Снегурочка для босса

В конце концов не выдерживаю. Встаю и, наскоро умывшись, настороженно иду проверять, как провел ночь мой босс и вернулась ли к нему адекватность. Может, ему вообще стало хуже и надо срочно помощь вызывать? Блин, как бы не сглазить…

За дверью его спальни тихо.

Я в сомнениях переминаюсь на месте, а потом слышу оттуда какой-то медленный скрип и шорохи.

— Матвей… — зову негромко и легонько стучу в дверь. — Извини, что тревожу… ты не спишь?

Вместо четкого ответа раздается недовольное мычание человека, которого насильно вырвали из недр сладкого утреннего сна:

— М-м… уже нет… Что ты там бормочешь? Плохо слышно.

Разговаривать через дверь действительно не слишком удобно, и я приоткрываю ее немного. Чисто заглянуть.

Морозов сидит на краю кровати с отрешенным лицом, уперевшись локтями в колени. Взирает на меня, хмуро щуря припухшие со сна веки.

— Я только узнать, как у тебя самочувствие? — говорю ему старательно нейтральным тоном.

— Да нормально вроде. Отлично даже, — он вздыхает и морщится. — И насчет вчерашнего. Ника, ты только не обижайся. Я был…

— Великолепен! — вдруг раздается томный голос из-за его спины.

Мы с Морозовым одинаково ошеломленно столбенеем. Толстое скомканное одеяло на кровати шевелится, и из-под откинутого края взлетают в воздух тонкие женские руки.

А следом появляется и взлохмаченная белокурая головка расслабленно потягивающейся Павлины.

Ангелоподобная красавица взирает на меня из-под красивых длинных ресниц без малейшего стеснения. И делает это так невинно и безмятежно, как будто находится не в постели голого мужчины, а на обычном светском фуршете.

— Пава, что ты здесь делаешь? — недовольно цедит Морозов. — Я думал, ты к себе поехала.

Она с обиженным удивлением надувает розовые губки.

— А ты не помнишь?

— Нет.

— Боже, это просто смешно! — жалуется она с натянутой улыбкой. — Я теперь еще и оправдываться должна, получается? Ну хорошо, напомню. Вчера я очень плохо себя чувствовала и захотела отдохнуть…

— И выбрала для этого мою спальню? — хмурится он, как-то странно поглядывая на меня. Не то выискивая какую-то определенную реакцию, не то опасаясь чего-то. Пока непонятно.

— А ведь когда-то ты сам предлагал мне чувствовать тут себя, как дома, Матвей, — вздыхает Павлина и грациозно садится в кровати. Одеяло при этом соскальзывает с ее тела еще ниже, обнажая нахально торчащие груди. — Более того, когда ночью ты пришел сюда… когда обнаружил меня в постели… то встретил очень, м-м… приветливо! Неужели мне надо рассказать все интимные подробности, чтобы ты вспомнил?

Вот почему когда некоторые люди ведут себя условно непристойно, стыдно за их поведение становится совсем не им? Разве это справедливо?

Я отворачиваюсь и напряженно говорю:

— Думаю, вам надо поговорить наедине. А я…

— Ника, подожди, — перебивает Морозов и подходит ко мне, натягивая на себе полотенце поплотнее. — У нас с ней ничего не было, милая. Честно. Я перед сном снотворное принял… да если бы даже что-то и было, то я не смог бы этого не заметить. Поверь мне!

Он обхватывает мое лицо обеими руками и заглядывает в глаза.

Кажется, что в нем так и бурлит безотчетный страх с острым беспокойством вперемешку… и разыгрывать эти чувства в присутствии бывшей получается у него настолько натурально, что в первое мгновение я даже и сама верю, что он всерьез распереживался насчет меня.

— Ты веришь? — настойчиво повторяет Морозов. — Пожалуйста, скажи, что веришь.

Смотрю в его потемневшие синие глаза, как загипнотизированная, и послушно подыгрываю:

— Я тебе верю, Матвей.

Он шумно выдыхает, а потом зачем-то касается носом моего носа, как будто я маленькая девочка, а не взрослый человек. И от этого мне щекотно и неловко.

— Хорошо. Тогда иди, позже встретимся.

Я киваю и топаю в коридор на деревянных ногах. Слишком уж бурными на эмоции выдались последние несколько часов, не привыкла к такому! От волнения и самых разнообразных тревожных предположений меня аж потряхивает изнутри.

Что задумала Павлина?

Она точно что-то задумала. Возможно, раньше я бы и не стала думать о ней с таким уверенным предубеждением, но вчерашняя ее дикая выходка с падением на лестнице и неожиданным обвинением сделала свое дело. И теперь я не просто подозреваю, а знаю…

Бывшая девушка Морозова — потенциальная социопатка!

Ну, как минимум, что-то с ней не так однозначно. Потому что человек, способный на откровенную подлость и не жалеющий даже свое здоровье ради возможности подставить соперницу, не может быть нормальным в принципе.

Прикрыв дверь, прислоняюсь к стене и с беспокойством размышляю об этом. Но очень скоро мне становится не до собственных теорий, потому что до меня доносится печально-ласковый голосок Павлины:

— Матвей, почему ты так уж уверен, что между нами ничего не было?..

Я застываю на месте напряженно вытянутой струной.

Подслушивать чужой разговор претит мне. Это неправильно. Но что-то беспокойное и жгучее внутри не дает уйти. Искра тайного огня, которую Морозов разжег во мне прошлым вечером… А потом еще и подул на неe, поразив благородством своего характера и силой духа.

И это последнее покорило меня намного глубже и сильнее даже его страстных волнующих поцелуев.

— Потому что я хорошо знаю тебя, Пава. И себя тоже, — певучий низкий голос Морозова сейчас звучит неуловимо иначе, чем когда он разговаривает со мной. В нeм играет то ласково-холодная насмешка, то горьковатое недоумение. — Лучше скажи, зачем тебе понадобилось разыгрывать этот спектакль?

— Ты ошибаешься! — с жаром возражает девушка. — Этой ночью мы были вместе, и нам было очень, очень хорошо! А то, что не помнишь… ну, ты сам ведь говорил, что у тебя случаются провалы в памяти. Но это сейчас неважно! Я хочу сказать, что раньше не понимала глубины своих чувств, ведь так бывает в жизни, да? Все ошибаются! И теперь всe прояснилось… я люблю тебя, Матвей…

— А я тебя нет.

— Мы оба знаем, что это не так! — Павлина переходит на страстно-убеждающий шепот, и моего слуха касается шорох активной возни. — Ты всe еще злишься на меня, хочешь отомстить за прошлое… но оно уже не важно. Потому что ты победил, Матвей! Я люблю только тебя, я вернулась только ради тебя…

— Пава, — лениво прерывает ее Морозов, — перестань отнимать полотенце. И завязывай с подростковой лирикой, это не твоe. Я знаю, что ты не любишь меня и никогда не любила. Просто развлекалась. Да и, честно говоря, реальная любовь к нам и близко не стояла… Ладно, я в душ, мне сегодня еще с мутным аниматором из развлекательного агентства разбираться… А ты лучше езжай домой и перестань провоцировать мою девушку.