Слишком поздно

— Можно? — нерешительно произнесла я, заходя во внутрь.

— О, Люси, — пристально глядя на меня, ответила руководитель. Она что-то крутила между пальцев. Я прищурилась. Перцовый баллончик? Серьезно? — Ты разве не слышала объявление? На сегодня занятия отменены.

Я прищурилась ещё сильнее. Слишком уж все это подозрительно.

— Я не слышала никаких объявлений.

— Ну, как так? — возмутилась руководитель. — Я разослала письма утром.

Так объявление или письмо? Я открыла рот, чтобы прояснить это, но неожиданно почувствовала, что сдуваюсь, как воздушный шарик пропускающий воздух.

— Что дальше? Проведете ещё одни пробы и решите, что другой кларнетист походит больше? Дайте угадаю: меня попросят из оркестра.

Руководитель опустив голову сидела и стучала по столу тем, что держала в дрожащих руках. Да, это определенно перцовый баллончик.

— Я не понимаю, о чём ты говоришь.

Мне хотелось разреветься, но я затолкала это желание обратно. По крайней мере, постаралась.

— Вы всё понимаете. Я знаю.

Она не сказала ни слова, молча продолжая пялиться на свой стол.

Я вернулась на свое место, взяла в руки кларнет и стала дуть в него изо всех сил, издавая звуки, похожие на что-то среднее между автомобильным гудком и пронзительным писком взбешенной мыши. Я практически слышала, как руководитель оркестра съежилась, поэтому дунула снова... и снова. После третьего раза я поняла, что у меня мокрые щёки. Убрав от лица кларнет, я аккуратно разобрала его и упаковала в футляр, а потом пошла в сторону хорового класса, чтобы подождать в коридоре Алейн. Усевшись на полу, я положила голову на колени, чтобы проходящим мимо были видны лишь волосы и чья-то пара ног.

***

Так спустя полтора часа меня и нашел Майкл. Его мускулистая нога задела мои волосы и я подняла голову.

— Привет. Как тренировка? — От него так и несло хлором.

— Нормально. Устал, — он протянул руку и помог мне подняться. Я прижалась к его груди и так и простояла несколько секунд.

— Как оркестр?

— Я больше не участница оркестра, — отойдя от него, произнесла я.

— Что? Не может быть. Не думаю, что это законно. Ты могла бы засудить их.

— Меня больше не желают видеть в оркестре, — пожав плечами, ответила я. Мне стало легче это принимать: острая боль сменилась глухим стуком.

— Мы что-нибудь придумаем, — сжав мою руку, сказал Майкл.

Я закрыла глаза и опустила голову на его плечо.

— Придумаем.

Через несколько минут из класса с красными щеками и горящими глазами вылетела Алейн.

— Я только что переругалась с половиной хора, — воскликнула она. — Люси… Джулия, нам придётся навсегда остаться лучшими подругами, потому что других друзей у меня, судя по всему, не осталось.

— У тебя есть я, — возразил Майкл.

Алейн толкнула его в плечо. Это не был игривый толчок, потому что звук удара разнесся по всему коридору.

— Ты- парень. Парни и девушки априори не могут быть друзьями.

Майкл поморщился и потер руку.

— Ладно, ладно. А теперь мне нужно отвезти Джулию домой. Я задолжал ей чашку куриного супа с лапшой. Это мое коронное блюдо, его вкус заставляет позабыть обо всех проблемах.

— Сомневаюсь, что оно поможет мне забыть о проблемах, если только ты не подсыпаешь в него героин, — сухо промолвила я.

В этот раз Алейн толкнула в плечо меня.

— Даже не шути на эту тему. К тому же, в супе у героина был бы ужасный вкус.

— А ты пробовала героин? — с самым серьезным видом поинтересовался Майкл, и успел отпрыгнуть до того, как Алейн снова ударила его. — Не думаю, что его принято употреблять именно так.

— Как бы то ни было, ты везешь Джулию домой, — сказала, поправляя рюкзак Алейн. — Я же буду избавляться от помех.

— Избавляться от помех? — повторила за ней я. — Что это значит?

— Пойду поговорю с людьми, которые ожидают тебя, и отвлеку, их, чтобы они не увидели, как ты уходишь, — протараторила Алейн. — Это будет весело. Может быть, я даже дам им лживые интервью.

— Пожалуйста, не делай этого. У меня такое чувство, что это может быстро превратиться в крыс, жующих пальцы моих ног. В любом случае, директор сказала, что на улице пока нет репортеров.

Улыбка на лице Алейн дрогнула.

— Я выглядывала из окна после окончания репетиции. Появилась группа родителей. Может, ещё парочка репортеров. Конечно, это не толпа людей...

— Сколько? — сквозь сжатые зубы процедила я.

— Пятнадцать, может быть, двадцать.

— Это такой мизер, — сухо рассмеялась я. — Когда-то их было куда больше.

— Не думаю, что нам нужно избавляться от помех, — сказал Майкл. — Джулия, надень мою толстовку и немного ссутулься. Мы справимся.

Толстовка Майкла была теплой и немного влажной изнутри. От неё пахло как от раздевалки в бассейне, — хлором, плесенью и потом, но я всё равно влезла в неё, натянула на голову капюшон, а потом прижала к груди учебники и опустила голову.

— Я готова. Пошлите.

На улице ревел ветер и в первую секунду я очень испугалась, думая, что это рев голосов. Но иногда ветер, – это просто ветер. Скопление людей, как и сказала Алейн, было небольшим, – пятнадцать, может двадцать человек. Мне не хотелось, чтобы они заметили меня, поэтому я опустила голову и поспешила к машине.

— Идите, — произнесла Алейн, отступая на несколько шагов назад. — Я останусь здесь и попытаюсь избавиться от помех, если понадобится.

Я решила не спорить. Если завтра в газетах появится информация о крысах, которые в детстве грызли пальцы моих ног, то так тому и быть. Оно того стоить.

— Спасибо, — сказала я, быстро, но в то же время крепко обнимая её.

— От тебя пахнет мужским туалетом, — сморщив нос, воскликнула она.

Каким-то образом, нам удалось добраться до машины незамеченными. Как только я уселась, Майкл рванул вперед, оставляя крыс позади.

Глава 16

Мамина машина была припаркована на подъездной дорожке. У меня внутри всё сжалось.

— Посиди пока здесь, хорошо? — выбираясь из салона, сказала я Майклу.

В доме пахло отбеливателем и дезинфицирующим средством.

— Мама? — позвала её я и мой голос эхом отскочил от высокого потолка в коридоре. — Ты здесь?

Неожиданно, я представила себе, как Райан держит нож у горла мамы, a из-под лезвия стекает тонкая струйка крови. Но я быстро отогнала от себя этот образ. Мой брат никогда не стал бы причинять ей боль, потому что она никогда не причинила бы боль мне. Во всяком случае, физически.