Случайная вакансия
Шрифт:
Эндрю уставился на Пупса:
— Он же самый умный.
Он загасил сигарету о земляной пол, стыдясь отцовского идиотизма. Саймон в очередной раз показал свою тупость. Поливал помоями горожан, высмеивал их возню, кичился своим паршивым домишком на горе, а потом услышал звон, да не понял, где он; теперь семья позора не оберётся.
— Выходит, Сай-Мой-Зай решил погреть руки, — заключил Пупс.
Пупс однажды был приглашён к ним на чаепитие и услышал, как Рут говорила мужу «Сай, мой Зай»; кличка приросла.
— Да, типа того, — ответил Эндрю, а сам задумался, как бы помешать
— Бывают же такие совпадения, — сказал Пупс. — Кабби тоже решил баллотироваться. — Он выпустил дым через ноздри, глядя в стену поверх головы Эндрю, и спросил: — За кем же пойдут избиратели? За сопляком или за мудаком?
Эндрю захохотал. Он обожал, когда Пупс обзывал его отца мудаком.
— Такое дело надо перекурить, — сказал Пупс, зажав сигарету в зубах и похлопывая себя по бёдрам, хотя прекрасно знал, что конверт лежит у него в нагрудном кармане. — Вот. — Открыв клапан, он показал Эндрю содержимое: бурые зёрна размером с горошины чёрного перца в грубом порошке раскрошенных стеблей и листьев. — Называется сенсимилья.
— Это ещё что?
— Почки и побеги неопылённой конопли, — объяснил Пупс. — Приготовлено специально для вашего наслаждения.
— Чем она отличается от обычной дури? — спросил Эндрю, которому Пупс пару раз приносил в «каббину» восковые кусочки чёрной смолы каннабиса.
— Просто дымок другой, — ответил Пупс, загасив свою сигарету, достал из кармана упаковку папиросной бумаги и слепил вместе три листочка.
— У Кирби взял? — поинтересовался Эндрю, вороша пальцем и нюхая бурую смесь.
Все знали, что у Ская Кирби всегда можно разжиться наркотой. Он учился на класс старше. Его деда, старого хиппаря, не раз привлекали за выращивание анаши.
— У него. Кстати, есть один тип, зовут Оббо, — добавил Пупс, вытряхивая табак из сигарет на папиросную бумагу, — в Филдсе живёт, так у него можно достать абсолютно всё. В том числе и герыч.
— Не, герыч не надо, — возразил Эндрю, не сводя глаз с Пупса.
— Никто и не предлагает, — сказал Пупс, высыпая сенсимилью поверх табака.
Скрутив косяк, он лизнул край бумажного квадратика и тщательно утрамбовал содержимое.
— Кайф, — с довольным видом протянул он.
Свою новость он хотел предварить употреблением сенсимильи — для разогрева.
Взяв у Эндрю зажигалку, он сжал косяк губами, раскурил и глубоко, вдумчиво затянулся, а потом выдохнул длинную голубую змейку дыма и повторил этот процесс ещё раз.
— Мм, — протянул он, задерживая дым в лёгких, и передразнил Кабби, которому Тесса как-то подарила на Рождество справочник сомелье: — Пряный букет. Сильное послевкусие. С нотками… зараза… — Хоть он и сидел, его качнуло; он выдохнул и захохотал. — Курни.
Эндрю наклонился к нему и взял косяк, ухмыляясь от предвкушения и от вида блаженной улыбки Пупса, которая совершенно не вязалась с его обычной, насупленной, как при запоре, миной.
Он затянулся и сразу почувствовал, как от его лёгких исходит удивительная сила, которая снимает напряжение и придаёт лёгкости. Ещё одна затяжка — и его разум будто встряхнули, как перину, разровняли каждую складочку, и всё стало гладко,
просто и хорошо.— Кайф, — эхом повторил он за Пупсом и заулыбался звукам своего голоса.
Вкладывая косяк в нетерпеливые пальцы Пупса, он смаковал ощущение полного благополучия.
— Хочешь, расскажу кое-что клёвое? — предложил Пупс, непроизвольно ухмыляясь.
— Валяй.
— Я вчера её трахнул.
Эндрю чуть не спросил «кого?», но его затуманенный рассудок подсказал: Кристал Уидон, естественно, Кристал Уидон, кого же ещё?
— Где? — задал он дурацкий вопрос, хотя интересовало его совсем другое.
Всем своим закованным в траурный костюм телом Пупс вытянулся ногами к речке. Эндрю без единого звука вытянулся в противоположном направлении. В детстве, оставаясь друг у друга ночевать, они всегда спали «валетиком». Уставившись в каменный потолок, под которым медленно плыл голубой дым, Эндрю сгорал от нетерпения.
— Я сказал Кабби и Тесс, что еду к тебе, — смотри не проболтайся, — предупредил Пупс. Он сунул косяк в протянутую руку Эндрю, а потом сцепил на груди свои длинные пальцы и стал слушать собственный рассказ. — А сам на автобус — и в Поля. Встретились у винного.
— Возле бензоколонки? — уточнил Эндрю.
Он сам не мог понять, к чему задаёт такие идиотские вопросы.
— Ну да, — подтвердил Пупс. — Пошли мы с ней к складам. Там есть общественная уборная, а за ней скверик, деревья. Тихо, народу никого. Уже темнело.
Он сменил позу и отдал хабарик Эндрю.
— Вставить было труднее, чем я думал, — сообщил Пупс, и Эндрю замер; хотел заржать, но побоялся упустить откровенные подробности. — Когда я пальцами к ней залезал, и то мокрее было.
У Эндрю из груди поднялся смешок, но застрял на полпути.
— Еле-еле вставил. Не думал, что у неё такая тугая.
Эндрю видел, как над тем местом, где полагалось быть голове Пупса, поднимается струйка дыма.
— Кончил секунд через десять. Когда вставишь как следует, это уже такой кайф.
И снова Эндрю подавил смешок, ожидая продолжения.
— Я в презике был. Лучше бы, конечно, без него.
Хабарик перешёл к Эндрю. Сделав затяжку, Эндрю призадумался. Еле-еле вставил; кончил через десять секунд. Не так чтобы очень, но он бы за это отдал всё. Он вообразил распластавшуюся перед ним Гайю Боден и тихо застонал; хорошо ещё Пупс не услышал. Задыхаясь от эротических видений, попыхивая хабариком, Эндрю не мог унять эрекцию, хотя наваливался животом на согретый его телом клочок земли и старательно прислушивался к мягкому речному течению в считаных футах от своей головы.
— Что в этой жизни главное, Арф? — спросил Пупс после долгой мечтательной паузы.
Ощущая приятное головокружение, Эндрю ответил:
— Секс.
— Ага, — радостно подхватил Пупс. — Главное — потрахаться. Инстик… инстинкт продолжения рода. Долой презики. Плодитесь и размножайтесь.
— Ага, — подтвердил Эндрю и наконец засмеялся.
— И смерть, — продолжил Пупс. Его поразил вид гроба: такие тонкие стенки отделяли настоящее мёртвое тело от этих любопытных стервятников. Правильно он сделал, что не стал дожидаться похорон. — Она тоже кое-что значит, верно? Смерть.