Смерть и жизнь больших американских городов

Этот прирост может растечься по пригородам, полупригородам и унылым новым «промежуточным» зонам, распространяясь из унылых внутренних старых городских районов, где преобладает вялая промежуточная плотность.

Или же мы сумеем извлечь выгоду из этого прироста населения в городских ареалах и хотя бы часть его использовать для усиления несостоятельных ныне городских районов, кое-как ковыляющих при промежуточной плотности, и довести их до такого состояния, когда (совместно с другими условиями генерации разнообразия) уплотнение будет способствовать развитию живой, неповторимой, полнокровной городской жизни.

Трудность состоит уже не в том, чтобы при высокой плотности в городских ареалах избегать губительных эпидемий, антисанитарии и эксплуатации детского труда. По-прежнему думать в подобных категориях — анахронизм. Нынешняя трудность состоит в том, чтобы в городских ареалах избавиться от губительной апатии и беспомощности.

Решение не может заключаться в бесплодных попытках проектировать внутри городских ареалов новые самодостаточные малые или средние города. Эти ареалы и без того уже усеяны аморфными, раздроблёнными участками, которые в прошлом были сравнительно самодостаточными и цельными малыми или средними городами. Втягиваясь в сложную экономику городского ареала с его огромным выбором в отношении места работы, отдыха и покупок, они сразу же начинают утрачивать цельность и сравнительную самодостаточность в социальном, экономическом и культурном планах. Городская экономика XX века несовместима с изолированной жизнью малых и средних городов на манер XIX столетия.

Столкнувшись с фактом роста и без того многочисленного населения крупных городов и городских ареалов, мы сталкиваемся с необходимостью оказать разумную помощь подлинной городской жизни и увеличить экономическую силу городов. Глупо отрицать тот факт, что мы, американцы, — городская нация, живущая в условиях городской экономики, и, отрицая это, терять по ходу дела и подлинно сельские участки внутри городских ареалов, как это у нас на протяжении последних десяти лет неуклонно происходило со скоростью примерно в 3000 акров в день.

Разум, однако, не главенствует в этом мире, и нет уверенности, что он будет главенствовать и в этом вопросе. Безрассудная догма, будто такие здоровые районы, как густонаселённый бостонский Норт-Энд, не могут из-за своей густонаселённости не быть трущобами и средоточием зла, не была бы принята современными градостроителями так, как она ими принята, не имей место два фундаментально различных взгляда на концентрированные скопления жителей и не будь эти два взгляда эмоционально обусловленными по сути своей.

Большие объём и плотность человеческой массы, характерные для крупных городов, очень часто автоматически считают злом. Это распространённая аксиома: люди очаровательны в малых количествах и отвратительны в больших. Если стоять на этой точке зрения, отсюда следует, что концентрацию людей нужно физически минимизировать всеми способами: уменьшать, насколько возможно, само их количество и, кроме того, поддерживать иллюзии пригородных лужаек и свойственной малым городкам безмятежности. Отсюда следует также, что бьющее ключом разнообразие, присущее большим концентрированным скоплениям людей, нужно приглушать, прятать, сглаживать, стыдливо превращая в подобие более разреженной, более податливой откровенной однородности, часто свойственной зонам со сравнительно редким населением. Отсюда следует, что беспокойные существа, каковыми являются люди, когда их собирается вместе много, необходимо распределять по клеткам и убирать с глаз долой, добиваясь максимальной тишины и порядка, точно на современной птицеферме.

Но есть и другой взгляд. Свойственные крупным городам большой объём и плотность населения можно считать положительными факторами, веря в их ценность как мощнейшего источника жизненной силы и полагая, что на малом пространстве они дают возможность проявиться колоссальному, бьющему через край богатству различий и возможностей, во многом уникальных, непредсказуемых и благодаря этому ещё более ценных. Если стоять на такой точке зрения, отсюда следует, что с присутствием в крупных городах больших масс людей, собранных вместе, нужно не только честно мириться как с физическим фактом. Отсюда следует, что нужно приветствовать это как благо, повышать, где необходимо для цветения городской жизни, концентрацию людей, добиваться зримо оживлённой публичной уличной жизни, максимально обеспечивать и поощрять экономическое и визуальное разнообразие.

Системы взглядов, как бы они ни претендовали на объективность, основаны на эмоциях и ценностных установках. В эмоциональном плане развитие современного градостроительства и жилищных реформ базируется на угрюмом неприятии городской концентрации людей как желаемого явления, и эта негативная эмоция способствовала интеллектуальному умерщвлению градостроительства.

Эмоциональная убеждённость в том, что высокая плотность населения в крупных городах нежелательна как таковая, не может принести городам, их дизайну, планировке, экономике и жителям ничего хорошего. Лично я считаю высокую плотность благом. Задача состоит в том, чтобы способствовать городской жизни горожан, размещая их плотно и вместе с тем разнообразно, обеспечивая им хорошие возможности для развития городской жизни.

12. Некоторые мифы, касающиеся разнообразия

«Смешение способов использования выглядит уродливо. Оно вызывает автомобильные пробки. Оно привлекает в район разрушительные способы использования».

Таковы некоторые из «страшилок», побуждающих крупные города противиться разнообразию. Эти суждения оказывают воздействие на принципы зонирования. Они способствовали тому, что перестройка городских участков стала стерильным, сверхрегламентированным, выхолощенным мероприятием. Они стоят на пути такого градостроительства, которое сознательно поощряло бы спонтанное развитие разнообразия, создавая для этого развития необходимые условия.

Сложное переплетение разных способов использования в больших городах — отнюдь не хаос. Напротив, это разновидность утончённого и высокоразвитого порядка. Главная задача моей книги — показать, как этот утончённый порядок работает.

И все же при том, что сложные смеси и комбинации зданий, способов использования и уличных картин необходимы для успешного функционирования городских районов, не несёт ли разнообразие с собой вдобавок такие минусы, как неэстетичность, конфликтующие способы использования и транспортные заторы, о чем твердят градостроительная молва и литература?

Представления об этих минусах основаны на впечатлениях от районов-неудачников, страдающих не от избытка, а от недостатка разнообразия. Перед глазами встают картины унылых, изношенных жилых районов, по которым разбросаны кое-какие захудалые предприятия. Картины таких малоприбыльных способов использования земли, как свалки утиля и стоянки подержанных автомобилей. Картины кричаще-безвкусной, беспорядочной, навязчивой торговли. Ничто из перечисленного, однако, не является признаком цветущего городского разнообразия. Наоборот, это признаки той старческой дряхлости что воцаряется на городских территориях, где полнокровное разнообразие либо не сумело произрасти, либо выдохлось со временем. Это признаки того, что происходит с полупригородами, которые поглощаются городами, но оказываются не в состоянии развиться и вести себя экономически как успешные городские районы.

Цветущее городское разнообразие, чьим катализатором служит комбинация таких факторов, как смешение первичных способов использования, частота улиц, разнообразие зданий в отношении возраста и накладных расходов, а также высокая концентрация пользователей не сопровождается теми минусами, какие обычно приписывает разнообразию градостроительная псевдонаука. Ниже я постараюсь это доказать и объяснить, почему эти «минусы» являются фантазиями, которые как все фантазии, принимаемые чересчур всерьёз, отрицательно влияют на реальную деятельность.