Смерть на Параде Победы
Шрифт:
— Я не по поводу лимитных книжек, Вера Станиславовна, у меня более важное дело, — Алтунин помолчал несколько секунд, решая, как лучше сказать, и решил переть напролом, потому что время дорого, и вообще, с такими вот дамочками, искушенными в увертках и прочем коварстве, «напролом» лучше. «Напролом» почти всегда лучше, за редким исключением. Сила солому ломит. — Меня, Вера Станиславовна, интересует гражданин Половинкин Федор Тихонович, он же Федя-Половник. Вы его знаете, не так ли?
— Что-то смутно припоминаю… — Будницкая картинно подняла вверх правую руку и коснулась лба хрупкими изящными пальцами. — Был у меня такой знакомый. Давным-давно…
Тон, которым было произнесено «давным-давно», наталкивал на мысль о том, что на самом деле Будницкая видела
— Послушайте, что я вам скажу, Вера Станиславовна…
— Может, просто Вера? — перебила Будницкая. — Или уж «гражданка Будницкая», если на то пошло! Я не настолько стара, чтобы то и дело вспоминать мое отчество!
— Не стары, — согласился Алтунин. — Тридцать семь лет, это разве старость? Это ж самый расцвет! И жаль мне будет, гражданка Будницкая, если вы не доживете до тридцати восьми!
— Вы мне угрожаете? — Будницкая повела головой и высоко вскинула тонкие, выщипанные в ниточку брови.
— Что вы! — разыграл удивление Алтунин. — Всего лишь предупреждаю! Возможно, вы действительно не видели в последнее время Федора Тихоновича Половинкина. Тогда мы на этом можем закончить. Я еще принесу вам извинения за беспокойство, встану и уйду…
Вставать и уходить Алтунин не спешил.
— Но если окажется, что вы с Половинкиным продолжаете знакомство, что он вас навещает, что вы знаете, где он проживает, то тогда я, гражданка Будницкая, не дам за вашу жизнь ломаного гроша.
Алтунин выждал небольшую паузу. Отметил, как раскрылись и заблестели глаза Будницкой, как дрогнули ее губы, как порозовели щеки и понял, что стоит на верном пути. «Яблочко созревает на глазах», говорил в таких случаях майор Ефремов.
— Половинкин — не просто бандит, а фашистский диверсант, заброшенный к нам с очень важным заданием, — продолжил Алтунин. — Ему терять нечего, к высшей мере его приговорили еще в сорок первом, только вот приговор в исполнение привести не успели, а жаль. Половинкин знает, что мы его ищем, он собирается покинуть Москву, но перед этим он непременно «зачистит концы», то есть уберет всех, кто хоть как-то может на него вывести. Это первая причина, по которой я не дал бы за вашу жизнь ломаного гроша. Если вы встречаетесь с Федей, то одна из ближайших ваших встреч станет роковой. Вторая причина — если у нас будут доказательства того, что вы являлись пособницей фашистского диверсанта…
Будницкая вздрогнула и затрясла головой.
— Пособницей фашистского диверсанта! — повторил Алтунин, повысив голос. — И, возможно, укрывательницей! Это вам, гражданка Будницкая, не шутки-хаханьки. У нас для пособников и укрывателей вражеских диверсантов предусмотрено всего одно наказание — высшая мера социальной защиты! Сегодня арестовали, завтра осудили, после суда исполнили. Снисхождения не будет, поверьте.
— Я не знала! — всхлипнула Будницкая, заламывая руки. — Я думала, что он отсидел и теперь работает по снабжению! Он предлагал мне в Ленинград с ним ехать! В Театр комедии обещал устроить, у него там знакомства! Я же актриса…
Из красивых глаз Будницкой хлынули слезы. Она повалилась на бок и громко зарыдала, закрыв лицо руками. Алтунин совершил традиционно полагающиеся действия — открыл форточку, обеспечивая доступ свежему воздуху, сел рядом со стаканом воды в руке, улучив момент, передал стакан Будницкой, которая тут же вылила его на покрывало, говорил что-то успокаивающее… Ничего не помогло, Будницкая успокоилась только через четверть часа. Умолкла, потерла ладонями лицо, буркнула что-то и убежала умываться. Вернулась не скоро, Алтунин успел заскучать, но зато держалась спокойно, только нижняя губа едва заметно подрагивала. Снова села на кровать, напротив Алтунина, вздохнула и спросила:
— Вы мне правду про Федора сказали или на понт взяли, как последнюю дуру?
— Как я могу вас за дуру считать? — в том же духе ответил Алтунин. — Все, что я сказал, — истинная правда. Иначе бы я к вам и не пришел. Отдел по борьбе с бандитизмом,
Вера, не интересуется отбывшими наказание снабженцами… Где сейчас Половникин?— Не знаю, — пожала плечами Будницкая. — Он говорил, что живет в каком-то общежитии у черта на куличках, на Мироновской улице, кажется. Там нет телефона. Он сам приходит. Сюда, не в ресторан, в ресторане он всего один раз был, когда объявился весной. Звонит из автомата на углу, и если я одна дома, то поднимается. Последний раз был в среду. Пришел утром, в половине одиннадцатого, ушел в два…
Будницкая сделала правильные выводы. Рассказала все, что знала, и показала Федины подарки — бусы из крупного жемчуга, золотые серьги с бриллиантами и золотой браслет, тоже с бриллиантами. «Серьги заграничные из золота 750-й пробы с бриллиантами каплевидной формы по два карата каждый» вспомнил Алтунин пункт первый из перечня драгоценностей, составленного женой дантиста Шехтмана. «Повезло, — подумал он. — Это называется: „Раз — и в дамках!“».
Алтунин вышел в коридор, позвонил в МУР, попросил прислать двух человек для засады в квартире, где жила Будницкая, и пошел на кухню знакомиться с соседкой, открывшей ему дверь. Заодно познакомился и с третьей жительницей квартиры, учительницей немецкого из двадцать девятой школы на Смоленском бульваре. В двух словах, не особо вдаваясь в подробности, описал им ситуацию, предупредил о том, что в квартире будет организована засада, попросил не волноваться и никому посторонним ничего не рассказывать, а затем попросил взять паспорта и пройти в комнату к Будницкой. Для составления протокола изъятия вещественных доказательств требовались двое понятых…
Половник появился в Большом Каретном в понедельник, восемнадцатого июня, в половине восьмого вечера. На Петровке в этот момент только что закончилось партсобрание. Подполковник Сальников, лишившийся величественности вместе с секретарской должностью, в одиночестве спускался по лестнице, стараясь не слушать, как наверху сотрудники поздравляют с избранием старшего оперуполномоченного отдела по борьбе с мошенничеством майора Камардина. Алтунин тоже был в толпе, окружившей Камардина. Люди вокруг громко шумели, и он не сразу понял, что говорит ему Семенцов и почему тот настолько возбужден, словно это его избрали секретарем парторганизации…
В молодости, в самом начале бандитских дел, у Федора Половинкина была другая кличка — Борзач. Получил ее Федя не за свою прыть, а за замечательно острое обоняние. Он мог с завязанными глазами определить, кто из дружков-товарищей стоит перед ним, мог, понюхав щепоть махры, сказать, чего и сколько в нее подмешали, ну а тухлую селедку чуял за километр. Кличка Федору не нравилось, да и какому вору могло оно прийтись по душе? «Борзач» сильно смахивало на «легаш», а «легашами» зовут известно кого. Поэтому, попав в первый раз за решетку, Федя стыдной клички сокамерникам не назвал, и те, по созвучию с фамилией, прозвали его Половником. Половник — нормальная кличка, ничего позорного в ней нет, никаких постыдных ассоциаций она не вызывает. О своем чутком обонянии Половинкин впредь предпочитал не распространяться. Те, с кем он начинал, давно сгинули, кто от воровского ножа, кто от милицейской пули, кто от пьянства.
Неладное Половник почуял сразу, как только Верка, у которой сегодня был выходной, открыла ему дверь. Из квартиры, в которой жил только один мужчина, некурящий доцент МГУ, не пахло, а прямо-таки несло запахом мужских тел и дешевого табака. Оперативники, сидевшие в засаде, несколько дней подряд не попадали домой и не имели возможности ни помыться, ни сменить одежду. Оба они были курящими, но выходить курить на лестницу не имели права и потому смолили по очереди в открытую форточку. Часть дыма при этом распространялась по кухне и коридору. Можно было предположить, что к кому-то из Веркиных соседей, про которых Половник у нее заранее все выспросил, пришли гости, но гости интеллигентных людей пахнут иначе. Да и в Веркиных бесстыжих глазах сегодня плескалась не страсть, а страх. Как-то затравленно смотрела она на Федю, не по-обычному, не так, как всегда.