Снежное чудо

ОСОБАЯ ТАЙНА

Проведала Сорока, что у Зайца есть какая-то тайна, и растрезвонила по лесу:

Есть у Зайца тайна особая, я это знаю точно. Вот только выведать не смогла, какая.

Прослышала об этом Лиса и побежала к Зайцу. Может, проведал он, как незаметно прокрасться в колхозный птичник и разжиться курицей артельной? Вот было бы кстати в канун субботы.

Прибегает, спрашивает:

Говорят, у тебя есть какая-то особая тайна.

Есть, — отвечает Заяц.

Ну-ка, скажи мне ее, чтобы я знала.

Нет, — говорит Заяц, — не могу.

Не можешь? — наежилась Лиса и схватила Зайца за шиворот. — Ах ты, косина желтоглазая, да я нажму сейчас на тебя покрепче, и дух из тебя вон.

Ну что ж, — сказал Заяц, — дух из меня уйдет, зато тайна во мне останется.

Сказал так Заяц, и отпустила его Лиса: «Ладно, — думает, — я каким-нибудь иным путем выведаю его тайну, а умрет Заяц — ни с чем останусь». И ушла домой к себе.

А Сорока растрезвонила по лесу, что вот приходила к Зайцу Лиса, грозилась убить его, но Заяц все-таки не сказал ей, что же у него за особая тайна такая.

Лисе не сказал, а мне скажет, — решил Волк и отправился к Зайцу. Может, знает он, как неслышно подобраться к колхозной кошаре и повольничать перед воскресеньем?

Пришел Волк к Зайцу, спрашивает:

Говорят, у тебя есть какая-то особая тайна? Ну-ка скажи мне ее.

Тайна у меня есть, — отвечает Заяц, — но сказать ее тебе я не могу при всем моем трепете перед тобой.

Не можешь?! — осерчал Волк и схватил Зайца за задние ноги. — Ах ты, бестия косая, некрещеная. Да я сейчас за дерзость твою о пенек тебя, и дух из тебя вон!

Лисе сказал и тебе говорю: пусть уходит из меня дух, зато тайна моя при мне останется, — пропищал Заяц.

И Волк отпустил его. «Ладно, — думает, — я как-нибудь иначе выведаю его тайну, а умрет Заяц — ничего не узнаешь, сам же и в убытке будешь».

И ушел. А Сорока растрезвонила по лесу, что вот и Волк приходил к Зайцу, грозился убить его, а Заяц все-таки устоял, не выдал ему своей особой тайны.

Дошла эта весть до Медведя. Задумался Медведь: какая еще такая у Зайца может быть особая тайна? Он вроде весь на виду. Может, проведал, как пробраться неслышно на колхозную пасеку и в ульях похозяйничать?

Надо пойти, расспросить его, — сказал Медведь и пошел к Зайцу.

Встретил его у речки, спрашивает:

Правду, что ль, говорят, что есть у тебя какая-то тайна особая?

Есть, Иваныч, — отвечает Заяц.

Говорят, Лиса к тебе приходила, и ты не сказал ей?

Не сказал, Иваныч.

И Волку, говорят, не сказал?

Не сказал, Иваныч.

Неужели и мне не скажешь?

Тебе бы можно, Иваныч, да никак нельзя. И не понуждай ты меня властью своей всемогущей.

Это почему же?

Место здесь больно видное. Сразу все догадаются, что я тебе свою тайну говорю. Обидятся, что им не сказал, а тебе все выдал — от и до. И найдут чем досадить мне. Уж лучше не зажигать пожар, чем потом тушить его.

Ну что ж, это резонно. Пойдем, коль, тогда к тебе.

Замялся Заяц. На небо поглядел, по земле глазами поелозил, молвил:

Ко мне бы можно, Иваныч, да никак нельзя. Беда может быть. Сгорим оба в огне ее всеохватном. Увидят, пошли мы с тобой, и скажут: Заяц Медведя повел к себе, при всех повел, чтобы тайну ему открыть свою в уединении домашнем.

Пойдем, коль, тогда ко мне.

И это бы можно, Иваныч, и даже хорошо бы, да... нельзя: не та видимость. Увидят, пошли мы, и прокатится шепоток по лесу: Медведь Зайца к себе повел, чтобы тайну его наедине выведать. Ты уж один иди, а за мной пришли кого-нибудь, будто в гости зовешь меня.

На том и порешили. Прибежал Заяц домой. Сидит на завалинке, а Сорока летит:

Иди скорее, косой, тебя Медведь в гости зовет.

Пришел Заяц, остановился у порога. Ужинал Медведь,

пробасил:

Ну, говори свою тайну особую, слушаю я. Одни мы, без свидетелей.

Затоптался Заяц:

Оно бы можно, Иваныч, да... нельзя... Неловко как-то: ты за столом сидишь, я у порога стою. Увидит кто, скажет: вовсе Медведь и не в гости Зайца позвал (нужен ему гость такой!), а чтобы тайну его выведать без свидетелей. Да и я могу подумать, что ты гнушаешься со мной за одним столом посидеть, из одного самовара чай попить.

Что ты, — сказал Медведь и пригласил Зайца к столу, — просто мне хочется поскорее тайну твою узнать.

А куда тебе спешить, Иваныч? И так ты самый первый узнаешь ее. Первый и единственный, — сказал Заяц и придвинул поближе тарелку с блинами.

Поблинничал, наелся до отвала, нацедил кваску из жбана, выпил и глаза вытаращил:

Вот это квасок! Пока пьешь, весь переморщишься.

И когда поел и попил, говорить не спешил: покачался в

качалке медвежьей, приемник покрутил, последние новости послушал. А Медведь все торопил его:

Ну что же ты? Говори. Умаял ты меня совсем ожиданием.

Поковырял Заяц в зубах для важности зубочисткой, сказал:

Ну что ж, теперь я могу тебе, Иваныч, и открыть мою тайну. Всю жизнь мне мечталось побывать в гостях у тебя. И чтобы ты сам меня пригласил. Посидеть за столом твоим, в качалке твоей покачаться, послушать приемник твой. Это и была моя особая тайна. И можно сказать — мечта.

И только-то?!

Только. Другой у меня тайны, Иваныч, нет и никогда не было. Сбылась мечта моя: побывал я в гостях у тебя, да еще и в субботу! На всю жизнь мне радость эта... А теперь разреши мне домой пойти. Засиделся я у тебя, поздно уж. Жена хоть и знает, что ты меня в гости позвал, но все равно волноваться будет.

ОТЧЕГО ОСИНА ГОРЬКАЯ

Еще когда Бобер бобренком был, приметил он, что отец его, чуть заспорит с женой, к осине бежит. Встанет перед ней и вот говорит, вот говорит что-то.

Спросил он его:

Зачем это ты, отец, к осине бегаешь?

Горечь свою отношу ей. Жизнь доживаю я с твоей матерью, а еще ни разу не ударил ее словом тяжелым. Все, что хочется иногда ей сказать, осине говорю. Оттого и живем мы с нею в ладу, не ссоримся. А где лад — там и клад, там и счастье.