Сквозь границы квадрата

Золотое древо позади трона разом опало, накинув на нежное тело одеяние золотых листьев. Свадебная фата на прощание. Взбухают на золотистой коре два новых побега, природа не знает начала и конца, вращаясь в вечном круговороте. С тех самых пор на гербе Короля появляются роза и пион, распустившиеся на Золотом дереве.

Финал трагичной повести о настойчивости пылкого бога полей и лесов и неразрушимой любви дивной Ладанэ и молодого Рихта, погибшего вместо возлюбленной в клыках Лютого Волка. Ветта подозрительно шмыгнула носом, что не укрывается от внимания Гедрика, прячущего широкую улыбку за суетой с инструментами. Внучка со страхом замечает почти догоревшую лучину, быстро убирает драгоценный сверток обратно в мешок, стремясь заснуть до того, как погаснет свет. Правда, после чтения засыпать нетрудно. Вспомнить прочитанное, переиграть мысленно, пока незаметно не подкрадется сон. Дед ложится рядом, накрывая себя и Ветту настоящим шерстяным одеялом, выторгованным с боем у хозяина заплесневевшего чердака.

Завтра новый день, полный забот. Язычок пламени дернулся раз-другой и потух. Темнота властно захватывает чердак, стремясь поцарствовать несколько часов до момента появления лучей утреннего солнца. Несмотря на безопасность тепла близкого человека и яркие картины в мыслях, Ветта не может заснуть. Нечто сдавливает горло, валуном падает на грудь. Девочке становится душно, голова выглядывает из-под одеяла и открывает глаза. Большая ошибка.

Темнота оживает, мрак начинает бесконечное движение, будто садок с ядовитыми змеями. Открывать глаза было нельзя! Нельзя! Вокруг приподнимаются веки, невидимые, неосязаемые, от этого более кошмарные. Тысячи взоров наблюдают за дрожащим ребенком из покрова тьмы, зубастые пасти начинают шептать немыслимые для человека слова. В уши Ветты проникают злорадные фразы, заглушая барабанный бой сердца. Спазм сжимает горло, словно большими клещами из дедушкиного ранца, остается сипеть через силу. Мышцы тела судорожно скручиваются, сил хватает только обнять коленки, свернувшись в клубок.

Сон, будь милосерден! Отсеки невидимые руки, наиграй колыбельную из раннего детства, прогони жуткую темноту и то, что скрывается в ней, светлым сновидением. Беззвучный вопль не помогает Ветте. Сон сегодня не придет, пока сознание не помутится. Среди капель пота на лице пробегает алый шарик из губы и оставляет за собой кровавую дорожку. Три месяца, как даже боль не помогает разорвать веревки парализованного тела и проклятые оковы иррационального страха, приходящего всякий раз, как карие глаза испуганной девочки не могут отыскать ни одного источника света.

Боязнь темноты за два года выросла до крайне тяжелого состояния. Ей сотни раз говорили, что в темноте нет никого. Никто не следит. Никто не схватит. Не раз зажигали свет, показывая, что шепчущих монстров не существует. И правда, их нет. Всякий раз исчезали без следа, пока свеча или масляная лампа не погаснет. Не успеешь заснуть, считай пропала. Не помогли искренние молитвы различных религий, от старомодных до новейших. Не помогли знахари, именитые врачи, ведуньи. Не спасает уже присутствие близкого человека и боль. Только потеря сознания или настойка снотворных трав, невероятно дорогая в виду почти полного исчезновения из дикой природы пушистых цветков мортварлова побега.

Сердце бьется настолько быстро, что вот-вот разорвется, мычащий стон вырывается из сомкнутых тисками губ. Глаза лихорадочно бегают из стороны в сторону и сильно болят, пытаясь заметить то, чего нет. Потерпи немного, умоляет себя Ветта. Потерпи, и сознание все же погаснет. Неожиданно ужас кончается, но черноволосая девочка в сознании. Что же произошло? Будто неожиданный удар разбивает лед, чтобы Ветта, с головой ушедшая в темные воды отчаяния, могла вынырнуть и глотнуть спасительного свежего воздуха. Свет теплыми лучами проник с улицы сквозь щели в досках… чтобы заставить закричать во всю мощь. Ветта не знала, что может кричать так громко. Поднимается переполох, резко разбуженные люди очумело вертят головами, не понимая, что происходит. Крику невыразимого ужаса вторит рев сотен глоток с улицы, холодная ночь Морбус-Тимора взрывается светом факелов и шумом погромов.

Гедрик вскакивает, будто вспоминает молодые годы в гвардейском полку императора, и обнимает Ветту, тщетно пытаясь успокоить. На чердаке поднимается страшный гомон, готовый перерасти во всепожирающую панику, ломающую здравый расчет и кости несчастных, упавших под ноги выбегающего людского чудовища. Старик закидывает девочку на плечо, подхватывает вещи и проталкивается к выходу. Тем временем в ноздри ударяет запах горящих балок и потолочных шкур, защищающих от осадков. Хлев, ставший первым пристанищем, пожирает голодное пламя, а с улицы доносится гимн, звучащий множеством охрипших голосов.

Идем, товарищ, поспеши,

Раздуй гром факелом своим,

Углем свободу прочерти.

Неси страдания

Всем равнодушным и чужим.

Гони ветер перемен,

Сломи с яростью огня,

Улыбкой принеси взамен

В крови и пыли

Блеск но-во-го дня-я.

По улицам ночного города течет факельное шествие, нестройно горланя строки гимна анархии, дикого и необузданного. Озверевшие люди заполоняют узкие переулки и главные улицы, ведущие к районам состоятельных мещан и знати. Двигаются к Колокольной площади, к которой примыкают здание сената, цейхгауза и монументального собора новейшей религии, проповедующей учение священного текста. Долой сенат, прекратить войну, и еще множество лозунгов слышит Ветта, прижатая к стене конюшни. Гедрик сумел пробиться к спокойному участку, минуя пожары и толпы людей, озаряющих ночную мглу всполохами трескучего огня.

– Небось пиромасло используют. Эвон как трещит, и цвет белый. – Под нос бубнит Гедрик, затравленно рассматривая проходящих людей. Но внучка даже рада слепящим искрам, вылетающим из обмотанных тряпками кольев. Именно этот свет рассеял дурманящую тьму на злополучном чердаке, сбросив темное одеяло с… Вскрикнув, Ветта вспоминает жуткое видение, никак не связанное с городскими волнениями. Начинается дрожь.

– Повезло же нам приехать прямо к очередным беспорядкам. – Ветта с трудом разбирает слова дедушки, заглушаемые жутким «…блеском но-во-го дня». На своем веку девочка видела восстание, ей не исполнилось тогда и семи лет. Было очень страшно, но не настолько, как сейчас. Рядом падает ошарашенный селянин, зажимая разбитую губу. Чтобы пройти опасные участки разгулявшейся людской стихии, ему пришлось распрощаться с несколькими зубами и одеждой, лохмотьями свисающей с плеч. Постанывая, он произносит:

– Да что же такое? Посмотри, Гедрик, да тут весь город поднялся. Ну почему так-то?! Сбежал от войны, не околел по дороге, так, на тебе, сдохни в сумасшедшем городе! Мрази!

Прямая и широкоплечая спина Гедрика молчит, закрывая внучку. Старик выжидает, пока людской поток переместится ближе к центру города. Для столицы митинги и мятежи в порядке вещей, но, глядя на огненосные колонны, понимает, что оказались в котле крупномасштабного восстания. Не трудно представить творящееся в глубине города. Из-за очередной пограничной войны гарнизон столицы утроен, коричневые «скворцы», как называют стражу, подняты на ноги. А значит, количеством крови можно будет тушить пожары, цепочкой идущие с окраин. Необходимо оказаться как можно дальше от столкновений, при удаче отгородиться не только расстоянием, но каменными стенами, пока паводок агрессии не потеряет силу.

«Продержаться!», – мысль без конца долбится в мозгу, прерываемая Веттой, тянущей за рукав. Гедрик с изумлением видит палец, указывающий на приоткрытую дверь в тупичке, где они решили пересидеть. Стоп! Еще минуту назад дверь была закрыта. Гедрик покоряется настойчивому взгляду абсолютно сухих миндальных глаз, совершая бросок к спасительной двери. Односельчанин разинул рот, но взрыв дымовых шашек и склянок с пиромаслом приводит в чувство, заставляя в панике последовать за кузнецом и девчонкой.

Гедрик влетает в пыльное помещение. Бросив Ветту и пожитки, старик метается обратно к двери, пропускает брата по несчастью и запирает дверь на засов. «Вроде пронесло, но расслабляться еще рано», – пожилой кузнец упрямо мотнул гривой выросших седых волос. Не помешает остричь. Гедрик с трудом верит в невероятную удачу, ведь зайдя в тупик, он пробовал открыть дверь. И спустя несколько минут, стоило отвернуться, как отворена. Как? Или кем?! Расстегивая ворот серой рубахи, «Зверь Роххен», как лет двадцать назад называли лютого наставника в учебных воинских лагерях, снова готов побороться за жизнь. Свою и любимейшей внучки.