Случайная вакансия

Автобус остановился напротив главного входа в Юго-Западную больницу, ярдах в двадцати от огромного прямоугольного здания из бетона и стекла. Перед входом зеленели аккуратные островки травы и молодые саженцы; с ними соседствовал целый лес указателей.

Выйдя на остановке вместе с двумя старушками, Кристал сунула руки в карманы спортивных штанов и огляделась. Она успела забыть, какое отделение назвала ей Даниэлла; помнила только номер палаты: двенадцать. С небрежным видом, как бы случайно, Кристал подошла к ближайшему столбику и прищурилась: тарабарщина какая-то, строчка на строчке, слова такие, что язык сломаешь, и стрелки — налево, направо, наискось. Читала Кристал еле-еле; печатные знаки в большом количестве вызывали у неё смятение и враждебность. Исподтишка разглядев стрелки, она поняла, что на них вообще нет ни одной цифры, и двинулась следом за старушками-попутчицами к двойным стеклянным дверям.

В вестибюле толпились люди; здесь вообще невозможно было сориентироваться. Она увидела оживлённый магазинчик за стеклянной перегородкой; ряды пластмассовых стульев, сплошь занятых, как ей показалось, людьми, жующими сэндвичи; в углу — кафе без единого свободного места, а в середине — вроде как шестигранный прилавок, где перед мониторами сидели женщины, отвечавшие на вопросы посетителей. К ним и направилась Кристал, не вынимая руки из карманов.

— Двенадцатая палата где? — хмуро спросила она.

— На третьем этаже, — в тон ей ответила женщина.

Самолюбие не позволило Кристал задать уточняющие вопросы; она отошла в сторону, увидела в дальнем конце вестибюля лифты и вошла в тот, который отправлялся наверх. Палату она искала минут пятнадцать. Почему, спрашивается, не написать на стрелках цифры вместо этих идиотских длинных слов? Когда она, поскрипывая кроссовками по линолеуму, шла вдоль нескончаемой стены салатного цвета, кто-то окликнул её по имени:

— Кристал?

Это была её тётка Черил, рослая, широкая в кости, с чёрными у корней волосами, крашенными в бананово-жёлтый цвет, одетая в джинсовую юбку и тесную белую маечку. Толстые руки от костяшек пальцев до плеч покрывала татуировка; в каждом ухе болталось множество золотых обручей, похожих на кольца для занавесок. В руке она держала банку кока-колы.

— А эта, стало быть, не соизволила? — спросила Черил, широко, как часовой, расставив голые ноги.

— Кто?

— Терри. Не пожелала прийти?

— Да она не в курсах. Я и сама токо услыхала. Мне Даниэлла позвонила.

Черил откупорила банку и начала заглатывать кока-колу; поверх жестянки за Кристал следили крошечные глазки, утонувшие в широком плоском лице; покрытая белыми крапинками кожа напоминала свиную тушёнку.

— Это я ей сказала тебе позвонить. Мать честная, старуха трое суток лежала пластом, и ни одна сволочь к ней не заглянула. Представляю, каково ей было. Чёрт-те что.

Кристал не спросила, почему сама Черил не прошла два шага до Фоули-роуд, чтобы известить Терри. Как видно, сёстры опять расплевались. Отследить их отношения не было никакой возможности.

— Где её палата? — спросила Кристал.

Черил повела её за собой, громко шлёпая по линолеуму резиновыми босоножками без задников.

— Да, — спохватилась она. — Мне тут журналистка какая-то звонила, насчёт тебя.

— Честно?

— Номер оставила.

Она и рада была бы расспросить подробнее, но они уже вошли в мертвенно-тихую палату, и Кристал вдруг испугалась. Её поразил запах.

Бабуля Кэт изменилась почти до неузнаваемости. Одну половину её лица жутко перекосило, как будто мышцы стянуло проволокой. Рот свело; один глаз вроде как ввалился. К ней пластырем крепились какие-то трубочки, а в руку была вставлена игла. Когда прабабка лежала, её изуродованная грудная клетка особенно бросалась в глаза. Одеяло вздымалось и проседало в неожиданных местах, как будто нелепая голова на цыплячьей шее торчала из бочки.

Когда Кристал присела рядом, бабуля не шевельнулась. Она смотрела в никуда. Одна щуплая рука слегка подрагивала.

— Она не разговаривает, но вчера вечером позвала тебя по имени, два раза, — мрачно сказала Черил поверх края жестяной банки.

У Кристал спёрло дыхание. Она хотела взять бабулю за руку, но боялась сделать ей больно. Стала подвигать пальцы к её ладони, но остановилась на простыне, в паре дюймов.

— Рианнон приходила, — сообщила Черил. — Джон тоже был, и Сью. Сью хочет с Анной-Мари связаться.

— А где она щас? — спросила Кристал, приободрившись.

— Где-то во Френчи, что ли. Тебе известно, что она родила?

— Да, слыхала, — ответила Кристал. — Кто у неё?

— Без понятия. — Черил отхлебнула из банки.

Кто-то в школе ей сказал: «Слышь, Кристал, твоя сестрица-то с пузом!» Её взволновало это известие. Она, значит, будет тётей, даже если никогда не увидит этого младенца. Всю свою жизнь Кристал грезила об Анне-Мари, которую забрали у матери, когда Кристал ещё не было на свете, и перенесли в другое измерение, словно сказочную фею, прекрасную и таинственную, как тот мертвец у Терри в ванне.

Бабуля Кэт шевельнула губами.

— Чего? — переспросила Кристал, склоняясь над ней в полуиспуге-полурадости.

— Хочешь чё-нибудь, баба Кэт? — громогласно спросила Черил, и на них стали оглядываться другие посетители.

Кристал слышала только хрипы и постукивания, но баба Кэт явно силилась что-то выговорить. Черил нависла над ней с другой стороны, придерживаясь рукой за металлические прутья в изголовье кровати.

— Ох… мм… — вырвалось у бабули.

— Чего? — в один голос переспросили Кристал и Черил.

Кристал уловила движение глаз — слезящихся, мутных глаз, направленных на её гладкое юное лицо с раскрытым ртом, склонившееся над прабабкой: озадаченное, выжидательное, боязливое.

— …реб-лей… — выдавил надтреснутый старческий голос.

— Бредит, — объявила Черил, обращаясь через плечо к робкой супружеской паре у соседней кровати. — Трое суток на полу пластом лежала, шутка ли дело?

Но у Кристал навернулись слёзы. Палата с высокими окнами растворилась в тенях и искусственном свете; ей привиделась тёмно-зелёная вода и яркая солнечная вспышка, разбитая всплеском вёсел на бесчисленные сверкающие осколки.

— Да, — шепнула она бабуле Кэт. — Да, я занимаюсь греблей, ба.

И соврала, потому как мистер Фейрбразер умер.

VI

— Где портрет разукрасил? Опять с велосипеда навернулся? — спросил Пупс.

— Нет, — ответил Эндрю. — Сай-Мой-Зай приложил. Я пытался объяснить этому уроду, что он всё не так понял насчёт Фейрбразера.

Они с отцом были в сарае — грузили дрова в две корзины, чтобы отнести в гостиную и поставить по обеим сторонам камина. Саймон ударил Эндрю поленом по голове, тот упал на поленницу и ободрал прыщавую щёку.