Смерть наяву

Поэтому гостиница была для нас лишь временным пристанищем. Наутро я намеревалась снять квартиру у надежных людей, которые не станут задавать лишних вопросов и будут держать язык за зубами.

Роальд долго не мог заснуть. Он ворочался на скрипучей кровати, то и дело охал, вздыхал, поднимался, подходил к холодильнику и глотал минеральную водичку прямо из горлышка бутылки.

Я вполглаза наблюдала за Голицыным — вдруг ему вздумается выбраться из номера и пройтись по коридору в поисках приключений.

Но Роальд ограничивался круговыми движениями по комнате, разве что один раз он минут на пять остановился возле моей кровати.

Голицын стоял, держась за балдахин, и внимательно смотрел на меня. Я притворялась, что сплю, хотя прекрасно видела его силуэт сквозь неплотно сомкнутые ресницы.

«Неужели полезет ко мне в постель? — устало думала я. — Ему бы сейчас выспаться по-хорошему, ведь неизвестно, что ждет нас завтра».

Роальд явно колебался. Он то делал решительный шаг к моему ложу, то смущенно отступал назад. Наконец он пошел на компромисс с самим собой и осторожно сел на край кровати, стараясь, чтобы пружины не скрипели.

В этом положении он пробыл еще минуту-другую, потом кашлянул, отыскал под одеялом мою руку и начал неуверенно ее поглаживать.

— Не сейчас, Роальд, — твердо произнесла я, не открывая глаз.

— Но Женя…

— Утром поговорим.

Я не думала, что Роальд так легко отступится. Но он, казалось, вздохнул с облегчением. Добравшись до своей кровати, Голицын закутался в одеяло с головой и, свернувшись калачиком, мгновенно заснул.

Утро наступившего дня, как и следовало ожидать, принесло новые проблемы.

Роальд проснулся ни свет ни заря и попытался немедленно улизнуть из номера.

— Куда? — окликнула я его уже на пороге. — Это что еще за самодеятельность?

— Так за пивом! — с укоризной посмотрел на меня Роальд. — Ты что, хочешь, чтобы я подох от похмелья? До ларька и обратно!

— Какого ларька! — в гневе вскочила я с кровати. — Ты что, с ума сошел?

— Так пиво ж не водка, — оправдывался Роальд. — Ты просто не понимаешь, какое у меня сейчас состояние. Меня утешить надо, а ты…

Я подошла к двери и, вынув ключ из замка, положила его в карман халата.

— Никуда ты не пойдешь! — безоговорочно заявила я. — Даже и не думай.

Роальд прищурился и, выдержав «мхатовскую» паузу, с угрозой произнес:

— Между прочим, у меня клаустрофобия, понятно? Понимаешь, о чем я говорю?

— Разумеется, — кивнула я. — Боязнь замкнутого пространства.

— Очень редкая болезнь, — медленно наступал на меня Роальд. — И очень опасная.

— Ни фига не редкая, — не уступала я. — Сплошь и рядом, куда ни плюнь.

— Разве? — слегка обиделся Роальд. — Ну это ты, пожалуй, загнула.

— И вовсе не опасная, — добила я его. — Разве что с похмелья. А если хочешь пива, то его можно заказать из номера по телефону, и вовсе необязательно куда-то бежать. У тебя просто башка не варит после вчерашнего, дорогой мой. Совсем как дитя…

В Голицыне действительно сейчас проступало что-то детское. Как в облике — обиженно искривленный рот, трогательно нахмуренные брови, так и в поведении — стремление немедленно удовлетворить свои желания, полный отказ считаться с требованиями здравого смысла и жесткий, целенаправленный эгоизм.

На фоне его выпирающих из-под тонкого шелка рубашки мускулов и римского профиля, придающего лицу мужественность, замашки обиженного дитяти выглядели довольно комично.

«Вот бы показать тебя таким, как ты есть, твоим многочисленным поклонницам, чтобы полюбовались!» — мелькнула у меня жестокая мысль.

Роальд решил, что не стоит идти на конфликт со мной, и, успешно преодолев приступ клаустрофобии, спокойно подошел к телефону и заказал пиво в номер, потребовав две бутылки портера.

Он повесил трубку и повернулся ко мне, иронически улыбаясь.

— Ну что, мой генерал? — спросил он беззлобно. — Как видите, бунт на корабле успешно усмирен. Будем дружить дальше?

— Обязательно, — заверила я его. — Хинди-руси бхай-бхай.

— Жду новых указаний.

— Быстро пересядь в кресло к окну. И пожалуйста, без вопросов.

Пока Роальд недоуменно пожимал плечами и перемещался по комнате, я неотрывно смотрела на дверь. Изогнутая ручка из желтого металла медленно поворачивалась, но, встретив преграду, вернулась в прежнее состояние. Вслед за тем в дверь тихо постучали.

— Кто там?! — крикнула я.

— Приехал ваш завтрак, — ответил мне ласковый женский голос.

Я вынула из-под подушки пистолет, подошла к двери, сделав знак Роальду оставаться на месте, прислушалась и повернула ручку.

Затем быстро отошла на несколько шагов, сунув руку в карман халата.

— Входите, открыто.

Дверь отворилась, сначала в проеме показался столик на колесиках, а вслед за ним появилась немолодая женщина в форменной одежде с неестественно добродушной улыбкой на усталом лице.

— Приятного аппетита, — она сдернула салфетку с приборов и, сложив ее пополам, собралась уходить, видя, что мы не настроены давать чаевые.

— А пиво? — нетерпеливо спросил Роальд, бегло осмотрев завтрак на столе.

— Индивидуальные заказы выполняются в индивидуальном порядке, — с этой загадочной фразой женщина из обслуги исчезла, выдав на прощание ослепительную улыбку. — Приятного вам аппетита.

Пиво действительно принесли через десять минут. Вышколенный официант внес две бутылки портера так, словно это был букет орхидей, и, с поклоном водрузив их на декоративный камин, удалился.

Завтрак не заинтересовал Роальда, а вот на пиво он набросился с урчанием.

Я едва успела выхватить у него бутылку и сделать один глоток — не с целью «поправиться», а чтобы протестировать содержимое. Ведь после двух покушений на Голицына можно было ожидать чего угодно.

— Теплое, нет? — не понял смысл моего маневра Голицын. — Да возьми себе вторую!

Вторую я тоже опробовала. Портер как портер. Вроде не прокисший.

С урчанием влив в себя одну за другой обе бутылки, Голицын сладко потянулся.