Снайпер должен стрелять
Шрифт:
Они ехали в мастерскую Эрделюака на Кэлтон-роуд, и Мари понемногу рассказывала Андрею о членах клуба. Городецкий слушал вполуха, потому как долго не мог понять, зачем она это делает. Замечательные люди, с целым букетом веских достоинств каждый, но он из них никого не знает. И уж тем более из ее рассказа совсем непонятным оставалось главное: каким боком вписался бы в этот достаточно узкий круг приглашенный сегодня на вечер Бэдфул?
Тут-то Мари наконец рассказала Андрею о двух статьях Роберта Бэдфула, напечатанных им за последнее время в газете «Сан»: «Наша планета — космическая тюрьма» и «Побег с Земли». И хотя обе эти статьи были подписаны одними инициалами, титулованного автора быстро удалось «расшифровать»
Журналисту казалось весьма заманчивым поведать своим читателям о внезапном тибетском вояже выпускника одного из самых престижных университетов мира и к тому же — единственного наследника старинного рода Бэдфулов. Пусть, мол, беспристрастные судьи где-нибудь за утренней чашкой кофе оценят сами, сколь изящно и дерзко этот потомственный аристократ эпатирует публику даже не опровержением, а скорее странным продолжением теорий знаменитого Раймонда Моуди о перевоплощении человеческих душ во времени.
К этому Мари добавила, что лет шесть или семь назад книга Моуди «Жизнь после жизни» не просто была бестселлером — в молодежной среде о ней много спорили. Причем даже не из-за фактологии, которую, разумеется, нельзя проверить, а скорее просто из-за необычности трактовки идей бессмертия. Ну а тут, значит, и появляется Роберт Бэдфул, с новым парадоксальным взглядом на эту тему. Его жесткий отказ от встречи, на который нарвался Хьюз, был для модного журналиста ударом по самолюбию. Но, к безмерному удовольствию членов клуба, то, что не удалось сделать Хьюзу, удалось ей, Мари. Так и получилось, что нынче вечером Бэдфул должен был явиться в их «Клуб по средам» и развернуть дискуссию. Не так часто, заключила Мари, но все же мы иногда позволяем себе приглашать гостей. Особенно если вдруг подвернется местный оригинал.
— Кстати, я одну из этих статей читал, — неожиданно заявил Андрей. — Где-то, помню, в кафе зацепился у стойки глазом. И теперь начинаю думать, что такие ребята, как Роберт Бэдфул, знают, чем занять досуг джентльменов, для которых «Сан» — руководство к действию. Среди прочего глянул и на тираж газеты — как мне кажется, их дела блестящи! Они держат на крючке около четырех миллионов всяких разных ершиков, форелек, пузатых бычков и килечек. Посуди сама — при таком улове готовить пикантный соус им порой просто необходимо.
— Зря ты столь саркастичен, — сказала Мари на это. — В первую очередь для меня и моих друзей это все-таки отдых. И чем больше «тараканов» в заявленной кем-то теме, тем лучше. Впрочем, раз ты сегодня свободен, то сам увидишь. Я тебя приглашаю в клуб.
— Очень хорошо, — ухмыльнулся в ответ Андрей. — Вместо одного оригинала, которому наконец-то удалось совершить побег, привезешь другого. Чувствую, что твоим ребятам вообще очень нравится, когда им щекочут пятки… Ладно, так и быть. Посижу где-нибудь в уголочке. В крайнем случае, не понравлюсь, — ты уж, будь добра, тихонько распорядись где-нибудь на кухне, как принято у нас в России, покормить шофера, я не обижусь…
— Ох и злыдня же ты, — очень мягким, почти материнским тоном сказала Мари.
—
Я не злыдня, Мари, просто я — другой, — уточнил Андрей.Человек может верить во что угодно, считал Андрей, лишь бы эта вера не приносила хлопот и прямых огорчений близким. И не стоит разбивать чужие убеждения лишь по той причине, что ты сам их не разделяешь. Тот, кто первый сказал, что истина рождается в жарком споре, не был мудрецом — он был опытным провокатором. Ибо всякий спор безраздельно убежденных в чем-то своем противников только углубляет и углубляет пропасть, имя которой — непримиримость. Для чего же плодить врагов, сотрясая воздух аргументами, которых никто все равно не слышит?
Так Андрей примерно и рассуждал, сидя в мастерской Эрделюака, привыкая к обстановке и стараясь до поры ни во что не вмешиваться.
Его внезапному приходу не удивились. Мари коротко представила Городецкого как своего коллегу по работе в агентстве «Лоуренс Монд», назвала имена присутствующих. Впрочем, Андрей каждого и так узнал — по коротким характеристикам, которые Мари давала друзьям в машине. Все были в сборе, за исключением журналиста Хьюза.
— Арри звонил из какой-то кошмарной телефонной будки, — сказала хозяйка дома, Николь, подчеркнуто обращаясь к одной Мари. — То ли он опоздает, то ли не явится вовсе, я так и не поняла. А поскольку и ты, Мари, опоздала, председателем собрания мы избрали сегодня Веру.
Вера Хестер слегка зарделась, одернула складки черного закрытого платья, видимо чуть смущенная этой почетной ролью. Затем сказала:
— Я клянусь, Мари, они чуть ли не силой заставили меня занять твое кресло. Председатель я никакой. Оказалось, я лишь способна предоставить слово тем, кто желает высказаться. То есть просто как стрелочник…
— Миссис Хестер не права, Мари, — тут же вмешался полный молодой человек, который минуту назад был представлен Андрею как поэт Фредерик Арбо. — Она скромно умаляет свою роль, говоря о стрелочнике. Потому что на самом деле действует на всех нас, как, к примеру, грозный диспетчер Центрального лондонского вокзала, да еще в период, когда пора отпусков в разгаре.
— Верно, Фред, — тут же поддержал поэта Эрделюак. — Почему-то мне кажется, к Вере кресло председателя может вообще перейти надолго. И особенно если мало пока известная в криминальном мире команда Монда вдруг всерьез решит заняться делами Бэдфулов. Кстати, Мари — нет ли каких подробностей? Кроме этой жуткой сводки новостей, мы ведь фактически ничего не знаем…
При последних словах взгляды всех присутствующих устремились на Мари, как на человека, максимально посвященного в тайны сыска.
Кое-что Мари знала к этому часу. Например, что в их доме обедал Доулинг и был срочно куда-то вызван. Очень вероятно, что кому-то из сотрудников удалось выйти на след убийцы. Но она также знала, что даже этой скудной информацией она не имеет права ни с кем делиться. Именно поэтому она и сказала как можно проще:
— Думаю, что подробности сообщат нам утренние газеты. А пока я никак не могу привыкнуть к самой мысли о смерти Роберта. И к тому, что кресло у камина, в которое обычно садятся гости, сейчас пустует.
— Если честно, у всех такое же ощущение, — печально сказал Арбо. — Так и подмывает распахнуть дверь на улицу и крикнуть, почти с той же мистической убежденностью, с какой крикнул когда-то Макбет: «Кто из вас это сделал, господа?..»
При последних словах Арбо все, кто был в мастерской, притихли. Сама фраза о «мистической убежденности» неожиданно прозвучала в устах поэта как прямое приглашение вернуться к теме, которую должен был сегодня затронуть Бэдфул. Кресло для почетного гостя, никем не занятое, кажется, само наводило на мысль, что теории Роберта, столь блестяще изложенные в двух газетных статьях, странным образом подтвердились в конкретной земной реальности.