Скопин-Шуйский. Похищение престола

Запечатав грамоту, Скопин призвал Глебова:

— Вот, Моисей, скачи в Москву к государю. На словах скажи, чтоб просьбу мою здесь изложенную исполнили немедленно.

— Хорошо, Михаил Васильевич, — сказал Глебов, пряча грамоту за пазуху. — Разреши взять заводного коня [59] .

— Да, да, разумеется.

Но спокойно князю Скопину-Шуйскому не пришлось пожить. Еще не воротился из Швеции Головин, а из Москвы — Глебов, когда на Торговой стороне сбежались на вече новгородцы решать: к какому царю пристать. Оба сидят на Москве, оба требуют деньги, ратников. Какой-то славянин, надрывая глотку, кричал на всю площадь:

59

Заводной конь — запасной верховой конь.

— Наш младший город Псков уже решился, присягнул Дмитрию Ивановичу. Орешек тоже за него, Иван-город ему ж присягнул. А чего ж мы-то ждем? Мы должны младшим городам путь казать, а не они нам. Срамно даже.

— Дык вон у Софии сидит посланец другого царя, Василия Ивановича.

— Нам че на него оглядываться. Укажем путь ему та и годи.

— Верна-а-а! Пральна-а-а! Путь князю Скопину-у-у!

Воевода Татищев появился у князя встревоженный:

— Вот я ж говорил вам, Михаил Васильевич, мизинные, что порох ныне.

— А кто ж тогда вы, Михаил Игнатьевиче, воевода или пень осиновый? Басманова эва как славно срубили, а здесь тыл показываете.

— Басманов что? Один. А этих — море, разойдутся — захлестнуть могут.

Скопин призвал к себе дьяка Сыдавного, прибывшего с ним из Москвы.

— Семен Зиновьевич, я выйду из города с дружиной. Ты останься, сюда должен воротиться Головин со шведами, будешь ему в переговорах помогать.

— Хорошо, Михаил Васильевич, а вы надолго уходите?

— Не знаю. Мизинные перекипят, вернусь. А пока дойду до Невы, может, и до Орешка. Что-то мне не верится, что воевода Салтыков передался Вору.

В сопровождении своей дружины направился Скопин к Невскому истоку, где на острове Ореховом высилась крепость Орешек, выстроенная когда-то новгородцами для охраны водного пути в Варяжское море [60] . Прибыв к истоку, он оставил за себя Чулкова и в долбленой ладейке направился к крепости.

— Коли что случится, сообщите как-нибудь, — сказал Чулков.

— Крепость наша, Федор, что в ней может случиться?

— Так ведь она на воровской стороне…

— Сегодня на воровской, завтра на нашей. Вели лагерь разбивать. — Чухонец, сидевший на весле, помалкивал. Сноровисто греб, направляя ладейку вразрез течению.

60

Древнерусское название Балтийского моря.

На крохотной пристани, прямо у приступок каменной лестницы, стоял человек в зеленом кафтане и теплой вязаной шапке.

— Гостям всегда рады, — молвил он, ловя за острый нос верткую ладейку и притягивая ее вплотную к причалу. — Откуда будем?

— Из Москвы, — сказал Скопин, выпрыгивая из ладьи. — К воеводе Салтыкову.

— О-о, Михаил Глебович будет рад, очень рад. Честь имею представиться: сотник Ивлев.

— Князь Скопин-Шуйский, — ответил Михаил Васильевич. Салтыков по возрасту годился Скопину в отцы, и встретил князя вполне дружелюбно. В кабинете воеводы топилась печь, пол был застлан ковром, стол стоял у узкого окна, напротив печи вдоль всей стены тянулись лавки, строганные из толстой плахи.

— Почти все лето топить приходится, — молвил воевода. — Кругом вода. Ивлев, вели принести еще дровец. Да и корчагу вина с рыбкой. Чтоб было чем гостя угостить.

Салтыков сам помешал в печке кочергой, подкинул дров.

— С чем пожаловал, Михаил Васильевич?

— С дружиной своей, Михаил Глебович, из Новгорода.

— Никак путь указали? — усмехнулся в седую бороду воевода.

— Почему? Сам решил уйти, пока замятия не кончится.

— Со мной не лукавь, князь, я ж вижу. Уж не на постой ли в Орешек пожаловал?

— А если на постой. Пустишь?

— Нет, Михаил Васильевич, не пущу.

— Почему?

— Ну, во-первых, некуда, сами в великой тесноте пребываем, можешь зайти в казарму, убедиться. А во-вторых, Михаил Васильевич, мы разным государям служим. Ты, конечно, Василию Ивановичу, а я Дмитрию Ивановичу.

— Тушинскому вору?

— Ну зачем же так, князь? Нехорошо в гостях хозяев оскорблять. Впрочем, давай-ка выпьем.

Салтыков наполнил медовухой глиняные кружки. Поднял свою.

— Ну за что пьем?

— За мир на Руси.

— Согласен, — тронул своей кружкой княжью. — Мир нашей земле край нужен.

Выпили, стали обдирать вяленую рыбу.

— Нынче, Михаил Васильевич, на Москве два царя, твой дядя и Дмитрий Иванович. Ну с тобой ясно, ты до конца за дядю. Верно?

— Верно.

— И я тебя понимаю. Своему дяде я бы был верен. Но тогда объясни мне, Михаил Васильевич, почему от твоего дяди почти все города отшатываются? А? Почему?

— Ну Смоленск же за него.

— Смоленск ясно почему, ему иcпокон поляки досаждают. А возьми Суздаль, Владимир, Вологду, Кострому да и саму Москву наконец, уже половина за Дмитрия стоит. Я уже молчу про украинские города, те давно горой за него.

— Ну вот вы, Михаил Глебович, взяли сторону самозванца. Почему? Ведь Орешек — новгородская крепость, а Новгород-то за Василия Ивановича. Вы вроде как изменник.

— Я не обижусь, князь. В молодости б оскорбился, а ныне… Тогда спрошу тебя, а Псков разве не новгородский пригород. А? Вот то-то. И тоже Дмитрию Ивановичу присягнул. А воевода вологодский Никита Пушкин, а костромской воевода князь Мосальский, в Суздали Федор Плещеев, во Владимире — старой столице — Вельяминов Мирон Андреевич тоже все присягнули Дмитрию Ивановичу. Все. Понимаешь, все. Почему я — Салтыков должен быть белой вороной?

— Но Новгород… Вы же подчинены Новгороду, Михаил Глебович.

— А-а, в Новгороде тоже все на волоске висит, зря, что ли, вы ушли оттуда? Мишка Татищев рано или поздно переметнется.

— Почему вы так думаете?

— Хых. У него ж не две головы, он видит, чья берет. А берет наша, князь Михаил, как это ни прискорбно вам слышать.

— Вы явно хотите поссориться, Михаил Глебович.

— Я? С чего вы взяли? Давайте еще по чарке примем.

Салтыков опять наполнил кружки.

— Ну за то, чтоб нам не поссориться, Михаил Васильевич. — Воевода залпом опорожнил свою кружку, крякнул удовлетворенно: — Знаете, Миша… Позвольте вас Мишей звать, вы мне все ж в сыновья годитесь?

— Ради Бога, Михаил Глебович.

— Так вот… о чем я хотел? Да. Вот. Я, Миша, знавал вашего отца, князя Василия. Замечательной души был человек, отзывчивый, смелый, правдивый. Ты на него чем-то похож. Ей-ей. А вот дядя твой Василий Иванович — царь нонешний, змея подколодная. Он, если надо, и через тебя переступит. Не обижайся, Миша. Неужто он не видит, что от него вся земля отворачивается, что несчастливо царство его. Ему б по-доброму положить посох, снять корону и сказать: «Простите, православные, не годен я царствовать над вами, отпустите в монастырь, грехи замаливать». Так нет же. Он вцепился в этот посох и корону, как клещ, тройкой не отдерешь. Он же всю Русь в пропасть тянет, Миша. Всех нас. Ты думаешь, отчего все города Тушинскому царю присягают? Не оттого, что его любят, нет, многие его и доен не видели. А оттого, что царя Василия ненавидят. И считают — Дмитрий хуже не будет. Потому что с дядей твоим мы докатились дальше некуда. Ну как ты считаешь, Миша? Не прав я?