Сломанная нота

Он вздергивает обе брови, все еще выглядя забавным.

— Если ты прикоснешься к ней...

— Не трать мое время на угрозы.

Он выпрямляется и идет к мини-бару, уверенной походкой.

Высокомерный.

Всегда чертовски высокомерен.

Как будто ничто в этом мире не может его расстроить.

И даже если бы это случилось, он бы никому не позволил этого увидеть.

— Хочешь верь, хочешь нет, но это она пришла ко мне, сынок.

— Быт...

— Я уверен, что она сама обо всем договорилась, даже если уехала в спешке.

У меня в голове все крутится. Вай сказала, что Каденс велела ей остаться в доме подруги. Она намекнула, что уезжает Бриз.

Если ее похитят против воли, успеет ли она подготовить свой круг?

— Вот почему ты никогда не влюбляешься, Датч. — Отец наливает себе виски. Он колеблется, а потом наливает и мне. — Это делает тебя слабым. Делает тебя уязвимым. И чем сильнее ты пытаешься защитить эту любовь, — он подносит чашку ко мне, — чем крепче ты пытаешься ее удержать, тем сильнее она хочет вырваться.

Отец жестом призывает своих «мясоедов» отпустить меня. Рон убирает руку, но Люсьен, отпустив меня, бросает вперед.

Мои руки шлепаются на землю, рикошетом отдавая болью в локоть и плечи.

Я поднимаю голову и смотрю на него. Люсьен хмурится и вместе с Роном отступает к краю комнаты.

Отец предлагает мне взять янтарную жидкость.

Я беру чашку и переворачиваю ее. Виски вываливается на ковер и пахнет спиртным.

Отец хмурится.

— В одном ты прав. Вся моя жизнь впереди. Но ты... — Я придвигаюсь к нему: — На кон поставлено так много. И твоя жизнь уже наполовину закончилась. Если ты потеряешь все сейчас, возврата не будет.

Его глаза слегка расширяются, что свидетельствует о его дискомфорте.

Я роняю пустой стакан из-под виски на пол. Он подпрыгивает на ковре, но не разбивается.

— Я собираюсь найти ее, и тебе лучше молиться, чтобы никто не повредил ни одного волоска на ее голове. Если у нее будет хоть один сломанный ноготь, я приду за тобой. Посмотрим, какой ущерб я смогу нанести в реальном мире.

Левый глаз отца подергивается, но это единственный внешний признак его недовольства.

Я иду к двери.

— Она знает. — Кричит мне вслед папа.

Мои ноги внезапно приклеились к земле. Я не могу пошевелить ни единым мускулом.

— Не похоже, чтобы она плакала. Она была так холодна, когда спросила меня, правда ли это. Я ответил «да», и она просто... — Отец останавливается для пущего эффекта. — Она просто вздохнула и кивнула. Как будто это наконец-то стало для нее понятным. Почему ты хотел, чтобы она была рядом. Почему ты ее преследовал. — Он усмехается и наливает себе еще один бокал. — Я никогда не видел, чтобы кто-то так трагически настроился после того, как узнал, что их парень видит в них только личную шлюху.

Я разворачиваюсь, мое лицо громоподобно, но папины головорезы слишком быстры. Меня удерживают за руки, и я снова падаю на пол.

— Ты никогда не получишь того, чего хочешь, Датч. Не сейчас. Никогда. — Отец улыбается мне. — Я предлагаю тебе забыть о той девушке. Она давно ушла. И я имею в виду не только физически. Вот здесь. — Он постукивает себя по груди. — Ты так далеко от нее.

— Что ты сделал? — Вырывается у меня.

— Я открыл ей глаза. Я заставил ее увидеть, что есть мир за пределами тебя. Она расширяется, превращается в то, что ты даже не можешь себе представить. — Отец невозмутимо потягивается. — Я говорю серьезно, когда говорю, что это хорошо для нее. И если ты действительно любишь ее, Датч, ты освободишь ее.

Мои внутренности скручиваются в болезненный узел.

Я не знаю, как она узнала правду, но это бессмысленно. Каденс знала, что ее мама работает с моим отцом. Она знала, что отцу нельзя доверять... почему она пошла к нему, а не ко мне? Почему она решила убежать, а не поговорить со мной?

Шаги раздаются в коридоре снаружи.

Папин взгляд перескакивает на дверь, и его ухмылка становится еще шире. Я вижу это выражение и слишком поздно понимаю, почему он так много болтает, хотя обычно держит свои карты при себе.

Это ловушка.

Мои глаза расширяются, когда я вижу полицейских, заполнивших комнату. Люсьен и Рон отходят в сторону, пока полицейский занимает их место.

Наручники холодные, когда они защелкиваются на моем запястье. Я все еще нахожусь в шоке от слов отца, и мне требуется время, чтобы осознать происходящее.

Как только я это делаю, я начинаю бороться.

— Какого черта вы делаете? Снимите с меня наручники!

Никто меня не слушает.

— Мне нужно найти свою невесту. Мне нужно...

Остаток моих слов превращается в задыхающийся вздох, когда меня вдавливают в землю.

— Осторожно. Осторожно. Он все еще мой сын. — Говорит отец, ухмыляясь, как змея.

Мои глаза горят от гнева, но я беспомощен, и он это знает.

— Датч Кросс, вы арестованы за незаконное хранение наркотиков. Вы имеете право хранить молчание. Вы имеете право на адвоката...

Я не обращаю внимания на полицейских, мой взгляд устремлен на отца.

— Если я сделаю это, то не смогу оторвать её от меня.

— О, Датч. — Отец наклоняет голову и смотрит на меня так, как взрослый смотрел бы на детскую картину. — Неужели ты не понимаешь? Девушка, которую, как ты думал, ты знаешь, в которую ты влюбился, ушла. Ты больше никогда ее не найдешь.

42.

КАДЕНС

Я выхожу из-за ширмы для переодевания и замечаю, что на комоде стоит поднос.

Прямо рядом с кисточкой для макияжа.

Мой желудок болезненно сжимается, и я не думаю, что это было желаемым эффектом. На этот раз еда другая. Суши. Вчера это был салат. Завтра, вероятно, будет что-то другое.

— Он сказал мне, что вы должны поесть. — Говорит визажист.

Она робкая, тихая женщина, которая мало говорит.

Я думаю, не приказали ли ей не разговаривать со мной.

Неважно.

Ее молчание меня вполне устраивает.

— Я не голодна.

Я отодвигаю поднос.

Она изучает меня, словно прикидывая, что будет разумнее — разозлить меня, настаивая, или просто пропустить это мимо ушей.

Мои плечи напрягаются.

В этот момент ее пальцы тянутся к кисточке для макияжа.