Соблазнение

— Было восемь минут третьего утра, когда громкий стук в парадную дверь разбудил меня, — прохрипела она, ее горло сжалось, как будто оно пыталось помешать произнести отвратительные слова.

— Я не знаю, почему мне пришло в голову посмотреть на часы на каминной полке. Окно моей спальни выходило на подъездную аллею. В противном случае я, вероятно, не услышала бы шума. Когда я выглянула… там, должно быть, был весь Скотленд-Ярд. Я полагаю, дворецкий, может быть, лакей, открыл им дверь, а затем коридоры наполнились эхом топота сапог и криков. Дверь в мою спальню распахнулась…

Она отпила немного хереса. Его сладость, казалось, противоречила горьким словам, которые она произносила.

— Инспектор, или кто он там был, бросил на меня быстрый взгляд и вернулся в коридор. Словно в трансе, я последовал за ним до самого порога. Моя мать кричала, ее горничная пыталась успокоить ее. Вокруг было так много мужчин, что я не могла подойти к ней. Они тащили моих братьев по коридору — полагаю, они также вытащили их из постели — и все, о чем я могла думать, это то, что они были недостаточно цивилизованны, чтобы носить ночные рубашки. Как любопытно. Затем Маркус крикнул: "Ради бога, парень, позволь нам привести себя в порядок"

Ты не знаком с Маркусом, но он может быть довольно пугающим. Вероятно, это потому, что он наследник, так как они действительно позволили им одеться. Я помню, как они проводили его мимо, он поймал мой взгляд и сказал: "Все будет хорошо". И я ему поверила. Только, конечно, это было не так.

Глава 11

Как бы ему ни было неприятно выслушивать подробности того, что с ней случилось, он был рад возможности узнать ее лучше, понять ее.

Ее пальцы заметно дрожали, когда она взяла свой бокал и залпом выпила херес, как будто это придало бы ей дополнительную выносливость. Он подумывал о том, чтобы принести ей еще, но это потребовало бы слишком большой активности, и внезапно показалось неправильным производить какое-либо движение, кроме стрелок на каминных часах, отсчитывающих минуты, и извивающегося пламени, издающего мягкое потрескивание, превращая уголь в золу.

Очень медленно, как будто она была зайчонком, который может убежать, если его испугать, он протянул ей свой стакан.

— Вот.

Взяв его, она уставилась в янтарную жидкость.

— Скотч?

— Да.

— Я никогда не пробовала скотч.

— Тогда сделай маленький глоток.

Такие обыденные слова после ее разрушительного описания того, что, без сомнения, было худшей ночью в ее молодой жизни.

На мгновение край стакана коснулся ее губ. Он очень сомневался, что она проглотила хоть немного. Она ритмично постукивала пальцами один за другим по граненому хрусталю.

— Они верили, что мои братья были замешаны, что-то знали. Только они не были, они ничего не знали. Прошло две недели, прежде чем они их выпустили.

— Через неделю после того, как мой отец и братья были арестованы, моя мать решила, что мы должны посетить бал, на который нас пригласили. Она утверждала, что мы должны вести себя так, как будто все нормально, и что наше появление будет сигнализировать о том, что мы не были вовлечены в этот заговор, мы не поддерживали его, и наша верность королеве была выше нашей верности ее мужу, моему отцу, герцогу Вулфорду.

Как и вчера, она говорила так, как будто все это произошло с кем-то неизвестным ей, а не с ней самой. Ее голос был далеким и ровным. Но он верил, что внутри ее захлестнул водоворот эмоций.

— Я пыталась убедить ее, что нам было бы лучше подождать, пока все не уладится. Я еще не смирилась с мыслью, что мой отец может быть вовлечен в такое предательское предприятие. Я была уверена, что все скоро наладится, и он будет оправдан. Что все будет, как было раньше. Видишь ли, я была помолвлена с графом Чедборном, и он не навестил меня, чтобы узнать, как у меня дела, и это заставило меня задуматься. Никто из моих друзей не заходил к нам, а когда я заходила к ним, их не было дома. Но моя мать была настойчива, и я не могла отпустить ее одну. Только позже я поняла, что стресс повлиял на ее суждения. Она начала жить в мире, где ее мужа не обвиняли в измене. Но в то время я этого не знала и поэтому пошла с ней.

— После того, как нас объявили, когда мы спускались по лестнице, Чедборн направился к ее подножию. Сплетники — даже статьи в светских газетах — не упускали случая рассказать о радости, озарившей мое лицо, описывая мое выражение как выражение принцессы, которая поверила, что рыцарь прискакал, чтобы защитить ее честь. К моему крайнему огорчению в то время я действительно это чувствовала. Он спасет меня. Только когда я подошла к нему, он повернулся ко мне спиной, в результате чего все остальные сделали то же самое. Он почувствовал необходимость сделать публичное заявление о своей преданности короне и Англии и о моей непригодности как дочери предателя стать его женой.

Немедленное отвращение к этому человеку пронзило его. Он найдет его и уничтожит его.

— Мать упала в обморок, и слугам пришлось вытаскивать ее, боюсь, довольно бесцеремонно. Она так и не пришла в себя, больше никогда не разговаривала, не вставала с постели, просто увяла, как цветок, вырванный из земли и оставленный без воды. Через несколько часов после того, как они повесили отца, она скончалась. Наверное, не смогла вынести унижения. И это было к лучшему, потому что на следующий день они пришли и забрали у нас все. Одно это убило бы ее.

Она встретилась с ним взглядом, и он увидел, чего ей стоило рассказать все это, и все же так много еще оставалось нераскрытым.

— Расскажи мне о Чедборне.

Ее улыбка была самоуничижительной.

— Он привлек мое внимание во время моего первого сезона, когда мне было всего девятнадцать, и я не спешила определяться с выбором. Я наслаждалась танцами, флиртом, тем, что за мной ухаживали. Серьезно он начал ухаживать за мной во время моего второго сезона. Во время моего третьего сезона он попросил моей руки.

— И ты надеешься вернуть его внимание, став куртизанкой?

Ее смех был едким, отражая боль, которую она все еще таила.

— Боже милостивый, нет. Но я бы не возражала быть настолько желанной, чтобы он захотел меня, и я могла бы отказать ему. Я бы нашла в этом некоторое удовлетворение. — Она отхлебнула скотч, захрипела, закашлялась, ее глаза наполнились слезами.

— Здесь вдруг стало так ужасно холодно.

Отставив стакан, она встала, обхватила себя руками и подошла к камину. Он осторожно присоединился к ней и оперся предплечьем о каминную полку.

— Раньше я принимала камин как нечто должное, — тихо сказала она.

— Они просто всегда были зажжены, всегда горели. Я почти не обращала внимания на слуг, которые следили за

этим.

— Мы редко ценим то, что имеем, пока у нас этого больше нет.

Она выглядела такой чертовски несчастной, стоя там, и он презирал себя за то, что заставил ее ворошить воспоминания, потому что он жаждал знать все о ее жизни, чтобы полностью понять ее, хотя он знал, что вообще не имеет права ничего знать.