Сломанные куклы

Глеб наблюдал за Серовым. Тот, казалось, не очень-то и замечал присутствие на своей территории постороннего. Кустистые брови, согнутая спина и застегнутая до горла телогрейка невероятно старили Сергея.

— Чего так смотришь? Не нравлюсь? Не ты один от меня нос-то воротишь. Торчу вот тут, потому что и жена моя, Маргарита, и тещенька родная моя сюда ногой уж который день ни-ни; заявляют, что воняет здесь… Ну а как не вонять-то, если свалку за ближним забором господа-то наши, городские правители, в прошлом году еще запланировали. Вон, за окном, дымит куча какая полюбуйся… Когда еще картошку по осени-то вместе копали, так они на пару все мне верещали, что я и такой, и сякой, мол, не спросясь их, купил участок с домиком у самой свалки. Ну купил… Так они же сами на меня навалились, когда еще были деньги-то после морей: «Покупай дачу, покупай! Хотим, как у людей!» Тогда им не воняло…

Доставая из шкафчика второй стакан, Серов монотонно бурчал, разговаривая, скорее, сам с собой, чем с Глебом:

— Не-е, я уже три месяца просыпаюсь рано… Как самосвалы на карьер ездить стали, так и начался мой нынешний режим. Да и птиц рядом много, начинают каркать с утра — не уснешь…

Глеб приложил руки к белому боку печурки:

— Электричество тебе еще не отрубили?

Серый презрительно хмыкнул:

— Ну, что же я, совсем, что ли…

— Тогда включай освещение, а то я тебя на ощупь плохо слышу.

— А я привык…

Маленькая лампочка в оранжевом абажуре мгновенно разогнала незаметно наступившие сумерки и сразу же отеплила комнатку. Серый взял чашку и отодвинулся из светлого круга.

— Лежу я тут как-то, в потолок уставился и думаю: «А ведь самые засиженные мухами лампочки — они ведь самые качественные! Дольше других горят».

— А чего ты здесь в потолок смотришь, а не дома?

— Да ну их…

Серый поерзал на диване:

— После морей, когда контора моя развалилась, ну ты же знаешь про эти дела… Радистов-то на берегу никуда особо сейчас не берут… Теща поныла, поныла и пристроила меня в свой зверосовхоз экспедитором. Возить отходы от рыбацких бригад с водохранилища в кормоцех; песцов-то этих, чернобурок, ханориков разных у нас в зверосовхозе рыбными кишками кормят и всякой такой дребеденью… Особенно когда они щенные, то им кровь замороженную из Дании, из Финляндии рефрижераторами привозят, в кормоцехе с рыбной мукой и потрохами эту кровищу перемешивают, а потом в котлах варят… С кормами-то вообще выгодно там работать! Теща уже лет двадцать заведующая холодильником в этом зверосовхозе, кишки импортные морозит. Все учила меня, как перевесы, недовесы делать по потрохам-то… Потом чем-то я начальству ихнему не угодил, не знаю, может, денег мало им от рыбаков привозил или чего другое… Там же откаты денежные на каждом углу, а я особо-то этого не умею… Ну, теща пару раз наорала на меня дома, потом сказала, что директор меня уволил, чтобы я не совался больше в совхоз. В вытрезвитель меня даже сдала, чтобы я по этому поводу-то и не думал рыпаться. Ну, напился я тогда, после увольнения, она этих вызвала, мне ласты скрутили, в «воронок» засунули… Говорят, что я там орал, буянил, колотился, дай бог!

— Били?

— Что ты! Только раз старшина, пожилой такой дядька, зашел в камеру, прижал меня в угол, а другой дежурный ботинки с меня снял и за дверь выставил. Я потом босыми ногами потукал, потукал — больно. Ну я и перестал. Не знаю… Директор-то зверьковый вроде ничего мужик был, может, и не он это придумал, может, теща сама меня сплавила? Да ну ее вообще… Вот такая тряхомудия со мной тогда и приключилась.

Закашлявшись, Серега сильно отхаркался, встал к печке, сплюнул на дрова.

— Пробовал я после этого «бизьнесом» заниматься, но как-то опять не удалось, и ведь все как надо делал, по уму, на мази такое хорошее дело было! Эх… Не повезло, понимаешь… Да чего я тебе тут толкую, небось тебе уже про все это раньше меня доложили.

— Чем сейчас живешь?

Серов внезапно сунулся под абажур, блеснул навстречу сумасшедшими глазами.

— Во! Смотри, Глеб! «Пикалка», кормилица моя ненаглядная!

Неожиданно он вскочил, опять подбежал к печке, резво вытащил из угла неуклюжую металлическую рамку, укрепленную на короткой, толстой, похожей на черенок лопаты, палке. Так же сноровисто Серый достал из шкафа противогазную сумку, обмотанную тонким проводом, и лихо напялил на голову большие черные наушники.

— Мне мужики знакомые на заводе генератор подобрали, остальное я сам по журналу сделал, откалибровал как надо, работает дай боже!

Капитан Глеб почувствовал неприятное волнение.

— Послушай, а для чего тебе все эти дурацкие причиндалы? В войнушку, что ли, с тем дедком на воротах играете?

— Не, что ты! Тут другое… На реке, ну на Стрелке, знаешь же, раньше, в царские-то времена, баржи стояли, разгружались, купцов там всегда было видимо-невидимо, бурлаки пьянствовали, весь берег кабаками был тогда заставлен. Вот я с моей «пикалкой» и брожу там иногда. Монеты нахожу старинные, пуговицы с орлами, крестики разные под берегом-то иногда вымывает. Всяко бывает… Москвичи приезжают иногда за этими вещичками, вот я им, что найду, выгодно и толкаю. Но знаешь, это пока все мелочь, я верное место знаю, где не такими редкостями можно разжиться, крупняк там точно есть; если правильно ухватить, то на всю жизнь хватит!

Увлеченно размахивающий под абажуром длинными руками, весь опутанный проводами, с неуклюжими наушниками на лохматой, нечесаной голове, Серега был страшен.

— Прикинь — покопаешься в обрыве полдня, скинешь по-быстрому, что нарыл, перекупщикам, чекушечку возьмешь, согреешься! И так хорошо становится! И с другими мужиками можно душевно поговорить, и выпить за компанию, там много кто чего путевого рассказывает, роются там по-разному, и с завода приезжают в выходные, из зверушника моего тоже есть несколько ребят. Там у нас своя такая команда организовалась!

Давай, прячь вон под коврик у печки, ну под любой его угол, какую-нибудь мелочугу, медную или беленькую, все равно, угадаю где! Я отвернусь.

Капитан Глеб порылся в карманах. Вытащил монетку, наклонился к домотканому тряпичному половичку.

— Все? Готово?

Сверкая глазами из-под косматых бровей, Серов начал кружить с палкой по комнатке, вслух комментируя свои действия:

— Нет, нету, не здесь… Стоп!

Он застыл на месте и наклонился к полу вместе со своим сооружением.

— Эх, нет! Это гвоздь в половице свистит. Сейчас я твою монету найду, сейчас… Во, здесь!

Торжествующе поднял руку:

— Скорей всего медяк. Пятьдесят копеек. Под правым углом. Точно?

Не дожидаясь ответа Глеба, который как завороженный наблюдал за этим поразительным и диковатым танцем, Серега бросился к половичку:

— А! Что я говорил?! Моя родная все насквозь видит! Знаешь, на берегу с этим агрегатом дробину можно найти! А летом я на курганы планирую походить, там вообще такое! Слушай, а давай вместе! Как тогда, в школе, на велосипедах, на весь день…

Внезапно Серега замолчал, словно потух.

— Это самое… Зачем ты ко мне-то приехал?

Глеб подошел к нему вплотную, тронул за плечо:

— Бросай свое шаманство, давай-ка лучше за жизнь поговорим. Садись.

Волоча по полу палку с рамкой, Серов дошел до дивана и, усталый, опустошенно плюхнулся на свое скрипучее лежбище.

— Хоть ты здесь и замуровался, но наверняка лучше меня знаешь, что там с нашими-то происходит. Какое-то мутное настроение у всех, пересобачились, злятся друг на друга. В чем дело, не объясняют толком, кто не может, кто не хочет. Может, ты что знаешь, а, кладоискатель? Из-за чего это все началось? Ведь перед Новым годом, когда я приезжал, вы ведь все так мирно жили!

Серый почти лежал на диване, разбросав по сторонам безвольные руки, смешно вылезающие из коротких рукавов телогрейки.

— Чего ты от меня-то хочешь?.. Ради бога, оставь меня, ничего мне не надо.

Он приподнялся на локте:

— Тебе-то зачем все это, Глеб?

Едва не сбив абажурчик головой, капитан Глеб Никитин резко наклонился над Серовым:

— Затем, что мы вместе столько лет дружили, вместе пацанами на реке и тонули, и спасали друг друга, а сейчас вы тут как в змеюшнике, готовы друг другу головы открутить…