Снежный плен
Шрифт:
– Ты чего такая смурная? Прячешься от всех?
Ирка старше меня на год, но мне кажется – лет на десять. Глупо, конечно, искать поддержки у сестры Давида! Но я ж та еще дура.
– Я не могу за него замуж… – со стоном падаю на подушки.
– У невесты истерика? – хихикает она.
Не поддержав ее хохотушки, я начинаю тихо реветь.
– Давид накосячил?..
Отрицательно качаю головой.
– Мужик другой, что ли? – округляет она глаза.
Ой, ну не могу все это ей… Я вздыхаю и молчу.
– Не дури, Алиска! – тормошит она меня. – Сколько их еще будет!?
– Ты серьезно? – теряю я надежду на конструктивный диалог.
– Абсолютно! Муж – это семья, дети, дом, защита, бабки, в конце концов! Это всегда должно быть в шоколаде! А остальное… Алиска, страсть недолговечна. То, что ярко вспыхивает, быстро гаснет. Это эпизоды. Ну был эпизод, подумаешь… – фыркает она. – Сколько их еще будет! Но замуж – это замуж. Давид зачетный экземпляр для этого. Не гони.
Я не хочу так, не хочу… Люди, вы все сумасшедшие? Или это я дура?
– Давай-ка, я тебе помогу, а то там маман щаз пеной изойдется, – быстро причесывает она меня и одевает как безвольную куклу. – Пошли…
Я сижу за столом и послушно запихиваю овсянку в рот. Тамара распорядилась, кому что подавать, оставив меня без десерта. Мне все равно… Вкус еды я не чувствую.
– У тебя примерка сегодня, Алиса. Будь готова через час, – распоряжается Тамара. – Приедут…
– Примерки не будет, – спокойно прерывает Давид ее монолог.
Все за столом застывают.
Разве не такого развития событий я хотела? Но волосы на затылке от страха встают дыбом. Это так неожиданно! И я оказываюсь совершенно не готова публично заявить об отмене свадьбы.
Тамара Францевна вопросительно смотрит на Давида поверх тонких очков.
– Мы с Алисой решили, что она будет в другом платье.
И тишина… Даже звяканье ложек и вилок прекращается.
И сначала я выдыхаю: не сказал… А потом до меня доходит, и я в шоке поворачиваюсь к Давиду, не веря своим ушам.
– Давид… – Тамара делает глоток из бокала и принимает терпеливый, но чуть раздраженный вид. Обычно после этого Давид делает так, как она хочет.
– Вопрос решенный, мама, – спокойно останавливает он ее.
Господи!!! Ну как же я мечтала, чтобы вот так открыто, хоть раз он оградил меня от ее решений! И вот оно свершилось.
Тамара переводит на меня недовольный взгляд, я смотрю ей в глаза.
– Тебе не понравилось платье, Алиса? – елейным, но стальным тоном пытается она продавить меня как обычно.
– Мне не понравилось, – поддерживающе сжимает мою дрожащую руку Давид, забирая удар на себя.
Тамара ведет бровью и закрывает разговор.
Ух, ты! Неужели так бывает?! За столом все переглядываются тайком от Тамары.
Спасибо! Спасибо!!! Спасибо тебе, Давид!
Но дело, увы, уже не в платье…
После вчерашней таблетки я чувствую конкретное отупение и заторможенность. И если бы не этот покров на моих мозгах, вряд ли я решилась бы сделать это в данной обстановке. Но… Впихнув в себя несколько ложек слизистой, сваренной на воде овсянки, я оглядываю застолье. Основной состав в сборе. Где моя табуретка? Медленно поднимаюсь из-за стола, заливаясь
краской от одной только мысли, что мне сейчас надо будет объявить о том, что свадьба не состоится. Все переводят на меня глаза.Горло сводит, сердце гулко грохочет в груди.
«Ты сделаешь это!» – приказываю я себе. Прокашливаюсь. Но в ту же секунду подрывается Давид и, подхватив за талию, оттаскивает меня от стола.
– Прошу прощения. Алиса плохо себя чувствует… Сотрясение…
– Бедная девочка… – слышу равнодушный голос Тамары.
Давид тащит меня на выход и к лестнице наверх.
– Что ты делаешь, Алиса? Зачем ты так поступаешь со мной? Мало того, что ты уже натворила? Надо еще унизить меня при семье? Может, в деталях еще расскажешь? Уверен, все с удовольствием послушают.
– Прости меня… – бормочу я. – Об этом я не подумала…
– Ты не подумала? О чем ты вообще думала?! Иди наверх. Будь там. Я не знаю… Поспи, почитай… Посмотри телевизор. Я объявлю, что ты плохо себя чувствуешь, и чтобы тебя никто не тревожил, – подталкивает он меня к лестнице.
Упав на кровать навзничь, я разглядываю имитацию неба.
Вот я дура…
Заходит мама. Присаживается ко мне на кровать, ласково поглаживает по волосам.
– Мама… – начинаю рыдать я, прячась лицом в ее коленях. – Я таких дел натворила…
Ее теплые руки замирают на мгновение и снова продолжают порхать по моей спине. И я как на духу выкладываю ей свои косяки и переживания, упуская слишком горячие подробности.
Мама долго молчит.
– Давид знает?
– Угу… – шмыгаю я носом.
– И?
– И – ничего!
– Послушай меня, Алиса. Когда я была такой же молодой дурочкой, как ты, я влюбилась в одного сногсшибательного парня. Я сошла с ума и позволила ему все, что он хотел. Мне так хорошо было с ним, ты не представляешь! Хотя, теперь представляешь, наверное, – усмехается она. – До сих пор помню руки его…
Мама замолкает.
– И что? – поднимаюсь я. Мама никогда не рассказывала мне об этом.
– Ничего. Ты родилась, – пожимает она плечами.
Я не знаю своего отца, сколько я помню, меня всегда воспитывал дядя Миша, именно его я называю папой и обожаю как родного. Он классный – внутри очень добрый, но внешне суровый лысый дядька.
– А он, тот, который?…
– Бросил меня, как только узнал, что беременна, и больше я его никогда не видела. Не повторяй моих ошибок, доченька. Давид хороший мужчина.
Нет, нет, нет… Пожалуйста, хоть кто-нибудь, скажите мне, что это не про Макса!
– Макс – он не такой.
– Макс… – пренебрежительно усмехается она. – А где он сейчас, твой Макс? Давид вот здесь, рядом, несмотря на твой загул. А этот Макс сегодня есть, а завтра – нет. Да и к тому же, дочка, если он такой весь умелый в амурных делах… Сколько девок у него до тебя было? Сколько еще после тебя будет? Или ты думаешь, он родился такой умудренный? Или думаешь, на тебе остановится? Прям влюбился за три дня и женился. Глупенькая ты еще, Алиса… Еще с десяток в вашу кровать положит! Не отмоешься. А Давид – он серьезный.