Скопин-Шуйский. Похищение престола

— Вы все равно, Валавский, в боях не участвуете, вам и заняться этим вполне деликатным делом.

— Почту за честь привезти вашу жену, государь.

— Не думаю, что там придется деликатничать, ваше величество, — сказал Рожинский. — Наверняка Шуйский отправил их с охраной.

— Тогда дайте Валавскому хороший отряд.

— Я выделю ему конный полк. Дело того стоит. Привезете нашу царицу… Это воодушевит наших рыцарей и гусар.

Обсудив детали предстоящей экспедиции канцлера и предположительный маршрут Мнишеков, все разошлись. Царь не остался в своем шатре, а отправился с окольничим Веревкиным спать в избу, которую отвели ему как опочивальню.

Когда легли и потушили свечи, царь спросил пыхтевшего на полу Веревкина:

— Что делать, Гаврила, жена на мою голову свалилась?

— Мог бы сказать, мол, потом ее вызову, как возьму Кремль. А то: «Соскучился», — передразнил Гаврила.

— Да черт его знает, сразу как-то и не сообразил. Рожинский как обухом по голове: ваша жена нашлась. У меня и сердце в пятки.

— Да видел я, как твоя рожа побелела.

— Неужто заметно было?

— А то…

— Ну ладно. Будем считать, что я от радости побледнел. Ты лучше посоветуй, как быть? Ну привезут ее… И что?

— Прежде чем сюда привезти, надо ее да и самого Мнишека подготовить. Не думаю, что они слишком будут упираться. Отцу пообещай тысяч двести — триста, русские наверняка ободрали их до нитки. Ну а ей вновь стать царицей. Разве она устоит?

— А если упрутся?

— Хэх. Не упрутся, если с другой стороны кол или петлю обещать.

— Конечно, приезд жены-царицы поднимет к нам уважение. Это хорошо бы, а то некоторые воеводы уже мной пренебрегать стали. Неужто Адам проболтается?

— Вишневецкий, че ли?

— Ну да.

— Надо было, когда он появился, отправить туда же, куда и «племянничка» ты спровадил. У Будзилы это хорошо получается.

— Нет. Нельзя было. Тут бы и Будзило мог смекнуть обо мне. Нельзя.

В это время к палатке канцлера пришел пан Адам Вишневецкий, вызвал его наружу:

— На два слова, пан Валавский.

— В чем дело, Адам Александрович, — появился канцлер. Вишневецкий взял его под локоть и тихо заговорил:

— Пан Валавский, вы не должны найти Мнишеков.

— Что вы говорите, Адам Александрович? Мне же поручено государем.

— Государь сам не хочет, чтоб она появилась тут, так называемая жена.

— Он вам так говорил?

— Нет. Но я видел это по его лицу.

— Тогда объясните, в чем дело?

— Все дело в том, что ее муж царь Дмитрий действительно был убит. Я видел его убитого собственными глазами.

— Неужели? — прошептал сразу осипшим голосом канцлер. — Тогда получается, что он…

— Да, да, пан Валавский. Я рад, что вы такой догадливый. И поэтому, если вы и дальше хотите оставаться канцлером России, вы не должны найти их, тем более воротить.

— Но что я скажу ему, воротившись с пустыми руками?

— Так и скажете: не нашел, мол, не догнал. И даже если он вслух вас пожурит, в душе он будет рад этому. Я вам ручаюсь.

19. Тушинский вор

Для простого народа необъятной России на Москве явилось два царя. Один сидел в Кремле по имени Василий Иванович Шуйский, избранный москвичами, другой — Дмитрий Иванович, законный наследник Ивана Васильевича Грозного, сидел в Тушине. Конечно, во мнении народа последний переваживал первого. И поэтому так легко города присягали ему: «Сядет законный царь, земля утихомирится. Оттого и смута в державе, что на престоле не природный государь».

И, как обычно, у черни всем бедам виновник — царь. Засуха, хлеба погорели, значит, Бог царя за грехи наказывает, а народ страдает. Хляби разверзлись, дожди все обилие залили, колосу налиться не дали, опять же — его вина, плохо у Всевышнего просил. А уж если война — тут царь прямой виновник, мало, видишь ли, ему земли, чужой захотелось.

А ныне-то, когда держава словно муравейник разворошенный, когда смерду пахать и сеять один вред, все равно отберут собранное, когда на дорогах разбои и смертоубийства, когда ни суда, ни правды днем с огнем не сыщешь, кто же всему виной? Он — царь Шуйский, тут и слепому видно.

Сидит черт горбоносый на чужом месте, никак уходить не хочет, клещом в трон вцепился. Обзывает Дмитрия Ивановича вором, теперь уж Тушинским вором, а сам-то кто? Не вор ли сам-то?

У гетмана Рожинского хитрый план созрел:

— Государь, надо отправить в Кремль посольство.

— Это еще зачем? — насторожился Дмитрий.

— Якобы для переговоров, а на самом деле разнюхать, что и как у них. Разведчиков послать, поймают, повесят. А кто послов казнит? Мы же Доморацкого не тронули.

— И что ж поручим послам?

— А хошь попросить отпустить к нам Марину.

— Шуйский тут же их погонит вон.

— Пусть. Мне важно, чтоб они прошли, через лагеря их полков, туда и обратно.

— Иван Мартынович, как ты думаешь? — спросил царь Заруцкого.

— Я думаю, государь, про Марину спрашивать не надо. А то, что посольство разведает лагерь московский, это хорошо придумано.

— А почему нельзя про Марину спрашивать?

— Во-первых, она уже отъехала, и мы за ней послали Валавского. И Шуйский наверняка знает, что мы об этом знаем. И может не поверить послам, а если не поверит, может их и задержать.

— Так что ты предлагаешь?

— Надо сказать, что мы, мол, заинтересовались сообщением Доморацкого о мире и готовы отпустить домой поляков, но, мол, нам нужны какие-то гарантии и деньги для оплаты жалованья рыцарям.

— А что? Это хорошая мысль, — заметил царь.

— И как только они обнадежатся, успокоятся, я ночью перейду эту Переплююху, — молвил Рожинский, столь неуважительно обозвав речку Сходню. — Ударю всеми силами, а к утру войду в Кремль. И мы Шуйского распнем на Красной площади.

— Это прекрасный план, — воодушевился царь. — Я согласен. А кого пошлем главным послом?

— Я думаю хорунжего Будзилу, он как человек военный все усечет, где пушки, где пехота, а где конница. Ну с ним еще подберем из рыцарей человек десять для представительства. В двадцать-то глаз все углядят.

Гетман лично наставлял Будзилу перед отправкой в Кремль. Пересказав ему, что надо говорить на переговорах, чего просить, он молвил:

— А главная твоя задача, Иосиф, хорошо запомнить, что увидишь в лагере, но, пожалуй, еще главнее при возвращении через их полки сообщайте им всем, что переговоры ваши весьма успешны, что через день-другой мир наступит. Как бы ни кончились переговоры, даже если вас в шею выгонят, в полках хвалитесь: скор мир, братцы, будем вместе пить-гулять и баб щупать. Ты понял?