Сломанный принц

Они оба были в одинаковых розовых халатах на ее кровати, окруженные попкорном и другими сладостями. У обоих были розовые повязки на голове и какие-то странные зеленые маски на лицах, как будто какая-то маска для лица.

— Что с тобой не так, мудак? — спросил я своего начальника службы безопасности, который в тот момент больше походил на уродливую крупную женщину, чем на холодного мафиози-убийцу, которым он должен был быть.

Губы Дома изогнулись. — У нас девичник.

— Ага, — я кивнул. — Ты наконец-то отрастил влагалище? Этого следовало ожидать.

Кэсси закатила глаза и игриво шлепнула Дома по руке. Я позавидовал родству, которое возникло между ними.

— Дом купил мне спа-корзину, чтобы подбодрить меня после плохих новостей, которые я получила от социальных служб, — она улыбнулась ему. — Это было на двоих, поэтому я пригласила его присоединиться.

Я нахмурился. — Какие плохие новости? — ворчливо спросил я. С каждой минутой я все больше и больше раздражался. Она не только искала его в свободное время, но и доверялась ему.

Я никогда раньше не завидовал Дому — я предполагал, что все бывает впервые.

Она пренебрежительно махнула рукой. — Не беспокойся об этом, все в порядке.

Я хочу беспокоиться об этом, подумал я, но промолчал. Дом смотрел на меня, как на научный эксперимент, анализируя каждое слово, каждое движение… Я ненавидел это.

— Ты хочешь присоединиться к нам? — спросила она, и мое раздражение успокоилось, когда я узнал, что она не хочет проводить время наедине с Домом.

Присоединиться к тебе, одной? Да, конечно. Присоединиться к тебе и Барби Дом? Я пас. Я покачал головой. — Нет, я просто хотел сказать тебе, что кассателли были восхитительны.

Она просияла, положив руку на сердце. — Спасибо! Я так рада, что тебе понравилось. В следующий раз я сделаю тебе красные бархатные пеканные брауни, которые ты любишь.

Это согрело мою грудь больше, чем я мог выразить словами.

Я улыбнулся ей, и это тоже показалось странным. Как давно я по-настоящему улыбался?

Я повернулся к Дому. — А еще я рад, что застал тебя. Завтра спарринг? Восемь?

Улыбка Дома стала шире; он знал, почему я хотел спарринговаться. Ну, удачи, придурок. Вы можете подумать, что я не в форме, алкоголик, но я умею драться

грязно. — Увидимся позже, девочки.

Я добрался до тренировочной комнаты всего за несколько минут до того, как Дом спустился с ехидной ухмылкой на лице.

Он знал, что я был зол из-за вчерашнего вечера, и ему это понравилось.

Я размял шею и вышел на ринг, готовясь.

— Даже немного поболтать? — спросил он, его ухмылка стала насмешливой.

— Я думал, ты достаточно поболтал во время своего девичника.

Дом покачал головой. — Мы очень давно не спарринговались. Я скучал по этому, — он снял рубашку, покрутив плечами.

Я сердито посмотрел на татуировку на его груди, которая соответствовала моей… Кинжал, четки и клятва, связывающая нас. Наше клеймо, наша верность нашей крови, нашему наследию, нашей приверженности. Наш девиз был «Честь, Защита, Побеждай» — чти наши клятвы, защищай нашу кровь, побеждай наших врагов.

— Думаю, тебе пора сходить в The Rectory, чтобы снять напряжение.

The Rectory был элитным и очень дорогим секс-клубом, но также единственным в штате, где профессионалы могли справиться с сексуальными предпочтениями Дома.

— The Rectory? — он кивнул. — Может быть, но это ради моего благополучия или ты хочешь, чтобы я оставил тебя наедине с ней? — он усмехнулся. — Ты можешь просто попросить. Я могу исполнить твое желание.

— Чёрт, — я прошипел, когда мой локоть одним движением вылетел, попав ему прямо в глазницу.

— Блядь, — прорычал он, отступая на шаг и поднося руку к глазу. — Ты играешь грязно, Монтанари.

— А ты нет? — спросил я, принимая боевую стойку, сжав руки в кулаки, защищая лицо от ответного удара. — Захватив ее, будучи идеальным и милым джентльменом, — я нанес удар. Он уклонился влево, наконец тоже приняв боевую стойку. Я говорил серьезно, и он это знал. — Она знает, кто ты?

Он вздохнул. — Кто сказал, что я не тот парень?

Он нанес удар, и я остановил его предплечьем. Я стиснул зубы, когда боль от удара отразилась по моей руке, прямо в голову. Я был в большей форме, чем ожидал.

— Я не хочу ее такой, и она не видит меня таким.

То, как он подчеркнул слово «я», заставило мое сердце подпрыгнуть в груди, как у глупого подростка. Он имел в виду, что она видела меня таким? Черт возьми, у меня были проблемы.

— Что с ней происходит? — спросил я, когда мы кружили друг вокруг друга, оба не желая наносить еще один удар.

— Что ты имеешь в виду? Ее жизнь пошла к чертям; тебе нужно быть более конкретным.

Вот он снова меня раздражает. Он точно знал, что я имел в виду.

Я сделал ложный выпад левым хуком и ударил его правым. — Перестань быть мудаком.

Он усмехнулся, потирая челюсть. — Тебя так легко вывести из себя.

Я знал, и все из-за нее. Раньше я всегда хорошо держал все близко к сердцу, но она была как открытая рана, выпускающая все чувства наружу.

— Доменико… — предупредил я его.

Он закатил глаза. — Это было связано с ФБР. Они внесли ее в список «лиц, представляющих интерес» за убийство ее родителей, думая, что она знает больше, чем говорит.

Я остановился. — Это глупо; эта женщина и мухи не обидит.

— Очевидно! И ФБР это тоже знает, но бюрократия не торопится, и пока судья официально не исключит ее из списка, она не может вывести своего младшего брата. За ней нужно присматривать при каждом посещении, потому что она может сбежать, и это сказывается на ней, потому что это никогда не заканчивается.

Я кивнул. — Почему ты мне этого не сказал? Я мог бы помочь.

— Почему ты не спросил ее, как у нее дела, а не дулся, как пятилетний ребенок? Это потому, что когда она тебя касается, ты чувствуешь что-то в сердце и в штанах?