петрович погиб, государь.

— Царствие ему небесное, — перекрестился царь и молвил укорливо: — А вот князь Третьяк взял Лихвин, Белев и Волхов. А?

А что мог ответить Мстиславский на это ехидное «А?» Что в Калуге сидел главный вор с главными силами? Что войско ослабили, отозвав в Серпухов Скопина-Шуйского? Но и этим было стыдно оправдываться оставшемуся без войска князю. Оконфузился Федор Иванович, ох оконфузился.

13. Осада Тулы

Жаркое лето выдалось царю Василию Ивановичу Шуйскому. Державу лихорадило. Города один за другим отпадали из-под его власти, присягали самозванцам. Воровские шайки являлись как грибы после дождя. Все трудней и трудней становилось набирать в войско ратников. Дошло до того, что стали записывать беззубых стариков и сопливых мальчишек, лишь бы умели держать в руке копье.

И потеря под Калугой 15-тысячного войска была ох как неприятна царю. Вечером в своем шатре, попивая сыту, жаловался Шуйский брату Ивану и племяннику Михаилу Васильевичу:

— Уж как надеялся на Мстиславского… На кого была надежа, того разорвало.

— Не надо было меня отзывать, Василий Иванович, — сказал Скопин.

— Так я ж тут под Серпуховым для Тулы войско сбираю. И потом, под Калугой оставил трех воевод. Разве этого мало? Так они управились: двух убили, а третий ко мне без порток прибежал.

— Но они же не сами себя убили, — сказал Иван Иванович.

— Ведомо, не сами. А мне от этого легче? Наш Митрий в лужу сел. Теперь вот Мстиславский обкакался. Где мне воевод набраться? А самозванцев скоко на мою голову. В Туле царь Петр объявился, в Старо дубе еще один Дмитрий вылупился. Где мне рук на всех набраться?

— Ничего, государь, возьмем Тулу и на Стародуб обернемся, — успокоил Скопин.

— Экой ты прыткой, Михаил. Жареный петух тебя в задницу не клевал.

— Не клевал, дядя Василий, — засмеялся Скопин.

— Оно и видно, погоди приспеет час — клюнет.

— Когда к Туле двинемся, пусти меня наперед, Василий Иванович.

— Славы ищешь, Миша? — прищурился Шуйский.

— И славы… тебе, дядя Василий.

— Ишь ты, — покачал головой царь, а когда Скопин вышел, сказал брату: — Вот на Мишку мне только и осталось надеяться.

— А я что, ненадежен? — обиделся Иван Иванович.

— Вы с Митькой иная стать. Царевы родные братья. Одно худо, драться с ворами не умеете. А ныне мне это нужнее всего. Вор усилился до невозможности. Моих ратников полками переманувает. Если так дальше пойдет… Страшно подумать, Ваня.

— Так что? Михайлу вперед пустишь?

— А кого? Тебя, что ли? Он хоть знает, как воров бить надо. На Пахре целую ватагу вырубил, из Коломны Болотникова выкурил.

— Так что ж ты на Калугу его не пустил?

— Болотников туда побитым псом бежал, думал я: достанет на него Мстиславского с Татевым и Черкасским. Еще ж и подсыла под него отправил… А-а, что там говорить, продался немчура проклятый. Н-ничего, достану — воды ему не миновать.

Шуйский собрал под Серпухов 100-тысячное войско, заставив все посады и даже монастырские вотчины поставлять ратников, обещая за то царские милости, а за укрывательство — великую опалу.

20 мая Шуйский, призвав к себе Скопина, сказал ему:

— Ну что, Миша, коли просился наперед, ступай, сынок, с Богом. А я завтрева за тобой потеку. Ветренеть воров, сам знаешь, что с имя делать надо. Атаманов старайся живыми брать, оченно по ним дыба соскучилась.

— Спасибо, государь, — поклонился молодой князь. — Будь в надежде. — И первым делом Скопин послал вперед конную разведку под командой Глебова.

— Твое дело, Моисей, врага увидеть, но так, чтоб он тебя не заметил. Понял?

— Понял, Михаил Васильевич.

— И сразу ко мне шли гонца с ведомостью: где они обретаются и примерно сколько их. Сам хоронись и глаз с них не спускай, а чуть что, шли ко мне других гонцов. Если вдруг обнаружат воры тебя, уходи немедля, не вздумай в драку лезть.

— А если я приведу их на хвосте?

— За это не бойся. Здесь они и останутся. С богом, Моисей, желаю удачи.

Воинам велено было захватить с собой по торбе овса на каждого коня. Дружине приказано ехать как можно тише, без лишнего шума: громко не разговаривать, не петь, не смеяться, оружием по возможности не бряцать: «Едем шажком да тишком, чтоб до боя коней не сморить».

Сам князь Скопин ехал впереди с шурином своим Головиным Семеном Васильевичем. И тоже старался блюсти тишину. Вечером, где-то на полпути между Серпуховым и Тулой, князь остановил дружину, собрал сотских, сказал:

— Здесь заночуем, если враг позволит. Коней на попас не пускать, разнуздать, задать овса в торбах и ослабить подпруги. Седел не снимать. Выставить в обе стороны дозоры, в лагере сторожей. Ратников предупредите спать в пол-уха, быть готовыми в любой миг «на конь».

— Костры можно разложить?

— Ни в коем случае, пусть пожуют сухомяткой.

Ночью появился гонец от Глебова.

— Ну? — встретил его в нетерпении Скопин. — Дошли до Тулы?

— Нет. На Вороне стоят воры, похоже казаки.