Смертоносная зима
Шрифт:
— Значит, это идет не от вас.
— Нет, не от нас. И не от вас. И не от Джабала.
— Илсиги, — сказал Вис.
— Илсиги? — выпалил в крайнем изумлении Стратон, наконец-то свободный. — Черви! — Он смотрел на человека, объявленного нисийцами вне закона, припоминая странное молчание улиц.
— Илсиги, — повторил Вис. — Ну, и чего будет стоить твоя или моя жизнь, когда это грянет? Та еще будет резня.
Все новые посланцы несли вести. Большинство из них были черными и крылатыми.
Один, с неким амулетом на лапе, приземлился в Лабиринте. Другой опустился
Еще один опустился на куст, а потом запрыгнул на подоконник на улице Красных Фонарей.
Хаут, вернувшийся домой после того, как лично доставил одно из посланий, обнаружил розу, воткнутую за ручку двери, и побледнел.
Он сунул ее за пазуху с таким отвращением, будто это была змея.
— Я весьма надеюсь, — сказала Ишад, когда он вошел, — что впредь ты будешь любезнее. Стилчо — не твой.
— Да, — с готовностью согласился Хаут.
— Ты полагаешь, что я погрязла в праздности.
— Нет, госпожа.
— Торопиться — как это по-нисийски! Как это по-нисийски — столь надменно и бесцеремонно совать нос в мои дела! Похоже, иногда я действительно кое-что забываю. Твой укор, право же, кстати.
— Я всего лишь пытался позаботиться о…
— Хаут, Хаут, Хаут! Уволь меня от объяснений. Ты решил, что стал незаменимым. Точнее, надеешься, что стал таким. — Ишад отбросила в сторону накидку из розового шелка. — Подобные ситуации, однако, случаются редко.
— Госпожа…
— Ты боишься, что я невнимательна к деталям. Ну, Хаут, возможно, ты и прав. Принимаю твое суждение. И твое предостережение тоже. Я желаю, чтобы ты поработал для меня. Сам, раз уж ты стал таким искусным.
— Поработал? Но как?
Она улыбнулась, подошла и дотронулась пальцем до выглядывавшей у него из-за пазухи розы.
— Возьми на себя Роксану. Убери ее с моей дороги.
Глаза Хаута расширились.
— Стилчо тебе поможет в этом, — сказала Ишад. — Роксана уже не та, что была раньше. Нико об этом позаботился. И еще у тебя есть Джанни. Верно? Уверена, что могу возложить на тебя это дело.
В открытое окно влетела еще одна птица и взгромоздилась на спинку стула. Эта прилетела из верхнего города. На ее чернильно-черной ноге было магическое кольцо, и она принялась точить свой острый, как копье, клюв о стальные когти, поглядывая на них безумными золотыми глазами.
— А, это ты, — улыбнулась Ишад и вновь обратилась к Хауту:
— Сделай хоть что-то полезное. Накорми ее. Но гляди, чтобы она не отхватила тебе пальцы.
— Верховный жрец, — сказал Хаут, имея в виду того, от кого прилетела птица. Само послание, которое птица пронзительно прокаркала, он понять был не в силах.
Вопросы, вопросы, вопросы.
— Малин желает получить ответ на свои вопросы, — произнесла Ишад и улыбнулась, потому что они не заставят себя ждать, хотя придут и не тем путем, как ожидает Верховный жрец. — Скажи Джанни: пусть берет Нико, если ему угодно. И если может. Скажи при первом же удобном случае.
— Где
ты был? — Черный Лисиас из Третьего отряда засыпал Страта, вошедшего в конюшню за Черной линией, вопросами. — Мы обыскались…— Скажем так: у меня была неотложная встреча. — Страт схватил его за рукав. Удивительно, но франт Лисиас выглядел сегодня как настоящий забулдыга, и от него разило рыбой. Вот в каких условиях приходилось работать теперь Третьему отряду. Страт втолкнул его в покосившуюся подсобку, где хранилась упряжь. Сквозь трещины прохудившейся крыши проникал солнечный свет. Гнедая, которой до смерти здесь надоело, фыркнула, дернулась и лягнула ногой доски стены. Лягнула еще раз, и строение зашаталось, готовое вот-вот обрушиться.
— Проклятье! Да прекрати ты!
Воцарилась мрачная тишина. Только лошадь фыркала и трясла хвостом.
— Что-то затевается, — наконец сказал Стратон. — Ты слышишь меня?
Лисиас молчал.
— Ты что-нибудь знаешь?
— Есть кое-что о Нико. Кое-какие слухи о том, где он находится. Верхний город, жрецы… Туда мы добраться не можем. От Рэндала передали: он говорит, что Роксана нервничает из-за прошлой ночи, она тоже ищет его. Нужно спешить. Но куда — мы еще не знаем. Кама где-то недалеко, я ее еще не видел. Мелант — внизу, на пристани. Кали пытается выйти на тех, от Сетмура. У нас есть…
По спине Страта пробежал холодок. Он крепко схватил Лисиаса за плечо.
— Слушай, я опять ухожу. Передай по цепочке: пусть Третий отправляется на позиции в полной готовности.
— Ты собираешься…
— Тебя это не касается. Действуй.
— Хорошо, — сказал Лисиас и нырнул за угол, оставив дальнейшие расспросы.
Страт задержался немного в этом едва освещенном помещении, пытаясь подавить противное, удивительно напоминающее панику чувство. Ему нужен дневной свет, нужен…
Ему нужны простые ответы.
Кадакитис потеряет империю…
Нико в беде.
Заговоры расползаются по Санктуарию, как черви по тухлому мясу. Темпус не торопится, планы Рэндала рухнули. Стратон не считал себя дураком, нет, совсем не считал; в гнусной комнатенке там, наверху, мужчины и женщины пытались его сделать им, но он неизменно вытаскивал из них все их ничтожные тайны, лишь немногие из которых представляли интерес, и они выплескивали все перед тем, как отправиться — на свободу или в преисподнюю. Он не особенно гордился этим своим умением, разве что острым умом, позволявшим видеть лживые ответы. Именно благодаря этому он стал главным дознавателем пасынков: известное терпение и несомненная способность распутывать хитросплетения человеческой мысли.
Теперь его способность обратилась внутрь себя самого, обнаруживая пустоты и исследуя пути, которыми у него не было желания следовать.
«Она, она, она», — стучало в голове, мысль балансировала на краю тьмы более темной, чем способны были воспринимать глаза, — темноты утробы, темноты непознаваемого, темноты теплой, уютной, в которой теряли себя все другие провалы памяти и восприятия. Их слишком много — этих провалов. Он обрел некий мир. Он культивировал его, поздравляя себя с тем, что спасся. Вечное бегство стало для него пищей насущной, самим веществом, из которого он создавал уважение к себе.