Собрание сочинений [Том 2]

– Прости, что я заставляю тебя пройти через все это, - извиняющимся тоном проговорила бабушка, - но, как тебе известно, время не считается с нашими желаниями.

Антуан заговорил своим чеканным, хорошо поставленным голосом. Больше чем когда-либо он был похож на актера.

– Одну минуту, мама, - сказал он.
– Я хочу прочесть кое-что, написанное для тебя.

Это было благодарственное стихотворение. Закончив чтение, он умолк. Воздух, казалось, дрожал от переполненности чувствами.

– Это было прекрасно, Антуан, - вздохнула бабушка.
– Ты выразил все, что хотел сказать. Все, что я хотела услышать.

На какое-то мгновение она приумолкла. Затем ее губы расплылись в тонкой улыбке.

– Это плагиат, Антуан?
– спросила она.

Улыбка, которой Антуан ответил матери, была столь же лучезарной.

– Разумеется, мама, - ответил он.
– Разумеется.

Они обнялись, плача. Гудение рожка такси, казалось, стало еще более нетерпеливым. Антуан взглянул на меня, прячущегося под лестницей. Он легонько кивнул мне, как бы говоря: «До свидания. Будь внимателен». Затем он развернулся и, не взглянув более на мать, побежал к двери. Ему было тридцать семь, но выглядел он на все шестьдесят, казалось, он несет на своих плечах огромную тяжесть. Не дойдя до двери, он остановился, услышав голос матери, в последний раз напутствовавшей его.

– Не оглядывайся, Антуан, - сказала она.
– Никогда не оглядывайся. Будь счастлив и действуй. Действуй! В этом все дело. Действуй!

Та сцена наполнила меня странной грустью, неушедшей и по сей день, - в высшей степени неизъяснимой меланхолией, которую дон Хуан объяснил тем, что я в первый раз узнал тогда, что наше время когда-нибудь закончится.

На следующий день моя бабушка отправилась со своим советником, слугой и камердинером в путешествие к таинственному месту, называвшемуся Рондонией, где ее советник-маг собирался найти для нее лекарство. Бабушка была неизлечимо больна, а я даже не знал об этом. Она так и не вернулась, и дон Хуан объяснил, что продажа всего своего имущества и передача денег Антуану была величайшим магическим актом, предпринятым ее советником, чтобы избавить ее от забот о членах своей семьи. Они были так разозлены на мать за ее поступок, что их не заботило, вернется она или нет. У меня было чувство, что они даже понимали, что больше не увидят ее.

Стоя на этой плоской горной вершине, я вспомнил три этих случая своей жизни так, как будто они произошли всего мгновение тому назад. Поблагодарив этих троих, я вернул их на эту вершину. Когда я закончил кричать, мое одиночество стало невыносимым. Я заплакал.

Дон Хуан терпеливо объяснил мне, что одиночество неприемлемо для воина. Он сказал, что воины-путешественники могут положиться на то, на что обращают всю свою любовь, всю свою заботу, - на эту чудесную Землю, нашу мать, являющуюся основой, эпицентром всего того, что мы собой представляем, и всех наших дел, той самой сущностью, к которой все мы возвращаемся, той самой, что позволяет воинам-путешественникам отправиться в свое окончательное путешествие.

Затем дон Хенаро стал совершать акт магического намерения в поддержку моего предприятия. Он выполнил серию удивительных движений, лежа на животе. Он превратился в светящуюся каплю, которая, казалось, плыла по земле, как по воде. Дон Хуан сказал, что таким образом дон Хенаро обнимает огромную Землю и что, несмотря на разницу в размерах. Земля ощутила его объятия. Действия дона Хенаро и объяснения дона Хуана способствовали тому, что на смену моему одиночеству пришла огромная радость.

– Я не могу смириться с мыслью о твоем уходе, дон Хуан, - услышал я свой голос.

Звук моего голоса и сказанные мной слова привели меня в замешательство. Еще большее огорчение я почувствовал, когда начал непроизвольно всхлипывать, побуждаемый жалостью к самому себе.

– Что со мной, дон Хуан?
– пробормотал я.
– Я никогда не знал такого состояния.

– С тобой происходит то, что твое осознание вновь достигло пальцев твоих ног, - ответил он, смеясь.

Я совершенно утратил контроль над собой и полностью отдался чувствам подавленности и отчаяния.

– Я хочу остаться один, - пронзительно вскрикнул я.
– Что со мной происходит? Во что я превращаюсь?

– Пусть все идет своим чередом, - мягко сказал дон Хуан.
– Чтобы покинуть этот мир и предстать перед неведомым, мне понадобится вся моя сила, все мое терпение, вся моя удача. Но прежде всего мне будет нужна вся стальная выдержка воина-путешественника. Чтобы остаться и продолжить путь, как подобает воину-путешественнику, тебе понадобится все то же, что и мне. Путь, в который мы отправляемся, нелегок, но остаться ничуть не легче.

Чувства захлестнули меня, и я поцеловал ему руку.

– Ну-ну-ну!
– сказал он.
– Ты еще башмаки мне почисть!

Охватившая меня мука из жалости к себе превратилась в чувство ни с чем не сравнимой утраты.

– Ты уходишь!
– пробормотал я.
– Боже мой! Навсегда уходишь!

В этот момент дон Хуан проделал со мной то, что постоянно проделывал, начиная с первого дня нашего знакомства. Он надул щеки, как будто задержав дыхание после глубокого вдоха, хлопнул меня по спине левой рукой и сказал:

– Встань на цыпочки! Поднимись!

В следующее мгновение я вновь обрел над собой полный контроль. Я понял, чего от меня ждут. Я больше не колебался и перестал беспокоиться о себе. Меня не заботило, что произойдет со мной после того, как дон Хуан покинет меня. Я знал, что его уход неизбежен. Он посмотрел на меня, и его глаза сказали мне все.

– Мы больше никогда не будем вместе, - мягко сказал он.
– Тебе больше не нужна моя помощь, да я и не хочу тебе ее предлагать, поскольку ты достоин того, чтобы называться воином-путешественником, и ты плюнешь мне в глаза, если я предложу ее тебе. С определенного момента единственной отрадой для воина-путешественника становится его уединенность. Точно так же я не хотел бы, чтобы ты пытался помочь мне. Раз уж я должен уйти, я ухожу. Не думай обо мне, ведь я не буду думать о тебе. Если ты настоящий воин-путешественник, будь безупречен! Заботься о своем мире. Почитай его, защищай его даже ценой собственной жизни!

Он двинулся прочь от меня. Этот момент был выше жалости к себе, слез, счастья. Он кивнул головой, то ли прощаясь, то ли давая знать, что понимает мои чувства.

– Забудь о себе, и ты не будешь бояться ничего, на каком бы уровне осознания ты ни оказался, - сказал он.

В порыве легкомыслия ему захотелось поддразнивать меня до самого конца. Он делал это в последний раз в этом мире. Он протянул ко мне ладони и растопырил пальцы, как ребенок. Затем он вновь сжал их.

– Чао!
– сказал он.

Я знал, что выражать печаль и сожалеть о чем-либо было бессмысленно, но мне было нелегко стоять просто так, когда дону Хуану пришло время уходить. Мы оба были вовлечены в необратимый энергетический процесс, который никто из нас не в силах был остановить. С другой стороны, мне хотелось присоединиться к дону Хуану, идти с ним куда угодно.

Мое сознание прочертила мысль, что, если я умру, он возьмет меня к себе.

Затем я увидел, как дон Хуан Матус, Нагваль, уводит за собой пятнадцать других видящих, своих компаньонов, своих подопечных, своих друзей, и они исчезают в дымке с северной стороны горы. Я видел, как каждый из них превращается в светящуюся сферу и они все вместе возносятся над горой и плывут над ней, подобно призрачным огням. Как и предсказывал дон Хуан, они сделали круг над горой, в последний раз обхватив эту удивительную землю доступным лишь им взглядом. Затем они исчезли.