Снайпер должен стрелять

Полномочия Ито действительно оказались шире, чем он предполагал. Вот уже два дня, как они жили в гостинице, предназначенной, как правило, для родственников тех, кто лечился в клинике. Кадзимо Митаси словно исчез с их горизонта, лишь изредка напоминая Конорсу о себе наплывом неприятного чувства, на мгновение сжимающего сердце.

Третий день их пребывания в гостинице начался с позднего пробуждения. Они приняли душ, позавтракали. Он смотрел по телевизору спортивную передачу, она хлопотала по каким-то своим женским делам. Потом она куда-то звонила, он слушал ее голос, не вникая в смысл сказанного. Положив трубку и не снимая с нее руки, она осталась сидеть, глядя на него сбоку, погруженная в свои мысли. Он почувствовал ее взгляд, выключил телевизор и вместе с креслом повернулся к ней лицом. Улыбка чуть тронула ее губы, но взгляд был серьезен.

«Ну вот, — подумалось ему, — праздник, кажется, кончился».

— Ито, похоже, ты чего-то ждешь от меня?

Она неопределенно пожала плечами.

— Я догадываюсь, что хотелось бы тебе от меня услышать, — продолжил он. — Каким бы безнадежным ни казалось мое положение на тот момент, когда я вынужден был бежать, ты ведь понимаешь, я не настолько наивен, чтобы не позаботиться о тылах. Я далеко не нищий. Вера вместе с возможным ее наследством подвернулась мне чисто случайно. Это просто был шанс — разом решить все финансовые проблемы. Даже, пожалуй, сверхшанс, открывавший огромные возможности. Капиталы Бэдфула можно было направить в совершенно другое русло и достичь многого, гораздо большего, чем достиг мой учитель, не говоря уже о том, что это открывало дорогу в так называемый высший свет. И все же единственное, о чем я сожалею, — это утрата оборудования. Хотя и здесь не все безнадежно. Митаси пытается выжать из меня нужную ему информацию, словно не ощущая расклада сил. Ведь и тех фактов, которыми он уже владеет, вполне достаточно, чтобы вести себя по отношению ко мне иначе. Меня же он держит в информационном вакууме, пытаясь сломить. Не улыбайся, я, понятно, не имею в виду два последних дня. И все же надо меня совершенно не знать, чтобы пугать «зверинцем» и перспективой превращения в «крысу». Какой же из всего этого следует вывод? Да очень простой — в сущности, Кадо предложил мне одно: вернуться в то состояние, в котором я пребывал десять лет назад, то есть сделаться вновь его ассистентом. Прошу прощения, но из этих штанишек я давно вырос, и никакого разговора о возвращении к прошлому быть не может.

Конорс встал, подошел к зашторенному окну. Ито, понимая, что ему надо выговориться, молчала.

Он резко обернулся:

— Между тем меня ждут. И не только Монд и его команда. Слишком многие обязаны мне своим спасением. И я не только былим нужен, я будуим нужен как врач, потому что без меня их близкие опять впадут в пучину безумия, превращая в кошмар жизнь окружающих. Ты должна понимать, что среди людей, которые ко мне обращались, есть люди с очень высоким положением и несчитанными деньгами. И если они еще не знают, где я, то узнают в ближайшее время. Потому-то угрозы Митаси меня просто смешат. И даже окажись я за решеткой, я пробыл бы там очень недолгое время. Так уж устроен наш мир — есть закон, но есть и исключение из закона… Не знаю, интересно ли тебе все это?

— Ну что ж, теперь послушай меня, Стив, — сказала она очень серьезно, — может быть, тебе полезно это будет послушать… Я постаралась собрать максимум сведений, касающихся тебя. Не перебивай, — остановила она его, видя, как он напрягся. — Кадо, буду называть его так (видимо, тебе это привычней), постарался помочь мне понять тебя. У него заведено любопытное досье, где собрано все, что можно собрать о человеке, к которому проявляешь болезненный интерес, начиная от родословной до научных публикаций. Когда-то он сделал на тебя главную ставку, чувствуя, что Бог наделил тебя тем, в чем отказал ему самому. Твой уход он так и не смог до конца пережить. Внешне, согласись, судьба его сложилась более чем успешно: прекрасная клиника, великолепный подбор специалистов. Как практикующий психиатр, сам он великолепен. Центр психологической поддержки спортсменов оказался той изюминкой, которая придала его организационному таланту особый блеск.

Такова внешняя сторона дела. Изнутри же все эти годы его жгла страсть переиграть тебя, желание прыгнуть выше собственной головы. Но попытки добиться того, чего добился ты, результатов не дали. Как флюс, начала разрастаться идея дистанционно управляемого биоробота. С медицинской точки зрения результаты были получены впечатляющие. В исследовании функций центральной нервной системы Кадо действительно продвинулся очень далеко. Тут, я думаю, и тебе было бы не грех кое-чему поучиться. Однако главное, чего ему не удалось достичь, — это закрепления, необратимости психической коррекции, то есть того, чего, если я правильно понимаю, достиг ты. К чему это привело? К поиску химер, к сомнительному желанию доказать неизвестно кому и зачем, что он один одареннее всех. Желание, которое и тебя, Стив, как ни странно, уравняло с Кадзимо Митаси. Ты оказался достоин своего учителя. Яблоко действительно упало недалеко от яблони.

— Что ты имеешь в виду? — раздраженно спросил Конорс, начиная понимать, куда клонит Ито.

— Я имею в виду, что оба вы, и фактически в одно и то же время, создали по своему Бертье, только у Кадо он, естественно, носит иное имя.

— И в связи с этим здесь был Лоуренс Монд?

— Теперь, пожалуй, на этот вопрос можно ответить утвердительно.

— Почему «пожалуй» и «теперь»? — Конорсу все меньше нравилось то, что рассказывала Ито.

— Видишь ли, Стив, теперьмы начинаем говорить о вещах действительно опасных, иначе говоря, о вещах, которые мне знать не положено, а стало быть, и тебе тоже.

— Отсюда следует, что ты ведешь за спиной Кадо какую-то свою игру и игра эта не безопасна. Не так ли?

— Ты спешишь, Стив. Я бы на твоем месте поинтересовалась другим — насколько серьезно утверждение Кадо о том, что он может уйти под крышу военной разведки.

— И насколько же это серьезно?

— К сожалению, на этот счет точных сведений у меня нет.

— Какой же тогда смысл об этом говорить?

— Какой смысл? — Ито, казалось, колеблется. — Видишь ли, я не сразу стала задумываться о том, почему пользуюсь у Кадо особым доверием. Сначала я приписывала это своим способностям — все же он сам пригласил меня работать сразу после защиты докторской диссертации. Потом мне стало казаться, что какую-то роль тут сыграла, так сказать, национальная принадлежность, хотя и я, и Кадо считаем себя американцами. Теперь я думаю, что он сознательно приближал меня к себе не только как специалиста, в способности которого верил, но постепенно превращал в сообщницу, посвящая в дела, которые с точки зрения морали, и это мягко сказано, сомнительны. Долгое время я считала себя не вправе задавать вопросы, а потом задавать их стало поздно. Но это не значит, что я не ставила их перед собой. И тут оказалось, что не столько прямо, сколько косвенно мне в руки попадают сведения, которые меня вовсе не должны бы касаться. Ну, например, что научное подразделение клиники финансируется частными лицами, причем средства поступают по каналам, по которым они не должны были бы поступать, и не показываются в документах финансовой отчетности. Где-то тут вот и надо искать ответ на вопрос: найдет ли Кадо себе надежную крышу и не связана ли его уверенность в себе с тем, что крыша эта действительно существует?

— И ты хочешь, чтобы я помог тебе найти ответ на этот вопрос? — с удивлением спросил Конорс.

— Я хочу, чтобы ты помог мне понять другое: действительно ли военное или какое-то другое ведомство может заинтересоваться тем, что сделано Кадо или тобой? Или важность того, что сделано, переоценивается Митаси, а на самом деле все это блеф. Будут ли с ним связываться, узнав, что собой представляет «зверинец»? Что будет, если информация о твоих или его исследованиях попадет в печать?

— А у тебя есть представление о том, что за монстра создал Митаси?

— Нет, только догадки. Но ФБР старательнейшим образом перетрясло всю клинику, интересуясь прежде всего Паулем Кирхгофом.

— Кто это?

— В прошлом один из ведущих мастеров по прыжкам с трамплина. В недавнем прошлом — директор Центра психологической поддержки спортсменов и наш пациент, с которым Кадо работал сам.

— И расследование ФБР было связано с ним?

— Похоже, да. Во всяком случае у нас его забрали, и что с ним, я не знаю.

— То есть Кадо все-таки выпустил одну из своих «крыс» на охоту?

— Думаю, да.

— И они не смогли добраться до «зверинца»?

— Если не знаешь о нем, то найти его практически невозможно.

— И ни слова в прессе?

— Даже мы ничего не знаем, кроме того, что это как-то связано с Кирхгофом.

Конорс не был уверен, что Ито говорит правду или, может быть, всю правду. Тем не менее она сказала достаточно, чтобы сравнить то, как разворачивались события здесь, под Бостоном, и там, в Бэдфуле. С Кадо ФБР, видимо, просчиталось. Но в расследовании принимал участие Монд, и поэтому его, Конорса, они переиграли, учтя допущенные ошибки, создав прецедент, заставивший его выдать себя. Лишь случайно он выскользнул из их рук.

Означало все это, в сущности, одно — наткнувшись на Кирхгофа и Бертье, Монд и Доулинг не сразу, но поняли, кто попал в поле их зрения. Произошло то, чего, казалось бы, не должно было произойти. Интерес их естественным образом переключился на создателей биороботов. Конорс догадывался, что именно Монд убедил полицию не поднимать раньше времени шум вокруг новой криминалистической проблемы. И понятно почему — к работе психиатров тут же потянулись бы военные и у полиции скорее всего отобрали бы те материалы, которые она кропотливо собирала, а на саму проблему поставили бы гриф «секретно».