Снайпера вызывали?

Тут Кент слегка замялся и нежно погладил свою отполированную лысину.

— В общем, тут дело темное, сами голову ломаем, — неохотно проговорил он. — Понимаете, то, что происходит… то есть происходило, тьфу-тьфу-тьфу, где деревяшка?.. нас почти не коснулось впрямую. Но в целом ситуация вот-вот выйдет из-под контроля. Нам очень не нравится эта «мочиловка», как-никак все уже сложилось, и перетрясать расклад заново — о, тут надо быть двужильным.

Похоже, что Кент не врал. Или просто не был достаточно информирован. Во всяком случае, я решила просто принять к сведению гипотезу, что координатор фирмы Рифмача «не в материале» относительно тех таинственных заказчиков, которые обратились к Рифмачу с намерением убрать моего босса Раменского.

— Да, кстати, о Раменском, — вспомнил Кент. — Наверное, не надо объяснять, что он в контрах с нашим главным. Поймите меня правильно — когда я говорю «в контрах», это не значит, что тот или другой способны на какие-то резкие жесты. В том числе тот, который имел место не так давно в кафе «Нимфа».

Ага, значит, Кент уверен, что Фомичев не имеет отношения к покушению на Раменского. Или он просто пудрит мне мозги, или это действительно так.

Я, конечно, прекрасно понимала всю тонкость данной ситуации. Если Фомичев действительно намерен в ближайшее время устранить Раменского, то он вполне может сделать вид, что хочет снова «задружиться», и принимает меня с моими идеями в качестве миролюбивого жеста. А на самом деле на какую-нибудь крышу поблизости от пентхауса Раменского уже залегает очередной снайпер.

Снайпер…

Хм, а ведь вот что любопытно: если вспомнить, каким образом были убиты все предшествующие «большие люди», то окажется, что к каждому из них был применен определенный метод.

Если это работа рук Рифмача, то можно только поаплодировать его изобретательности.

Винтовка с оптическим прицелом, охотничье ружье, натасканная собака…

Что-то это все мне напоминает… Ну да, конечно же: спортивные состязания. Тот же результат, но каждый раз применяется новый метод…

— В общем, зарегистрироваться можно хоть завтра, — продолжал обсуждать нашу тему Кент. — Даем рекламу во все издания, потом…

Тут снова запищал его пейджер. Кент сорвал его с пояса, прочел сообщение и снова окаменел. Он сидел некоторое время не подымая глаз.

И, когда он наконец снова посмотрел на меня, его взгляд был уже совсем другим. В нем не было ни делового, ни тем более дружеского расположения — только холод, недоверие и страх.

Да-да, самый настоящий страх. Губы Кента продолжали формовать слова — что-то необязательное и само собой разумеющееся про лингафонные кабинеты, почасовую программу и стипендии, — но я понимала, что в его башке сейчас крутится нечто совсем другое.

Наудачу закончив длинную фразу, Кент вскочил с кресла и, быстро извинившись, сказал, что он скоро вернется. Лысый пулей выскочил из комнаты и закрыл за собой тяжелую толстую дверь из красного дерева.

Вернее будет сказать — захлопнул. Собачка английского замка весело лязгнула и легла в паз. Я оказалась запертой в комнате.

Даже такая роскошная тюрьма — все равно тюрьма. Пусть на окне — венецианское стекло и витражи, все равно оно зарешеченное.

Да, собственно, чем отличается крепость от тюрьмы? Охрана, вооруженная до зубов по последнему слову техники, — от тюремщиков, бренчащих ключами?

Только лишь тем, что в случае «крепости» человек добровольно заключает себя в темницу, стараясь сделать ее как можно более комфортабельной.

Забавно то, что многие люди думают приблизительно так: чем больше денег, тем больше свободы. Ничего подобного, господа!

Рано или поздно наступает такой момент, что свобода становится тюрьмой, которая во времена вашей бедности и не снилась вам даже в самых кошмарных снах. Вы не можете буквально ни шагу ступить без сопровождения. О том, чтобы просто так прогуляться по улицам, не может быть и речи. Не говоря уже о посещении театров, кино, дискотек да и просто магазинов. Что, нравится?

Вся спонтанность жизни летит к черту, вы не можете, если вам вдруг взбредет в голову, направиться вон на ту горку для того, чтобы просто поваляться на траве да похлебать водицы из родника.

Перед вами по местности предполагаемой прогулки должна пройти целая экспедиция на предмет выяснения степени безопасности маршрута, за кусточками и на высотах залягут стрелки, возле вас неотлучно будут присутствовать хмурые дяди, готовые при малейшем шорохе выхватить из кобуры под мышкой пистолет.

Вот вам и свобода.

Так что, мечтатели, выбирайтесь поскорее из бедности, но, пожалуйста, не стремитесь высоко наверх — там мало чистого воздуха…

Я посмотрела на табло электронных часов — Кент покинул меня пять минут назад.

Интересно, что же такое ему прислали по пейджинговой связи, что лысый вынужден был буквально бежать от меня?

Или я преувеличиваю?

Может быть, я тут на самом деле ни при чем, а просто получено какое — то сверхсрочное сообщение, которое нужно согласовать с начальством?

Но почему меня тогда заперли? И сколько мне тут еще суждено находиться?

Нет, явно произошло что-то экстраординарное. И это «что-то» имеет отношение ко мне.

Что ж, я могу так сидеть долго. Если это испытание на прочность, то зря стараетесь, господа, в моей жизни бывало еще и не такое…

* * *

— Будешь сидеть сорок минут, пока все пойдут на площадку для игр, — злорадно сказала мне пионервожатая, вталкивая меня в изолятор.

Я уже готова была расплакаться и сдерживалась из последних сил.

Ну как мне было объяснить этой великовозрастной дуре, что не нарочно, честное пионерское, не нарочно я пролила какао на ее блузку во время завтрака в столовой летнего оздоровительного лагеря «Ромашка», куда я ездила уже второй год подряд.

В изоляторе все было плохо — и чересчур жарко, и вообще страшновато, честно говоря.

У нас один мальчик из младшего отряда недавно заболел желтухой и лежал здесь целых три дня, пока его не перевезли в город. Так что я всерьез боялась заразиться этой опасной болезнью.

Я сначала долго стояла в дверях, не решаясь даже ступить шаг на дощатый пол, не говоря уже о том, чтобы присесть на табуретку или кровать.

Даже дышала я с опаской, мне чудились в воздухе мириады злобных микробов.

Но альтернативы у меня не было, и я вскоре уже дышала полной грудью, а поскольку мой зоркий взгляд приметил незапертую форточку, то я и сама не заметила, как оказалась на кровати рядом с окном и, сдвинув занавеску на свою сторону, наслаждалась прохладой.

После того, как я раз двадцать мысленно пожелала пионервожатой во время утренней линейки провалиться под землю, прошло всего шесть минут.