Смягчающие обстоятельства
Шрифт:
Наверное, красивая. Интересно, кого она ждет?
Оказалось — меня. Когда она без стука распахнула дверь и положила на стол повестку, я быстро прокрутил в памяти, по какому делу и в качестве кого может проходить у меня такая дама.
Худощава, тонкие черты лица, красивые задумчивые глаза, маленькая головка на длинной шее. Подчеркнуто прямая спина, плечи шире бедер, длинные тонкие ноги. Несмотря на рост, высокая «шпилька», безукоризненно сидящий дорогой велюровый костюм, который не купить в свободной продаже.
Картинка из французского журнала мод.
В прошлом году, когда обворовали
Разглядывание посетительницы затянулось, и уголки ее губ дрогнули в едва заметной улыбке. Я перевел взгляд на повестку и чуть не присвистнул:
— Это вы — Нежинская?!
Улыбка стала явной.
— Да, Нежинская Мария Викторовна. Почему вас это удивляет?
Я достал нужную папку и вытряхнул маленькую фотографию.
— Вашего фотографа следует привлечь к уголовной ответственности за такой снимок!
Нежинская рассмеялась. Она не стала говорить обычных в подобных случаях слов о своей нефотогеничности, просто приняла комплимент как должное, так же, как свое право без стука входить в любую дверь. Но я не собирался говорить ей комплиментов! А выходит — сказал. Впрочем, скорее она своей реакцией превратила нейтральную фразу в комплимент. Пожалуй, ухо с ней надо держать востро!
— Садитесь.
— Спасибо.
Села она аккуратно на краешек стула, положив изящную кожаную сумочку на плотно сдвинутые колени.
— У вас, наверное, уйма работы, как в фильмах про следователей?
Держалась Нежинская уверенно, даже первой начала разговор, превращая допрос в светскую беседу.
— Я не следователь.
Она вопросительно подняла брови, ожидая разъяснении, но я перехватил инициативу вовсе не для того, чтобы объяснять разницу между следователем и инспектором ОУР.
— А как вам работается?
Она улыбнулась:
— Работа как работа.
— Как себя чувствуете?
— Почти нормально.
Улыбка ей шла, и она это знала, поэтому выработала манеру, разговаривая, улыбаться.
— При резких движениях рана побаливает, но это скоро пройдет. Врач сказал, что мне повезло.
Она опять обаятельно улыбнулась.
— Потому что в вас выстрелили?
Почувствовав мое раздражение, она стала серьезной.
— Ну что вы! Потому что не попали.
— А кто мог в вас стрелять?
— У меня уже спрашивали. — Нежинская совсем по-девчоночьи пожала плечами. — Но я не знаю. Тут какая-то ошибка.
Она поморщилась, видно, пошевелила рану, и мне стало ее жаль, разом пропала настороженность и желание ловить на мелких неточностях и противоречиях в предыдущих показаниях. Я все-таки попробовал зайти то с одного, то с другого бока, но слышал одно и то же: не знаю, ума не приложу, понятия не имею.
В том, что не касалось происшествия. Нежинская была словоохотливой, непринужденно поддерживала разговор, по своей инициативе пересказала несколько городских сплетен, вспомнила забавный случай из студенческой жизни.
Она была приятной
собеседницей и вообще производила хорошее впечатление.Чувствовалось, что она привыкла быть в центре внимания и умеет такое внимание поощрять. Это могло ничего не значить, а могло значить очень многое.
Беседа затянулась. Мы проговорили почти час, хотя протокол получился коротким — неполный лист специального бланка.
Когда Нежинская подписывала показания, я заметил, что у нее крупноватые кисти, сильно выраженные суставы пальцев и морщинистая кожа рук. Надо сказать, что общего впечатления эти недостатки не портили и компенсировались ухоженными, миндалевидной формы ногтями, покрытыми перламутровым лаком. С таким маникюром не очень-то удобно стирать, мыть полы, готовить.
— Когда вы выписались из больницы? — спросил я напоследок, чтобы заполнить паузу между окончанием допроса и прощанием.
— Позавчера. Еще с неделю амбулаторное лечение. Ужасно надоело. Невезучий у меня этот год — третий раз по врачам: уколы, лекарства.
— Почему третий?
— Что?
Переспросила она довольно естественно, но что тут переспрашивать?
— Почему третий раз вы обращаетесь к врачам? Что с вами случалось первые два раза?
— Ах, вот вы о чем.
Нежинская легко поправила прическу. Умышленно сделанная пауза?
— Не так давно я попала в аварию. Переходила улицу — на Фонарной, напротив промтоварного, там стояла очередь, давали какую-то ткань красивую, думаю, дай посмотрю. Ну, и угодила под машину. Хорошо, водитель затормозить успел — ушибы, синяки, легкое сотрясение мозга. Провалялась в клинике почти месяц. И вот опять.
— А второй раз?
Нежинская непонимающе посмотрела на меня.
— В связи с чем вы второй раз попали к врачам?
— Ну… После аварии меня отвезли в травмопункт, оттуда я ушла, домой, а потом стало хуже, пришлось лечь в больницу. Вот я и считаю — два раза.
У меня снова возникло двойственное ощущение, такое же, как при прослушивании фонограммы.
Смотрит Нежинская открыто, голос искренний, убеждающий, а объяснение какое-то совершенно беспомощное и явно не правдоподобное. Так могла бы отвечать девочка шестнадцати лет, а она, совсем непохожа на наивную простушку, скорее наоборот, в Марии Викторовне чувствуется этакая искушенность.
Если человек врет, он прокалывается на мелочах, второстепенных деталях. Но сейчас речь даже не о второстепенном — посторонний вопрос, не имеющий отношения к делу, официальный протокол уже составлен и подписан… Непонятно.
На прощание Нежинская еще раз улыбнулась, и я проводил ее до двери, хотя вообще не имею такой привычки и сейчас тоже не собирался этого делать.
Черт возьми, как ей удаются подобные штуки? Флюиды какие-то, биотоки, неотразимое обаяние?
Нежинская, безусловно, располагала к себе, и чего я цеплялся к ней со всякими глупыми вопросами? Сколько раз попадала в больницу, да как лечилась, да какая авария… Кстати!
Если бы меня спросили, я вряд ли смог бы объяснить, зачем позвонил в ГАИ и запросил данные по наезду на пешехода у промтоварного магазина. Но я это сделал и получил ответ, что в текущем году ни одного подобного происшествия на улице Фонарной не зарегистрировано.