Служители зла
Шрифт:
Кажется, после сегодняшних идиотских галлюцинаций у нее уже нет другого выхода — придётся обратиться к психотерапевту. Иначе она станет опасной для окружающих.
Анна сжала виски ладонями.
«Да уж, — усмехнулась она. — Попытка бегства не удалась, мой ангел. Увы, но скрыться от той насмерть перепуганной девочки, которая прочно поселилась в душе после смерти Мишки, той самой девочки, которую ты пыталась раздавить, как танком, железными доводами рассудка, не удалось, милая…»
Мимо нее прошла блондинка, вежливо улыбнувшись на ходу.
— Их еще не привезли?
Голос блондинки прозвучал немного издалека. Анна вздрогнула:
— Кого?
— Да этих двух ребятишек, угодивших под машину…
— Нет.
Она вспомнила о страшном известии. Конечно, да… Здесь ведь это случается редко?
Анна достала сигарету. В пачке их осталось только две — кажется, сегодня она явно перебрала свою дневную норму.
Еще бы.
Почему их так долго не везут?
Она позвонила домой и немного успокоилась — Душка и Павлик были дома. Значит, беда случилась не с ними. Значит, беда случилась с ДРУГИМИ ДЕТЬМИ.
По радио передавали веселую и навязчивую рекламу — на мотив известной песенки Глории Гейнор «Я все преодолею».
Слова звучали издевательски.
«Зайди в «Эфир», — предлагал женский голос, по силе заметно уступающий гейноровскому. — Все станет просто и ясно — жизнь окрасится новыми красками. Зайди в «Эфир».
Как в космос выйди…
Анна закурила новую сигарету. Ее руки тряслись.
Детей не везли.
Почему они так задерживаются?
Впрочем, могла случиться поломка «скорой».
«В любом случае — это еще не твои дети. Поэтому успокойся…»
Но тревога не оставляла ее.
Она спустилась к телефону и набрала номер бара, где теперь работал Кирилл.
«Мой концептуальный режиссер Кирилл теперь ведет стриптиз-шоу», — мрачно усмехнулась она.
Может быть, он сможет вырваться из объятий очередной красотки и поедет домой?
Анне все-таки будет спокойнее, если дети будут не одни…
— Кирилл! Тебя к телефону!
Шепот над ухом заставил его прерваться.
— Кто? — спросил он.
— Жена, — едва заметно усмехнулась Ариадна.
Он отошел в тень.
На сцене в медленном танце по-змеиному извивалась обнаженная фигурка. «Ты в ритме танца…»
До объявления следующего номера, как прикинул Кирилл, у него оставалось несколько минут.
Он взял трубку.
— Я слушаю, — сказал он.
— Кирилл, я задерживаюсь. Пожалуйста, милый, освободись пораньше, а? Дети там совершенно одни…
— А ты?
— Я же говорю — у меня работа!
— У меня тоже работа, — раздраженно сказал он, понимая, что слишком резок.
Анна помолчала, но потом попросила:
— Кирилл, я все понимаю. Но сейчас так получилось, что я не могу уйти. Должны привезти детей в тяжелом состоянии. А Душка с Павликом одни. Попытайся отпроситься, а? Может быть, сегодня Ариадна управится без тебя?
— Что там с этими детьми? — пропустил он
мимо ушей ее колкость относительно Ариадны.— Сбило машиной, — ответила Анна.
Черт! Почему-то сразу всплыли Душка с Павликом…
Кирилл посмотрел на Ариадну.
Она стояла, глядя на просцениум, где извивалась девица, и едва заметно улыбалась.
«А ведь она слышит каждое слово Анны, — подумал Кирилл. — Слышит. Черт знает как это у нее получается, но она все слышит».
— Хорошо, я попробую, — пообещал он и повесил трубку.
— Я подвезу тебя, — сказала Ариадна. — Дети — это святое.
И она с наслаждением дотронулась до своего живота.
Мира так долго бродила по улицам, что ноги стали болеть, как будто она только что закончила марафон. Марафон — это вообще-то из прошлой жизни, Мирочка. Из той поры, когда в воздухе пахло свободой, родители еще не были чудовищами с приклеенными улыбочками, а сестренка была жива.
Злость и обида прошли, уступив место безнадежности. Она почти успокоилась — к безнадежности и отчаянию Мира почти привыкла.
Сев на лавку, мокрую от снега, она потерла опухшие ноги и огляделась.
Где-то шуршал останками листьев ветер. Ох, как боялась раньше Мира этих шорохов, наделяя их голосами!
— Ш-што за ш-шрань эта ваш-ша Ш-штарая Пустош-шь, — сердито передразнила их Мира, показав язык неведомо кому, смотрящему сквозь ветви в телескоп луны.
И, не сдержавшись, стукнула кулачком.
О, как ей хотелось уничтожить это место!
— Оно выпило из нас жизнь, — пробормотала она.
Сжав кулаки, закрыла глаза, и темнота ее воображения мгновенно заселилась жуткими картинами.
Взрыв огня, превращающий Пустошь в горстку пепла… Огромные полчища саранчи, сметающие все на своем пути, не оставляющие камня на камне…
Колокольчики…
— Ми-ла, видишь, как глемят колокола?
Перед глазами всплыло смеющееся личико.
Воспоминание о сестренке стерло улыбку с Мириного лица. «Нет, — отмела Мира сладкие картины мести. — Пока здесь остался хоть один ребенок, я не стану этого делать. Ради тебя, малышка… Все было бы куда проще, если бы я могла просто умереть. Если бы в душе у меня еще не было греха. Но — я уже не безгрешна, а значит, я вернусь. Вернусь снова, чтобы стать куклой. Чтобы…»
Она судорожно глотнула воздух и закончила мысль, холодно глядя в темноту:
— Нет, вы не дождетесь еще одного чудовища, мои дорогие… Я помню, что сюда не возвращаются только дети.
Темнота теперь снова разговаривала.
Павлик зажал уши, чтобы не слышать, но голосам было наплевать. Они находили лазейки, проникали в мозг и не переставали издеваться над ним.
Грубые и мужские, они постепенно вытеснили Женский Голос, который мальчик от отчаяния уже считал своеобразной защитой. Они сквернословили и ругались, утверждая, что мальчик им не нравится, он им мешает.