Смерть под Рождество

— Но медицинской страховки для такого лечения, наверное, недостаточно.

— Конечно. И в таком случае присутствие всех этих дорогих вещей в комнате Лизы становится совершенно необъяснимым. Что же это? Одного ребенка в семье балуют в ущерб другому?

— Нет, Даниел, мне кажется, дело в том, что у Брайана есть работа, его будущее обеспечено. Он потомственный пекарь Фезербриджа и пойдет по стопам отца и деда. И с ним все в порядке. Ну, с зубами плохо, что-то не так в поведении — это все не суть важно. Иное дело — Лиза. Ей не так-то легко в этом маленьком городке. Симпатичная, но небезоговорочно. Я думаю, отец счел разумным вложить все средства в ее приданое.

Хэлфорд скосил на нее глаза.

— Эти выводы ты сделала из собственного опыта?

— Нет, я росла в большом городе. Помню, в юности часто воображала себя дамой. Лиза, я думаю, тоже.

— Забавно, что ты сравниваешь себя с Лизой. У нее ведь не было матери, которая могла что-нибудь посоветовать.

— Тем более, значит, у нее больше поводов повыпендриваться.

Он потянулся, чтобы взять еще морковку, но коллега бросила ему на колени пустой пакет. С притворной обидой Хэлфорд перекинул его Мауре.

— Придется тебя направить на повторное прохождение курса воспитания молодых девиц.

— Ты прав, Даниел, — засмеялась Маура, — как только я научилась работать полицейской дубинкой, немедленно забыла все премудрости дисциплин этого курса.

Дом оказался именно таким, каким его запомнила Маура. Вокруг шла каменная стена высотой чуть больше метра, похожая на пояс, который заканчивался застежкой в виде белых деревянных ворот. Сад был запущен до предела. Обе стороны дорожки окружали не то низкие деревья, не то разросшиеся кусты. Ветки с мокрой листвой били по спине — то еще гостеприимство! — а в некоторых местах кусты вообще выползали на дорожку и мешали пройти к двери. Немного в глубине виднелись кое-как обрубленные лозы, похожие на куски разделанного старого электрического кабеля, они были собраны в кучи и присыпаны желтой травой. Из этих холмиков торчали какие-то прутья. «К дому Гейл Грейсон можно подойти только этим путем, — решила Маура. — Стоит сойти с дорожки, обязательно вляпаешься в какую-нибудь грязь».

Первоначально крыша дома была тростниковая. Теперь ее покрывала потрескавшаяся со временем черная черепица. Это здание было, пожалуй, самым старым в Фезербридже. Маура вспомнила мрачную кухню с оконными стеклами из бутылочного стекла. На эту особенность тогда еще обратил ее внимание Хэлфорд, ибо в середине XIX века, когда строился Фезербридж, такое было не принято. Тем не менее округлый побеленный фасад, вместе с окрашенными в черный цвет оконными переплетами, каким-то образом даже приятно гармонировал с остальными строениями городка.

Уже не в первый раз подумала Маура о том, как жилось здесь все эти годы Гейл Грейсон, в этом чужом и неуютном для нее мире. Пеленки, которые нужно постоянно стирать, прокисший апельсиновый сок, плач ребенка по ночам. А вся эта шумиха в прессе: месяц ее имя не сходило с первых полос газет, затем все сократилось до двух-трех строчек, затем и того меньше, а потом вовсе затихло. Мауру восхищало решение этой женщины остаться здесь. Ведь у Гейл Грейсон есть родина, ей есть куда вернуться. Может быть, это из-за дома?

Рядом с входной дверью, у куста ежевики, стоял темно-голубой велосипед. Педали были заляпаны засохшей грязью. Хэлфорд позвонил. Предстоящий разговор легким быть никак не обещал. Резкие отрывистые ответы миссис Грейсон по телефону свидетельствовали о том, что настроена она весьма враждебно. И все же Маура была спокойна. Если и есть кто-нибудь, кто может совладать с этой свидетельницей, так это только Хэлфорд. Он, как никто другой, умел сопереживать допрашиваемому. Это было его коньком. Хэлфорд был настоящим мастером вести подобные допросы.

Открыв дверь, Гейл Грейсон сразу на Хэлфорда не бросилась. Но то, как хозяйка на него посмотрела, менее мужественного человека заставило бы отступить шага на три.

Хэлфорд достал удостоверение.

— Старший инспектор Скотланд-Ярда Даниел Хэлфорд. У нас к вам несколько вопросов, связанных с гибелью Лизы Стилвелл.

Миссис Грейсон перевела взгляд с Хэлфорда на Мауру.

— Добрый день, миссис Грейсон, — улыбнулась Маура, стараясь говорить как можно дружелюбнее. — Я знаю: для вас это трудно, так же как, впрочем, и для нас. Но может, будет удобнее, если мы войдем в дом и присядем?

Гейл продолжала смотреть на Мауру, вцепившись в ручку двери так сильно, что пальцы ее побелели. Она молча повернулась и направилась в дом. Детективы за ней.

В прихожей было довольно мило. Белые стены увешены детскими рисунками. Забавный, добрый детский сюрреализм — зеленое солнце с розовыми лучами, скачущие тонконогие животные без глаз. А вот когда они вошли в гостиную, сердце Мауры екнуло.

Три года назад в этом доме можно было проводить съемки для журналов, посвященных декорированию загородных коттеджей. Каждая комната являла собой цветник, чуть ли не оранжерею, только вместо живых цветов — хотя они в комнатах тоже были — здесь радовали глаз всеми цветами радуги разнообразные накидки, драпировки, салфетки и прочее, не говоря уже о картинах на стенах. Светлая дубовая мебель только слегка проглядывала из-за всего этого, как сквозь густую листву бывают видны стволы деревьев.

Теперь гостиная выглядела, как чисто прибранная рабочая комната в монастыре. Над камином единственная картина, изображающая городской пейзаж. На окнах простые белые занавески. Кое-где на мебели появились темные пятна. Неубранная зеленая елка — единственное свидетельство приближающегося Рождества — задвинута в дальний угол. Напротив камина стояли большой вязальный станок с начатой работой — что-то очень привлекательное, белое с черным, — две прялки, одна большая, другая поменьше, а также несколько корзин с цветной пряжей и однотонной шерстью. Здесь было еще несколько механизмов, видимо, тоже для вязания, назначения которых Маура определить не могла. От всего этого веяло каким-то холодом и… каким-то сверхъестественным упорством. Взгляд Мауры задержался на большом керамическом кувшине. Наверное, сравнение с монастырем было неправильным. Скорее, это похоже на прядильню XVII века, только хорошую прядильню.

Миссис Грейсон вначале направилась к узкой низенькой скамейке, но затем решила выбрать сколоченное из планок кресло у камина. Прежде чем сесть на узкую скамью, долговязый Хэлфорд с досадой осмотрелся вокруг. Выглядел он сейчас, как подросток, которого заставили сесть на детский стульчик. Маура вынула блокнот и, заняв место на скамье у окна, принялась незаметно изучать Гейл Грейсон.

Три года, прошедшие со дня трагедии, сделали ее намного старше. Сказалось, конечно, и материнство. Раньше лицо ее было округлым и нежным, каштановые волосы блестели. Мауре она тогда показалась похожей на куколку. Казалось бы, такое горе, беременность и все прочее, но, несмотря на все это, миссис Грейсон тщательно за собой следила. Они встречались в те трагические дни несколько раз, и Гейл всегда была аккуратно одета, консервативно, правда, как и положено беременной женщине, — шерстяная юбка и широкий пуловер. Маура тогда еще пошутила, что для англичанки это вполне нормально, но для американской девушки из Джорджии довольно странно. Ведь они там выползают из своих джинсов, наверное, только когда идут на воскресную службу в церковь.

Теперь миссис Грейсон стала более угловатой и ростом как-то меньше. Лицо похудело, слегка приподнятый подбородок, темные большие глаза, опушенные густыми ресницами. Короткие аккуратные пальцы, которые украшало только обручальное кольцо. Но больше всего изменились ее волосы. Они уже не блестели, кое-где их даже тронула седина. Маура знала, чтобы достичь такого эффекта, некоторые модницы платят деньги, и немалые, а вот у Гейл Грейсон все это от природы и от горя.

С ее лица взгляд Мауры переключился на одежду. Белая хлопчатобумажная кофта, чистая и выглаженная, джинсы. Туфли обуты на босу ногу. Настоящая американка.