Соблазнение

Она открывала дверь, приглашала его войти, и это были те моменты, ради которых она начала жить.

Теперь она наблюдала за ним, когда он вынул часы из жилетного кармана и взглянул на время — как будто его часы были более точными, чем часы, тикающие на каминной полке.

— Это те самые? — тихо спросила она, зная, что он сразу поймет, о чем она, и, удивляясь, почему ей не пришло в голову спросить его раньше.

Он наклонился вперед, чтобы показать ей их, прижатых к его ладони. Она наклонилась к нему, чтобы лучше разглядеть. На обложке был искусно вырезан олень.

— Уменьшило мою вину, — сказал он тихим голосом, слова предназначались только для нее, потому что на них не было герба или надписи, указывающей на то, что они имеют какую-либо сентиментальную ценность. Просто что-то, что купил богатый парень, чтобы всегда знать время.

Она чуть не спросила, передаст ли он их своему первенцу, но это означало бы пролить свет на будущее, которое они оба, казалось, не хотели обсуждать.

Каждую ночь он доставлял ей удовольствие — иногда по-другому, иногда привычным способом, но никогда так, чтобы она полностью принадлежала ему, что поменяло бы статус ее девственности. Часто ей казалось, что ее тело кричит о том, чтобы он взял ее полностью, погрузился в нее, оседлал ее. Это была почти животная потребность.

Она думала, что были времена, когда он тоже хотел этого, потому что он издавал гортанные стоны, которые эхом отдавались вокруг них, как будто ему было больно. Несмотря на то, что он научил ее, как доставить ему удовольствие, она часто чувствовала себя опустошенной после этого, как будто этого было недостаточно для них обоих.

— Я, вероятно, придаю этому больше значения, чем оно заслуживает, пытаясь оправдать свои действия, но они изменили ход моей жизни.

Когда он выдержал ее взгляд, она подумала, что, возможно, он имел в виду нечто большее, чем часы, и что он говорит о ней. Что она знала наверняка, так это то, что он изменил ход ее жизни. Она редко думала о возвращении в Общество, она больше не была уверена, что если она это сделает, то найдет то, что искала.

Она начала верить, что то, что она искала, было прямо здесь. В стенах этой резиденции вместе с ним.

— Посмотри на это, — сказала Джуэл, — нам всем давно пора лечь спать. Ты не справляешься с работой, Зверь.

Алтея взглянула на каминные часы. Две минуты первого. Это заставило ее улыбнуться, напомнив о многих ночах, когда они не смотрели ни на часы, настолько потерявшись друг в друге.

Он встал, и началась более поздняя ночная традиция уходить, чтобы подготовиться ко сну в одно и то же время. Когда все было закончено, она села на кровать и стала ждать, расстегивая пуговицы на своей ночной рубашке, которые застегнула, пока Эстер помогала готовить ее ко сну. Она распустила волосы, которые Эстер терпеливо заплела в косу.

Раздался стук. Она открыла дверь. Он закрыл ее. Наконец-то они были вместе, одни.

Как он делал каждую ночь, он погасил свет, оставив только огонь в камине, чтобы сдерживать тени, и тот очень плохо с этим справлялся. Она хотела делать то, что они делали при солнечном свете, чтобы лучи ласкали его, чтобы она могла видеть каждое его движение в мельчайших деталях.

Она скинула ночную рубашку. Он отбросил рубашку и брюки в сторону. Они врезались друг в друга в центре пространства между дверью и кроватью и жадно прильнули друг к другу ртами, как будто он вернулся из одиссеи, которая длилась годы, а не всего час.

Она подняла руку, и он переплел свои пальцы с ее пальцами, прежде чем завести ее руку за спину, выгнув ее так, что ее груди были выставлены на пиршество, к которому он приступил с таким мастерством, что она чуть не кончила.

С Сочельника он так хорошо изучил ее тело, поощрял ее делиться тем, что ей нравится, а что нет, когда ей нужно было, чтобы он был мягким, когда она требовала, чтобы он усилил давление. Когда медлительность лучше соответствовала бы цели. Когда скорость была очень важна.

Ей нравилась эта его черта. То, что ему было так комфортно этим заниматься, заставляло ее чувствовать то же самое, с чем-то, что верхушка общества предпочитала делать вид, что этого никогда не происходило. И это, конечно же, не подлежало обсуждению.

Непристойные слова, которые он произносил, вовсе не казались непристойными, просто чувственными и эротичными. Сначала она только застенчиво бормотала их, но теперь она использовала их, когда ей это было удобно, когда она хотела довести его еще немного до безумия от желания.

Он подтолкнул ее, пока она не упала на кровать. Словно она была не более чем детской тряпичной куклой, он поднял ее и бросил на покрытый пуховым одеялом матрас. Последовал за ней вниз, снова завладев ее ртом, прежде чем оставить его, чтобы совершить томное путешествие своим ртом вниз по ее горлу, по ее грудям, вдоль ее живота к сердцевине, где он начал лизать ее, и ее конечности расслабились.

— Я не собираюсь становиться куртизанкой.

Он замер, подождал мгновение, поднял на нее взгляд. Несмотря на тени, отсутствие достаточного количества света, она все еще могла разглядеть его красивые черты, увидеть огонь, горящий в его глазах.

— Почему?

Одно слово. Простое слово. Тем не менее, в нем содержалось множество вопросов.

Она потянулась к нему. Он взял ее за руки, сплел их пальцы вместе, приподнялся, положил их руки по обе стороны от ее головы и посмотрел на нее сверху вниз.

— Почему? — повторил он, и в его голосе она услышала сомнение и надежду.

— Потому что это больше не то, чего я хочу. Это не то, что мне нужно. Потому что я счастлива здесь. С тобой. Потому что я люблю тебя.

Со стоном, который звучал так, как будто его сердце было вырвано из груди, он опустил голову к выпуклости ее грудей, поцеловал одну, а затем другую. Затем он просто задержался там, вдыхая и выдыхая, и она испугалась, что совершила ужасную ошибку, произнеся эти слова.

— Это слишком значительно, Тея, — тихо сказал он, — иметь твою любовь. Это заставляет меня чувствовать, что мое сердце вот-вот разорвется в груди.

Он переместился, пока снова не посмотрел на нее сверху вниз.

— Ты знаешь, когда я впервые начал влюбляться в тебя?

Поскольку она не знала, что он это сделал, она могла только покачать головой, хотя ее собственное сердце воспарило от осознания того, что этот замечательный человек любит ее.

— Когда ты сказала мне, что ты не мое чертово дело. Первая искра была не такой уж значительной, но каждый день я узнавал о тебе что-то еще, что заставляло меня влюбляться еще больше. Я все еще влюбляюсь. Я подозреваю, что буду продолжать влюбляться, пока не испущу свой последний вздох.

— Бен, — прошептала она, слишком потрясенная его признанием, чтобы сказать что-то еще. То, что они чувствовали друг к другу, было слишком велико.

— Хотя ты такая миниатюрная, для меня непостижимо, как, когда я с тобой, я не чувствую себя огромным неуклюжим зверем.

Она попыталась вырваться из его хватки, чтобы провести пальцами по его волосам, по его лицу, но он держал крепко. Он всегда держал крепко.

— Займись со мной любовью. По-настоящему. Я не хочу сохранять свою девственность. Я хочу чувствовать, как ты двигаешься внутри меня. Я хочу быть только твоей. Я хочу, чтобы ты была моим.