СМИ в Древней Греции

Церемония взятия слова в собрании кажется жестко регламентированной, но точно установить ее правила не представляется возможным хотя бы потому, что гомеровские поэмы — литературные тексты, не ставящие себе целью детально описать все процедуры. Первым высказывает свое мнение старший по возрасту или тот, кто созвал собрание. Затем обычно следует неловкое молчание, после чего слово берет второй оратор: он всегда [28] встает, возвышаясь над сидящими присутствующими. Но всегда ли он выходит на середину, как часто утверждают? [29] Ничто в текстах не указывает на это, поскольку обычно отмечается, без дальнейших уточнений, что персонажи просто встают и садятся. В определенных обстоятельствах, однако, говорящий действительно занимает в собрании центральное место. Так происходит, если герой берет в руки скипетр, что придает словам особый вес, или когда к собранию обращается вестник: поскольку определенного места у него нет, он, естественно, становится посреди присутствующих. Но независимо от того, выходит ли оратор на середину или остается на своем месте, он оказывается в точке пересечения взглядов, т.е. в символическом «центре» собрания. В то же время репликами часто обмениваются мгновенно, а выход на середину при каждом выступлении сильно замедлил бы дело и затруднил процедуру. Стоит принять во внимание и чисто практические соображения, прежде всего акустического свойства: аудитории слышно гораздо лучше, если ораторы выступают с места; если же каждый говорит из середины круга, хорошо его слышат только находящиеся впереди, тогда как те, что оказываются у него за спиной, попадают в невыгодное положение.

28

За исключением XIX песни «Илиады», где раненый Агамемнон говорит прямо с места, не выходя на середину.

29

Ср., например: Detienne M. Les maitres de verite dans la Grece archaique. P. 84 sq.; Ruze F. Op. cit. P. 56.

Кто же выступал на собраниях? Всякий ли имел право взять слово? Судя по текстам, высказываться можно было свободно. Однако же всего несколько персонажей на самом деле выступают публично: Ахилл, Улисс, Агамемнон, Нестор, Диомед у ахейцев; Гектор, Приам, Антенор и некоторые сыновья Приама у троянцев [30] . Всякий раз речь идет о пяти или шести персонажах, которые составляют совет или часть совета. Но что это нам дает для реконструкции реалий гомеровской эпохи? И в этом случае необходимо принять в расчет рамки эпопеи: сказитель выставляет на первый план определенных героев и не может, если ему дорого внимание слушателей, отвлекать их от развития сюжета повествованием о слишком большом количестве второстепенных персонажей. Однако же Терситу, посмевшему высказать перед всеми собственное мнение, здорово достается от Одиссея:

30

Ruze F Op. cit. P. 63.

...но незапно к нему Одиссей устремился. Гневно воззрел на него и воскликнул голосом грозным... [31] Рек — и скиптром его по хребту и плечам он ударил. Сжался Терсит, из очей его брызнули крупные слезы; Вдруг по хребту полоса, под тяжестью скиптра златого, Вздулась багровая; сел он, от страха дрожа; и, от боли Вид безобразный наморщив, слезы отер на ланитах [32] .

31

«Илиада», II, 244-245.

32

Ibid., II, 265-269.

Почему этого персонажа так грубо ставят на место? Потому ли, что он, как часто утверждалось, представитель простонародья? Но исследования показали, что Терсит и сам был знатным (aristos). Тогда потому, что он нарушил неписаное правило, по которому слово предоставлялось лишь нескольким привилегированным лицам из числа знати? Или перед нами сугубо литературный эпизод, где Терсит играет роль шута?

Вернемся к ходу собраний. Что удивительно для нас, во время гомеровских собраний не происходит собственно прений. Персонажи не слушают друг друга, не приводят доводов, не отвечают другим ораторам. Например, Телемах открывает на Итаке собрание, чтобы привлечь внимание к трудностям, которые создает длительное отсутствие его отца, владыки острова, Улисса. Его заботят в первую очередь женихи, расхищающие его имущество; женихи, однако, не обращают на его слова ни малейшего внимания, как если бы они ничего не слышали.

На собраниях не голосовали, не принимали решений. Торжествовало обычно мнение, высказанное последним. Не служили ли в подобных условиях собрания лишь для того, чтобы передать народу, демосу, ту или иную информацию или представить ему ряд монологов, на которые он не мог ответить? Иногда это действительно так: в начале «Илиады» безмолвствующий народ присутствует при ссоре Агамемнона и Ахилла, обращающихся друг к другу и, по-видимому, не берущих в расчет слушателей. Но зачастую не имеющая права голоса толпа реагирует шепотом, разного рода шумом или волнением. Так происходит после речи Агамемнона, который

Так говорил — и ахеян сердца взволновал Агамемнон Всех в многолюдной толпе, и не слышавших речи советной. Встал, всколебался народ, как огромные волны морские, Если и Пот их и Эвр, на водах Икарийского понта, Вздуют, ударивши оба из облаков Зевса владыки; Или, как Зефир обширную ниву жестоко волнует, Вдруг налетев, и над нею бушующий клонит колосья; Так их собрание все взволновалося; с криком ужасным Бросились все к кораблям; под стопами их прах, подымаясь, Облаком в воздухе стал [33] .

33

Ibid., II, 142-151.

Видно, что это толпа анонимов, сравнимая с полем, с морем, которое колышут ветры; она никогда не изъясняется словесно — если ей и приходится это делать, то не открыто, перед всеми, а потому, что поэт облекает в слова пробегающие по ней звуки. Когда Улисс расправлялся с Терситом,

Так говорили иные, взирая один на другого: «Истинно, множество славных дел Одиссей совершает, К благу всегда и совет начиная, и брань учреждая. Ныне ж герой Лаэртид совершил знаменитейший подвиг: Ныне ругателя буйного он обуздал велеречье» [34]

34

Ibid., II, 271-275.

Итак, собрание реагирует, выражая одобрение или отказ посредством нечленораздельных звуков или ропота. Между двумя группами — знатью и народом — не может состояться настоящего обмена мнениями, поскольку между собой они говорят на разных языках.

Все же некоторые примеры позволяют думать, что демос был изредка способен высказываться без обиняков и срывать решения власть имущих. Подобным образом на Итаке мудрый Ментор призвал присутствующих выступить против женихов [35] , и, судя по последующим событиям, призыв этот возымел действие [36] . Точно так же собрания троянцев в «Илиаде» поддерживают Гектора, а не царя, созывающего собрание. Таким образом, в тех, пусть и редких, случаях, когда собравшийся народ мог если не высказать собственное мнение, то хотя бы выразить отношение к тому, что предлагала знать, формировались зародыши политической жизни: поддерживая ту или иную сторону, можно было влиять на решения царей или даже противостоять им [37] .

35

«Одиссея», II, 239 слл.

36

Ibid., XVI, 375 слл.

37

Mosse С. La Grece archaique d'Homere a Eschyle. P. 72.

Прием чужеземца: гостеприимство

Еще одна хорошо разработанная в гомеровских поэмах область коммуникации относится к приему чужаков. В греческом слово «гость» (xenos) обозначает также чужеземца, незнакомца, того, кто не принадлежит к данной общине, на кого смотрят с подозрением и даже враждебно. Эта амбивалентность становится очевидной, если посмотреть внимательно, как в гомеровских поэмах принимают «другого».

В ту пору еще не существовало законов, определявших отношения между разными общинами, так что все происходило до некоторой степени непредсказуемо. В зависимости от обстоятельств незнакомцу мог быть оказан теплый или враждебный прием. Так, о Телемахе, увидевшем принявшую чужой облик Афину на пороге дворца, Гомер говорит:

Тотчас он встал и ко входу поспешно пошел, негодуя В сердце, что странник был ждать принужден за порогом; приближась, Взял он за правую руку пришельца, копье его принял, Голос потом свой возвысил и бросил крылатое слово: «Радуйся, странник; войди к нам; радушно тебя угостим мы» [38] .

Не менее радушный прием оказывают Телемаху, когда он сходит на берег в Пилосе, чтобы разузнать у Нестора о своем отце Улиссе. Он подходит с Афиной туда, где «с сыновьями и Нестор сидел»:

38

«Одиссея», I, 117-121.

...их друзья, учреждая Пир, суетились, вздевали на вертелы, жарили мясо. Все, иноземцев увидя, пошли к ним навстречу и, руки Им подавая, просили их сесть дружелюбно с народом [39] .

В этих отрывках Телемах или Афина, даже не будучи узнаны, знают, к кому приходят, им известна репутация тех, кто будет их принимать. Но когда чужеземец, подобно Улиссу в его странствиях, попадал в неведомые земли, он первым делом задавал себе вопрос о том, «какой там народ обитает, / Дикий ли, нравом свирепый, не знающий правды, / Или приветливый, богобоязненный, гостеприимный?» [40] . Эта формула повторяется в поэме неоднократно.

39

«Одиссея», III, 31-35.

40

Ibid., IX, 174-176.