Собрание сочинений. т. 4.
Шрифт:
Указывая на особые творческие задачи, которые ставил себе Золя, работая над романом «Чрево Парижа», критик Ленеллетье, знавший Золя, пишет: «Мы часто говорили с ним о непривычной еще красоте рождающегося нового искусства, которую наши современники, казалось, не замечали. Большинство из них не признавали двойную, утилитарную и эстетическую, ценность новой архитектуры. У Золя возникло намерение, вначале еще не вполне ясное, но к которому он часто возвращался в наших разговорах, — написать книгу, действие которой развертывалось бы на фоне и в пределах Центрального рынка. Он чрезвычайно увлекся этим замыслом. Его стремление создавать развернутые описания, являющиеся частью действия, вливающиеся в него, обретало в этом замысле возможность своего воплощения. „Чрево Парижа“ — первый роман Золя, в котором центром сюжета, его движущим моментом являются описания „среды“» [3] .
3
Lepelletier, E. Zola, Р. 1883.
Появление
Критик-католик Барбе д’Оревильи несколько позже, в 1902 году, резко возмущался книгой Золя: «Мы все становимся колбасниками, и это именуется реализмом». Д’Оревильи видел в романе проявление двух чудовищных явлений современности: Материализма и Демократизма [4] . В этих словах д’Оревильи раскрыта одна из истинных причин резких отрицательных отзывов о «Чреве Парижа» официальной буржуазной критики.
Положительно оценил роман Мопассан, подчеркивавший главным образом достоинства описаний Рынка.
4
Barbe у d’Aurevilly, Le roman contemporain, P. 1902.
«„Чрево Парижа“ — это апофеоз рынка овощей, рыбы, мяса. Эта книга пахнет рыбой, как возвращающееся в порт рыбацкое судно; от нее веет свежестью огородной зелени и тяжелым дыханием прелой земли. А из глубоких погребов громадного пищевого склада на страницы книги поднимается тошнотворный запах лежалого мяса, отвратительный аромат сваленной в груды дичи, зловоние сыров; все эти испарения смешиваются, как в реальной жизни, и, читая книгу, вы испытываете те же ощущения, какие испытали, проходя мимо этого дворца пищеварения, подлинного чрева Парижа» [5] .
5
Мопассан, Полн. собр. соч., т. XIII, Гослитиздат, М. 1950, стр. 124.
Интерес к роману «Чрево Парижа» несколько усилился во Франции после успеха инсценировки романа, сделанной В. Бюзнахом и представленной в феврале 1887 года на сцене «Парижского театра». Ряд газет выступили с благожелательными отзывами о спектакле.
В своем дневнике режиссер Андре Антуан, отмечая правдивость постановки, подчеркнул мелодраматический характер инсценировки Бюзнаха («Дневники директора театра», 17 марта 1887 г.).
Новизна темы и персонажей вызвала резкое осуждение усердного хранителя старых традиций французской сцены — Франциска Сарсэ — театрального обозревателя газеты «Тан». Золя ответил на нападки Ф. Сарсэ большой статьей «Народная драма» (газета «Фигаро», 2 марта 1887 г.), в которой он отстаивал необходимость создания нового репертуара, порывающего с традицией салонной, любовно-психологической драмы, со скрибовскими канонами «хорошо сделанной пьесы».
Газета «Парижская жизнь» напечатала либретто пародийного балета — «„Чрево Парижа“, большой муниципальный балет в двух актах и пяти картинах. Поэма и музыка Э. Золя». Кордебалет составляла различная рыночная снедь, пытающаяся соблазнить Флорана.
В России переводы «Чрева Парижа» появились в 1873 году почти одновременно в шести журналах: «Дело», «Искра» «Вестник Европы», «Отечественные записки», «Русский вестник», «Библиотека дешевая и общедоступная». Правда, как правило, это были сокращенные переводы, а порою и пересказы. Но в том же 1873 году роман вышел двумя отдельными изданиями. Роман был высоко оценен многими русскими журналами, которые прежде всего подчеркивали социальное звучание произведения. В. Чуйко писал в радикальном журнале «Искра» («Современный французский роман», 1873, март), что «в романе дана необыкновенно талантливо написанная картина парижского брюха при Второй Империи». Чуйко подчеркивал враждебное отношение писателя к лавочникам, к «Толстым», и этим он объяснял нелюбовь французского буржуазного читателя к Золя: «У Эмиля Золя буржуа оскорблен вовсе не слишком откровенными сценами и положениями, а именно тем, что этими сценами и положениями нельзя спокойно наслаждаться, что в них автор преследует совершенно другие цели и описывает нравственные и физические уклонения с отвращением и злобой, которые доказывают, как страстно и глубоко он ненавидит буржуазный мир». Сатирическое изображение буржуазии, «думающей только о своем брюхе», отмечал также и анонимный критик журнала «Дело». Положительную оценку получил роман и на страницах «Вестника Европы», где также подчеркивалась антибуржуазность романа (1873, июль).
Критик А. Чебышев-Дмитриев писал, что «в осуждении тупой, бессердечной, своекорыстной буржуазной „честности“ и заключается ключ к основной идее романа» (газета «Биржевые ведомости», 8 июля 1873 г.).
В реакционном журнале «Русский вестник» рецензент
журнала с раздражением отмечал, что русский читатель ценит роман Золя «за заключающуюся в нем сатиру против „растлевающего влияния царизма“» (1873, ноябрь), однако и в статье «Русского вестника» все же говорилось, хотя и с оговорками, «о блестящем таланте Золя». В журнале «Отечественные записки» (1873, июль) был помещен подробный анализ романа, сделанный А. Плещеевым. Плещеев отмечал республиканизм Золя, правдивость созданных им картин жизни лавочников, где «все поглощено одной страстью к обогащению, все попрано и принесено в жертву мамоне», он рассматривал роман «Чрево Парижа», как «одно из весьма крупных явлений французской беллетристики». Плещеев особенно подчеркивал художественную удачу Золя в создании образа Лизы: «Создание одного такого типа может сделать писателю репутацию художника… свидетельствует об умении Золя заглянуть в самую глубь человеческой природы, о значительной силе анализа». Журнал «Отечественные записки» вновь возвращается к оценке романа Золя в 1876 году. П. Д. Боборыкин в статье «Реалистический роман во Франции» (1876, июль) высоко оценивает живописное мастерство Золя, правдивое изображение действительности: «Перед вами мечутся целые ряды картин, не уступающих в мастерстве живописным изображением фламандских мастеров».Салтыков-Щедрин, не любивший романы Золя, делал, однако, исключение для «Чрева Парижа». Он писал Анненкову в декабре 1875 года: «Теперь в моих глазах из всех произведений Золя только „Ventre de Paris“ существует» (Письма Салтыкова-Щедрина, 1845–1889, Л. 1924, стр. 110).
Большой успех романа «Чрево Парижа» способствовал быстрому росту популярности Золя у русского читателя. Именно с 1873 года, с момента выхода в русском переводе «Чрева Парижа», Золя становится писателем, широко известным в России.
«Завоевание Плассана» — четвертый роман из цикла «Ругон-Маккары» печатался с февраля месяца 1874 года в газете «Сьекль», в мае того же года он вышел отдельной книгой в издательство Шарпантье.
Замысел «Завоевание Плассана» складывался в течение длительного времени и претерпел существенное изменение. В самом начале работы над «Ругон-Маккарами» писателем была намечена книга о священниках. В первом перечне будущего цикла значилось: «Роман о священниках (провинция)». В более подробном плане, составленном в 1869 году для издателя А. Лакруа, Золя изложил замысел романа, который впоследствии получил название «Проступок аббата Муре». В конце 1871 года, составляя третий перечень цикла, Золя намечает уже два романа о священниках и наряду с «Проступком аббата Муре» впервые появляется название нового романа — «Завоевание Плассана».
Героями романа должны были быть Франсуа Муре и Марта Ругон. По первоначальному замыслу роман должен был быть посвящен главным образом истории взаимоотношений четы Муре. На первых страницах «Наброска» Золя записал: «Не забыть, что Марта — дочь Пьера Ругона и Фелисите. В ее жилах течет кровь Ругонов, в то время как Муре по крови — Маккар. Моя физиологическаядрама будет посвящена изучению близкого родства, которое сближает супругов, но в конце концов приводит их к полному разладу». Золя хотел затронуть в романе вопросы наследственности и нервно-психических заболеваний, которые давно его интересовали. Писатель рассматривал чрезмерную набожность как одно из проявлений умственного расстройства. В январе 1869 года в газете «Трибюн» была опубликована рецензия Золя на пьесу В. Сарду «Серафина». Золя писал: «Причины набожности могут быть самые различные: ханжа продает свои молитвы, рассчитывая получить за них соответствующее вознаграждение, больной мозг верующей женщины бросает ее во власть религиозных галлюцинаций, светская модница считает, что постоянное место в церкви св. Роха для нее столь же необходимо, как и ложа у Итальянцев». Далее Золя добавляет: «Нам очень нужна пьеса, в которой было бы показано, как современные Тартюфы подчиняют себе женщин». В 1870 году в одном из своих очерков, напечатанных в газете «Ля Клош», Золя подробно описывал экстатическое состояние набожной женщины, оказавшейся всецело под влиянием своего духовника. Эти произведения Золя явились как бы первоначальными эскизами одной из тем будущего романа — трагической истории Марты, впавшей под влиянием религии в мистическое безумие. Для описания больной психики Марты, ее мистических стремлений Золя использовал материалы из книг доктора-психиатра Трела «Тихое помешательство, изученное и рассмотренное с точки зрения жизни семьи и общества» (1861) и доктора Моро «Тождественность состояния безумия и галлюцинаций» (1855). В ткань романа Золя включил также материал своей новеллы «История одного сумасшедшего», опубликованной в 1869 году в газете «Трибюн» [6] . В новелле рассказывалось о человеке, поступки которого расценивались окружающими как проявление сумасшествия. Будучи помещен в сумасшедший дом, человек этот действительно впадает в безумие. В этой новелле заключена вся история Франсуа Муре.
6
Поль Алексис ошибочно указывает, что новелла была напечатана в газете «Эвенеман».
Роман «Завоевание Плассана» должен был быть по сюжету непосредственным продолжением «Карьеры Ругонов». В начало «Наброска» Золя писал: «Мне необходимо вновь вернуться в Плассан, куда я потом долго не смогу заглянуть… Этот роман будет изображением жизни провинции во время Империи, картиной торжества Пьера Ругона и Фелисите…»
Это произведение, посвященное в основном истории семьи Муре, должно было стать семнадцатым, предпоследним романом цикла. Но в 1873 году значительно изменяются творческие планы писателя. Закончив работу над первыми тремя книгами цикла «Ругон-Маккары», Золя приступает к созданию книги о священниках.