Снова в школу
Шрифт:
— Ты всегда была моей девочкой, Кэлли, даже после того, как тебя больше не было рядом. Ты понимаешь, что я имею в виду?
Я киваю.
— Да, я точно знаю, что ты имеешь в виду.
Мы продолжаем говорить о важных и глупых вещах. Мы заполняем трещины, годы и все недостающие части между тем, где мы были, и тем, где мы сейчас.
И вот так мы начинаем. Вот как мы начинаем.
Как мы снова становимся самими собой….
Глава девятая
Гарретт
Я должен был поцеловать ее.
Проклятье.
Я
Но я, черт возьми, колебался.
Это величайший грех, который может совершить квотербек — самый верный способ получить по заднице. Сдерживаться. Сомневаться.
Это на меня не похоже. Я действую инстинктивно — на поле и вне его, — и мои инстинкты никогда не ошибаются. Я играю, потому что даже плохая пьеса лучше, чем никакой игры вообще.
Но не прошлой ночью.
Прошлой ночью я ждал — слишком много думал — и момент был упущен.
Черт возьми.
Это невероятно раздражает меня на следующий день, все воскресное утро. Это жужжит в моем мозгу, как назойливый комар во время пробежки. Это отвлекает меня в "Магазине рогаликов", и это повторяется в моей голове за завтраком на кухне моей матери.
Нежный, розовый язычок Кэлли, словно ягода просто ждет, когда я попробую.
Интересно, так ли она хороша на вкус, как раньше?
Держу пари, так и есть.
Держу пари, она еще вкуснее.
Дважды проклятье.
Ближе к вечеру я заставляю себя перестать думать об этом. На самом деле у меня нет выбора, потому что у меня урок вождения, и эта студентка требует моего полного внимания.
Старая миссис Дженкинс.
И когда я говорю "старая", я имею в виду, что ее правнуки пришли и купили ей уроки на ее девяносто второй день рождения.
У миссис Дженкинс никогда не было водительских прав — мистер Дженкинс был единственным водителем в их доме, пока не скончался в прошлом году. И в Нью-Джерси нет никаких возрастных ограничений для лицензий. До тех пор, пока ты можешь сдать экзамен на зрение, они вложат тебе в руку эту ламинированную маленькую карточку и сделают тебя воином дороги. Это ужасающая мысль, на которой я стараюсь не зацикливаться.
— Привет, Коннор. Хороший денек для поездки, не правда ли?
Да, это наш шестой урок, и она все еще думает, что я — это мой брат. Я поправлял ее первую дюжину раз. Теперь я просто соглашаюсь с этим.
— Привет, миссис Дженкинс.
Я открываю водительскую дверцу ее блестящего темно-зеленого Линкольна Таун Кар, и миссис Дженкинс кладет свою подушку на сиденье — ту, благодаря которой она может видеть поверх руля. Обычно я вывожу своих студентов на прогулку в служебной машине, той, с двойными педалями и рулевыми колесами, на которой по бокам ярко-желтым цветом красуется надпись "Учебная машина", но миссис Дженкинс и правнуки подумали, что для нее будет безопаснее учиться на машине, на которой она на самом деле будет ездить,
чтобы она не запуталась. Думаю, что это было обоснованное замечание. Кроме того, она не демон скорости.После того, как мы оба пристегнулись, миссис Дженкинс включает радио. По ее словам, фоновая музыка помогает ей сосредоточиться. Она не играет с кнопками во время вождения, она заранее выбирает одну станцию и придерживается ее. Сегодня это канал 80-х, на котором Jefferson Starship поют о том, как они построили этот город на рок-н-ролле.
А потом мы едем.
— Вот так, миссис Дженкинс, Вам нужно включать поворотник примерно за тридцать метров до поворота. Хорошо.
Я делаю пометку в своем блокноте, что она хорошо сигнализирует другим водителям, а затем мне приходится сдерживаться, чтобы не перекреститься. Потому что мы собираемся свернуть направо на въездную рампу на Нью-Джерси-Парквей, где живут самые большие придурки и самые дикие водители в стране. Когда мы выезжаем на правую полосу, движение небольшое — поблизости находятся только две другие машины.
А спидометр держится на отметке 35.
— Вам придется ехать немного быстрее, миссис Дженкинс.
Мы достигаем 40…. 42… если бы за нами ехала машина, нам бы сейчас сигналили.
— Немного быстрее. Ограничение скорости пятьдесят пять.
По левой полосе мимо проносится машина со скоростью около 80 км\час. Но старая миссис Дженкинс не пугается — она похожа на черепаху из книги "Заяц и черепаха"… едет медленно и размеренно, напевая "Забери меня домой сегодня вечером" Эдди Мани по радио.
Мы разгоняемся до 57.
— Вот так, миссис Джей! Вы справитесь.
Она улыбается, ее морщинистое лицо довольное и гордое.
Но это длится всего секунду, а затем выражение ее лица становится пустым — ее рот открыт, глаза широко распахнуты, а кожа серая.
— О Боже!
Потому что прямо перед нами на дороге что-то есть. Это гусь с несколькими крошечными гусятами позади него — мертвая точка посреди нашей полосы. Прежде чем я успеваю дать ей направление или схватиться за руль, миссис Дженкинс резко дергает нас влево, заставляя мчаться по разделительной и левой полосе гребаного бульвара.
— Тормоз, миссис Дженкинс! Жмите на тормоз — тот, что слева!
— О Боже, о Боже, о Боже…
Мы летим через разделительную полосу, зеленая и коричневая трава разлетается вокруг нас и цепляется за ветровое стекло. А потом мы оказываемся на северной стороне, на трех полосах встречного движения.
Святое дерьмо, я собираюсь умереть… под песню Эдди Мани.
Насколько это хреново?
Я не готов уходить. Слишком многого я не успел сделать.
И в самом верху этого списка: снова поцеловать Кэлли Карпентер.
Не один раз, а десятки, сотни раз. Снова прикасаться к ней. Обнимать ее. Сказать ей… есть так много гребаных вещей, которые я хочу ей сказать.
Если я не выберусь отсюда живым — это будет моим самым большим сожалением.
Под градом визжащих тормозных колодок и крутящихся шин мы пересекаем шоссе, не будучи разбитыми вдребезги другой машиной. Мы ныряем и резко подпрыгиваем над травянистым оврагом за обочиной и, наконец, останавливаемся в густой линии кустов.