Слабая, сильная, твоя…

Глава 19

В один из выходных дней я сидела возле туалетного столика в своей спальне. В «своей», так как Мир уже месяц не переступал ее порога. Я жила здесь совсем одна. В последнее время я завела моду выпивать пару коктейлей на ночь. Какая уже разница! Утром я просыпалась без проблем, а если не выпить на ночь, то можно и протоптаться до рассвета.

Сегодня утром я вышла в гостиную. Там было пусто: значит, Мир ночевал в кабинете. Но туда я не зашла. Просто считала, что мужу будет неприятно мое появление. Если бы он хотел видеть меня, то пришел бы сам. Помявшись возле двери в кабинет, я пошла на кухню за кофе. У кухарки был выходной, и я была этому рада. Все же неприятно, когда видят меня немытую, в халате. А мыться и переодеваться было лень.

На вечер был намечен поход в театр с Полем Ле Февром и его женой — очаровательной юной студенткой Сорбонны. Нас познакомили на совместном ужине, когда собирались все сотрудники офиса с супругами. Мир считал, что иногда надо собираться всем вместе в неформальной обстановке. Такие ужины проводились раз в два месяца и что-то там укрепляли. Так вот, когда Поль подвел свою жену к нашему шефу, я поняла: такая женщина нужна Миру. Он — сугубо материальный, сдержанный, темный, широкоплечий, красивый истинно по-мужски. И она, вся солнечная и воздушная, хрупко-женственная, со звонким смехом и угловато-пленительной пластикой манекенщицы. Такие девушки живут своей особенной жизнью, у них все важно — помада, экзамен, браслет на щиколотке, знак Зодиака. Они знают, что правильно, а что — нет. Такая девушка призвана украсить жизнь любого мужчины, если, конечно, у него хватит средств украсить ее жизнь. На данном этапе у Мира хватило бы средств. Появление Сюзанны я сочла неизбежным.

Тем временем Поль выглядел как-то подавленно. Присмотревшись, я прочитала свои мысли прямо у него на лбу. Я подошла к страдальцу и взяла его под руку. Мальчик повернулся ко мне, такой трогательный в своих терзаниях, что я не выдержала и повела его к бару, чтобы выпить.

В рабочее время я полностью принадлежала Миру, а сейчас могла бы только помешать. Поэтому мы с Полем впервые разговорились по душам. Он немного говорил по-русски, а я немного по-французски. Он пил что-то крепкое, но понемногу, а я опрокинула залпом коктейль. Просто дрогнула рука!

Косясь на идеальную пару — Мира и Сюзанну, — Поль рассказывал мне о своем детстве. Я кивала и уже не отрываясь смотрела, как мой муж танцует и болтает с мерзкой костлявой студенткой.

Я все сидела за туалетным столиком и уже почти плакала. Даже не знаю, чем заняться. Нет работы — нет и меня. В парикмахерскую еще рано, спорт я ненавижу. Только пару раз в неделю бываю в бассейне. Читать книги совсем разучилась.

А как я выгляжу? К тридцати годам я становилась все больше похожа на сушеную рыбу. Узкое тело, узкое лицо. Когда-то украшением моего простенького личика служили яркие голубые глаза. Небольшие, но миндалевидные, с загнутыми вверх густыми ресницами. Теперь глаза казались тусклыми, измученными. Будто я долго смотрела на солнце и обожгла сетчатку. Что-то поделывает сейчас мое солнце? Неважно.

Я достала стильные очки с чуть затемненными стеклами, призванные скрывать усталость очей, нацепила их на нос. Вот так. Теперь я вообще не вижу в себе никаких недостатков. Ни вялости кожи, ни морщинок на лбу. Я поплелась в ванную.

Первый раз в тот день я увидела своего мужа только в семнадцать ноль-ноль. И это при том, что мы с утра находились в одном доме.

Я уже собиралась в салон уложить волосы и сделать макияж на вечер, когда Мир возник на пороге:

— Доброе утро, Ленка! — Он, видимо, совсем рехнулся в своем Интернете, раз считает утром все время с рассвета до ужина. — Я не поеду в театр. Позвонил Бриссар, он приезжает не во вторник, а завтра. Ты знаешь, мне надо к его приезду подготовить договор об аренде цеха и оборудования. Мутота жуткая. А ты поезжай, развлекись.

— Доброе утро, — ответила я и с надеждой уточнила: — Тебе не нужна помощь?

— Что ты! Я справлюсь. Давай, собирайся, а то опоздаешь.

Я уныло поплелась наводить красоту. Мы договорились с Ле Феврами, что заедем за ними. Мир вызвал мне такси, назвал водителю адрес и, на мгновение обнажив в улыбке желтоватые клыки, захлопнул за мной дверцу автомобиля. Он был доволен: поработает вечерок спокойно, один.

Когда такси остановилось возле подъезда нашего молодого коллеги, я увидела его самого, в смокинге, но несколько растрепанного. Он стоял, такой одинокий, на людной улице, встречая растерянным взглядом подъезжавшие машины, наверно, поджидая нас. Я высунулась в открытое окно и спросила:

— Что-то случилось? Где Сюзанна?

Поль взялся за дверцу, и я поняла, что он хочет сесть в такси. Подвинувшись, снова спросила:

— Поль, все в порядке?

Усевшись, он выжал из себя ответ:

— Сюзанна не пойдет в театр.

— Почему? — Надеюсь, мой голос не выдал радости.

— Она уехала к своей мамаше. Мы здорово поругались. А где мсье Шахов?

— Остался поработать над договором. Завтра приезжает Бриссар, так что будет трудный день.

— Элен… — Поль развернулся ко мне, стало ясно, что он хочет сказать что-то важное. — Элен, только представьте: Сюзанна мне изменяет. И вам не кажется странным, что мсье Шахов остался дома и Сюзанна уехала в один и тот же вечер?

— Поль, ты говоришь ерунду. — Мне было жаль мальчика. — Я полностью доверяю своему мужу и думаю, что ты можешь сказать то же самое о своей жене.

— Элен, давайте не пойдем в театр! Мне просто необходимо с кем-нибудь поговорить. Если бы вы согласились меня выслушать! Мне кажется, что вы поймете меня.

Он просил меня о такой малости, как разговор, с видом человека, пребывающего в отчаянии. Конечно, я согласилась. Сегодня я послушаю другого Отелло, и, надеюсь, эта история кончится лучше.

Так мы с Полем и оказались в небольшом, уютном ресторанчике. Это было недорогое место, публика собралась самая простая. Было только начало вечера, но уже несколько человек находились в крепком подпитии. Компании громко разговаривали и смеялись. Мы устроились за длиннющей барной стойкой, справа от меня сидел парень в бандане и пил пиво, а слева от Поля хихикали две малолетки весьма вульгарного вида. Поль, в смокинге, и я, в маленьком черном платье, выглядели здесь словно два надутых павлина в курятнике.

Поль ничего не замечал. Он талдычил о своей Сюзанне. Я мало что понимала из его слов, но улыбалась, когда он улыбался, делала страшные глаза, если он понижал голос, и регулярно чокалась с ним стаканами. Из его рассказа я все же вынесла, что вот уже месяц Сюзанна ведет себя странно, учит русский и меняет тряпки. Она возбуждена, смеется и куда-то часто пропадает. Иногда и ночью. У Поля возникло подозрение, что причина в его шефе, мсье Шахове. Но если я говорю, что он хороший семьянин, то, конечно, он просит прощения за недостойные подозрения. Давайте выпьем за семью! А уверена ли я, что мсье Шахов не уезжал позавчера ночью из дома?

— Конечно, — сказала я, немного похолодев.

Поль напивался со скоростью курьерского поезда. При этом он ни на минуту не замолкал, рассказывая, как он любит Сюзанну, как мечтает о детях, сколько хорошего между ними было. Через каждые пять минут он интересовался, не замечала ли я, что муж охладел ко мне, не находила ли у него на теле следы поцелуев, не видела ли помады цвета утренней розы у него на белье?

Камень воду точит. И через пару часов я уже почти верила в измену Мира так, будто сама держала свечу. Поль бередил мои раны. Ах, как же мне хотелось ответить ему, что мой муж мне верен, все ночи напролет мы проводим в объятиях друг друга и, кроме следов от моих поцелуев и от моей помады, ничего на Мире и его белье нет. Но я не могла этого сказать! Я не видела его тела и его белья уже месяц. Ровно столько, сколько и Поль замечает странности своей половины.