Сладкое Забвение

Знакомое ощущение коснулось моей обнаженной кожи.

Я повернула голову в сторону и увидела Николаса, стоящего в конце коридора, с руками в карманах и ленивым взглядом.

— А я-то думал, что никогда не увижу тебя без розового.

Его глубокий голос коснулся моих ушей, и я вздрогнула от звука, заполнивший тихий коридор. Никогда не увижу тебя без розового. Мой разум перенес это в грязное местечко, где я была голой, а он смотрел на меня. Мои груди напряглись, когда тепло пробежало томной дорожкой между ног. Я сглотнула и отогнала тяжёлое дыхание.

Я почти никогда не носила черное, но сегодня я чувствовала себя не взводе. Может, потому что я знала, что он будет здесь, и мне необходима сила, которую чёрный цвет мог предложить, чтобы притвориться, что его не существует. Он видел меня только в белом или розовом — неудивительно, что большую часть времени он смотрел на меня как на смешную девчонку. Но это к лучшему. Если бы он вернул мне это очарование, я могла бы только представить себе хаос, который оно могло бы принести, и я не начинала бы новый скандал. Никогда.

Все еще прислонившись к стене, я задрала подол платья, пока не показались мои ярко-розовые каблуки.

На его губах появилась легкая улыбка, и он стёр ее большим пальцем, прежде чем засунуть руку обратно в карман. Бабочки порхали низко в моем животе. Если я когда-нибудь и прокляла — по-настоящему прокляла, — то только для того, чтобы описать, как он красив. Это заслуживало непристойного слова, иначе никто не мог бы понять масштаба этого.

— Что, ты понимаешь под «Сладкая Абелли»? — спросила я с задумчивым выражением лица.

Я должна знать, считалась ли я шлюхой для всей Коза Ностры. Жить в наивности не в моем стиле, как бы мне не нравилась правда.

Он поднял темную бровь, сохраняя дистанцию в десять футов.

— Ты хочешь, чтобы я это сказал?

Я медленно кивнула, зажав нижнюю губу между зубами.

Насколько все плохо?

Его взгляд искрился мрачным весельем, хотя сквозь него просачивалась небольшая доля горечи.

— Одна из самых сладких кусков задницы в Нью-Йорке, легко.

Я моргнула. Сглотнула. Хмыкнула, скрывая тяжёлое дыхание. Это именно то, что он знал, что это значит, не обязательно то, во что он верил, верно? И все же я не могла удержаться от тяжести, которая образовалась у меня между ног. Мое платье от ощущения резкости и жара.

Это влечение обжигало, и прежде чем оно оставило шрам навсегда, мне нужно относиться к нему по-другому. Если я буду относиться к нему как к члену семьи — а он скоро им станет, — то, возможно, все это пройдёт.

Я оттолкнулась от стены и подошла к нему. Атмосфера старого ресторана держала заряд. Я вдруг задалась вопросом, было ли это чувство просто реакцией между двумя горючими силами, или моя страсть проникла так глубоко в кожу, что воздух стал гуще, чтобы дышать в его присутствии.

Со вздохом, который можно было истолковать как облегчение, я сказала:

— Ну, не так плохо, как я предполагала.

Я стояла перед ним на расстоянии вытянутой руки. Чувство значимости овладевало мной всякий раз, когда я оказывалась в его обществе, будто я привлекала внимание самого популярного мальчика в школе.

Прошлое все еще сжимало меня, настолько, что настоящее казалось легким, а найти смелость было нетрудно. Я подошла ближе и провела пальцем по краю пуговицы его пиджака.

В его голосе звучало разнообразие его естественной темноты; на этот раз он был грубее, но нисколько не забавным.

— Что я говорил о предположениях?

Так или иначе, его требовательный, властный характер только заставил мои щеки покраснеть. Как легко этот мужчина говорил людям, что делать, и ожидал немедленного повиновения. Серебряная ложка, должно быть, кормила его все детство.

— У меня были все основания полагать, что это что-то другое.

Я просунула черную пуговицу в отверстие и расстегнул его пиджак. Он смотрел на меня, и каждый сантиметр моей кожи горел, будто я стояла слишком близко к огню.

— Я бы с удовольствием послушал твои недоделанные рассуждения, — его тон говорил мне об обратном.

— Так, чего ты хочешь? — я расстегнула его пиджак, обнажив черный жилет, обтягивающий живот. — Просто проверяешь меня?

Его слова были пронизаны резкостью.

— Твоя сестра пьяна, и ты это поощряешь.

— Ох, значит, у меня неприятности?

Я сунула руку в карман его жилета и вытащила сигарету, которая, как я знала, должна была быть там. Я видела, как он держал ее между губами или перекатывал между пальцами, словно пытался бросить курить.

— Обсуди это с моим отцом. Я Абелли, а не Руссо.

Я хотела обернуться, но он схватил меня за запястье.

— Ты не выйдешь на улицу одна.

— Я видела, как кто-то из кухонных работников вышел.

Я попыталась стряхнуть его хватку, но это только привлекло его внимание к моей руке. Его взгляд потемнел на моем кольце, будто он хотел снять его. Я сжала пальцы в защитном жесте, потому что верила, что он может попытаться. Когда его хватка соскользнула с моего запястья, я направилась к задней двери.

— Ты не отправишься на улицу с кухонным персоналом.

Относиться к нему как к члену семьи, верно?

— Николас, найди себе кого-нибудь другого, чтобы командовать...

Я замерла, мое сердцебиение замедлилось, будто их бросили в патоку. Он схватил меня за хвост и не дал сделать ни шагу, словно это был поводок. Мое дыхание остановилось, когда его передняя часть прижалась к моей спине. Он был таким теплым, таким приятным, что я могла бы застонать, если бы у меня имелся воздух сделать это.

Слегка дернув себя за хвост, я склонила голову набок, и его губы коснулись впадинки за моим ухом.

— Скажи мне еще раз, что делать, мать твою.

Моя шея была бы самой чувствительной частью, если бы очевидное не считалось. По моей коже побежали мурашки. Его хрипловатый тон прошёлся по всей длине моего затылка, прежде чем спуститься вниз по позвоночнику и между ног. Моя спина рефлекторно выгнулась.

— Ты не выйдешь на улицу одна. И не с кухонным персоналом тоже.

С полузакрытыми глазами и затуманенным сознанием, потребовалось мгновение, чтобы понять его слова. Я моргнула, пытаясь прояснить голову.