Собрание сочинений. Том 9
Шрифт:
Нынешний г-н Коббет, продолжающий в изменившейся обстановке политику своего отца, поневоле скатился в разряд либеральных тори.
«Times», стараясь вознаградить себя за покорность перед русским царем удвоенной наглостью по отношению к английским рабочим, выступает по поводу предложения г-на Коб-бета с передовой, претендовавшей быть чем-то потрясающим, но на деле оказавшейся полнейшим вздором. Газета не может отрицать, что ограничение времени работы машин есть единственный способ заставить фабричных магнатов подчиниться существующим законам о продолжительности рабочего дня на фабриках. Но она не в состоянии уразуметь, как это человек в здравом уме, стремящийся достигнуть определенной цели, может предлагать единственное пригодное для этого средство. Существующий закон о 101/2– часовом рабочем дне [176] , подобно всем остальным фабричным законам, — только фиктивная уступка рабочим со стороны правящих классов. И рабочие, не довольствуясь чисто показной уступкой, смеют добиваться, чтобы этой уступке был придан реальный характер. «Times» никогда не слыхал ничего более смешного или экстравагантного. Если хозяину будет воспрещено парламентом заставлять своих рабочих работать 12, 16 и больше часов, то, — заявляет «Times», — «Англия перестанет быть страной свободных людей». Точно так же некий джентльмен из Южной Каролины,
176
5 августа 1850 г. парламентом был принят закон, устанавливавший продолжительность рабочего дня для женщин и подростков в 101/2 часов и определявший время начала и конца рабочего дня. Принятие закона было вызвано протестами рабочих против решения Суда казначейства по делу о нарушении фабрикантами закона о десятичасовом рабочем дне 1847 г., решения, которое фактически санкционировало эти нарушения. Акт 1850 г. запрещал фабрикантам применять систему посменной работы, посредством которой они обходили закон 1847 г., но в то же время официально узаконивал удлинение рабочего дня на полчаса.
«тем естественным импульсом, который постоянно согласует предложение со спросом и побуждает людей выбирать занятие, наиболее для них приятное и подходящее».
Законодательство не должно, разумеется, вторгаться в область travail attrayant {привлекательного труда. Ред.}. Если вы ограничите работу машин определенной частью суток — скажем, от 6 часов утра до 6 часов вечера, то на таком же основании, — говорит «Times», — вы вообще можете запретить применение машин. Если вы тушите газ на улицах после восхода солнца, вы должны тушить его и ночью. «Times» не допускает законодательного вмешательства в частные дела, и, вероятно, поэтому он отстаивает сохранение налога на бумагу, на объявления и сохранение штемпельного сбора с газет, чтобы нанести ущерб частным делам своих конкурентов, добиваясь в то же время от парламента облегчения своих собственных дел путем отмены налога на газетные приложения. «Times» выказывает свое крайнее отвращение к вмешательству парламента в священные интересы фабричных лордов — интересы, ради которых ставятся на карту жизнь и моральное состояние целых поколений, и в то же время всякими неправедными путями добивается самого бесцеремонного вмешательства в дела извозчиков и владельцев наемных экипажей, хотя при этом на карту ровно ничего не было поставлено, кроме удобства некоторых упитанных дельцов из Сити и, возможно, джентльменов из Принтинг-хаус-сквер [177] . До сих пор буржуазные экономисты говорили нам, что главная польза машин заключается в том, что они заменяют и сокращают физический труд и уменьшают его тяжесть. Ныне «Times» признает, что при существующем классовом строе машины не сокращают, а удлиняют рабочий день, что они сначала лишают индивидуальный труд его качеств, а затем вынуждают рабочего возмещать потерю качества количеством. Так, рабочий день удлиняется все больше, к дневной работе прибавляется ночная, и этот процесс прерывается только промышленными кризисами, когда рабочему вообще отказывают в какой-либо работе, когда ворота фабрик захлопываются у него перед носом и он может либо наслаждаться полным отдыхом, либо повеситься, если ему так угодно.
177
См. примечание 80.
Написано К. Марксом 8 июля 1853 г.
Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 3826, 22 июля 1853 г.
Подпись: Карл Маркс
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
К. МАРКС
РУССКО-ТУРЕЦКИЕ ОСЛОЖНЕНИЯ. — УЛОВКИ И УВЕРТКИ БРИТАНСКОГО КАБИНЕТА. — ПОСЛЕДНЯЯ НОТА НЕССЕЛЬРОДЕ. — ОСТ-ИНДСКИЙ ВОПРОС
Лондон, вторник, 12 июля 1853 г.
Парламентский фарс, разыгравшийся в четверг на прошлой неделе, был продолжен и завершен на заседании палаты общин в пятницу 8-го сего месяца. Лорд Пальмерстон потребовал, чтобы г-н Лейард не только отложил на понедельник внесение своего предложения, но чтобы вообще об этом предложений никогда более не упоминалось. «Понедельник должна была постигнуть участь пятницы». Г-н Брайт воспользовался случаем для того, чтобы поздравить лорда Абердина по поводу его осторожной политики, а заодно уж и вообще заверить его в своем полном доверии.
«Если бы кабинет был не чем иным, как Обществом мира» [178] , — замечает «Morning Advertiser», — «то и тогда он не мог бы сделать больше, чем сделал добрейший Абердин для того, чтобы ободрить Россию, обескуражить Францию, поставить в опасное положение Турцию и дискредитировать Англию. Речь г-на Брайта явилась чем-то вроде манчестерского манифеста в поддержку робких членов кабинета».
Старания министров сорвать предполагавшийся запрос Лейарда проистекали из вполне обоснованного опасения, что при этом нельзя будет дольше скрыть от публики внутренние разногласия в кабинете. Турция должна распасться ради того, чтобы предотвратить распад коалиции. Происки России встречают наиболее благосклонное отношение не только со стороны лорда Абердина, но и со стороны следующих министров: герцога Аргайла, лорда Кларендона, лорда Гранвилла, г-на Сидни Герберта, г-на Кардуэлла и «радикального» сэра Уильяма Молсуорта. Передают, будто лорд Абердин уже раз грозил подать в отставку. «Энергичной» партии Пальмерстона (civis romanus sum [179] ), разумеется, только и нужен был этот предлог для того, чтобы отступить. Было решено послать константинопольскому и с. — петербургскому дворам тождественные ноты, в которых предложить, чтобы «привилегии, требуемые царем для православных, были предоставлены и всем другим христианам, проживающим во владениях Турции, посредством гарантийного договора, участниками которого должны быть великие державы». Но ведь точно такое же предложение было уже сделано князю Меншикову накануне его отъезда из Константинополя, и оно, как всем известно, ни к чему не привело. Поэтому поистине смешно ожидать какого-либо результата от его повторения, тем более, что именно Россия, а теперь это несомненно, настойчиво добивается как раз заключения договора с великими державами, иными словами, с Австрией и Пруссией, и это больше не встречает противодействия. Граф Буоль, австрийский премьер-министр, является шурином барона Мейендорфа, русского посланника, и действует в полном согласии с Россией.
В тот самый день, когда обе партии коалиции, сонливая и «энергичная», приняли вышеупомянутое решение, в газете «Patrie» было напечатано следующее:178
Общество мира — буржуазно-пацифистская организация, основанная в 1816 г. в Лондоне религиозной сектой квакеров. Общество получило активную поддержку со стороны фритредеров, полагавших, что в мирных условиях Англия сумеет с помощью свободной торговли полнее использовать свое промышленное превосходство и добиться экономического и политического господства.
179
Намек на позицию Пальмерстона в англо-греческом конфликте 1847 г. по делу купца Пасифико, португальца по происхождению, имевшего английское подданство. Дом Пасифико в Афинах был сожжен, что послужило поводом правительству Англии направить в Грецию свой флот и предъявить греческому правительству резкий ультиматум. В агрессивной речи в парламенте Пальмерстон оправдывал действия Англии необходимостью поддерживать престиж английских подданных, уподобляя их гражданам Древнего Рима. Употребленное при этом Пальмерстоном выражение «civis romanus sum» («я римский гражданин») служило формулой, обозначавшей привилегии и высокое положение, которое давало римское гражданство.
«Новый австрийский интернунции в Константинополе, г-н фон Брук, в качестве первых своих шагов потребовал у Порты уплаты пяти миллионов пиастров возмещения и согласия на передачу портов Клек и Суторина. Это требование было воспринято как поддержка России».
Это не единственная поддержка, оказанная Австрией русским интересам в Константинополе. Следует напомнить, что, когда в 1848 г. государям нужно было стрелять в свой народ, они создавали «недоразумения». Такой прием применяется сейчас по отношению к Турции.
Австрийский консул в Смирне распорядился силой доставить одного венгра {Косту (арестованного по приказу консула Векбеккера). Ред.} из английской кофейни на борт австрийского корабля; в ответ на эту попытку эмигранты убили одного австрийского офицера и ранили другого, после чего г-н фон Брук потребовал у Порты удовлетворения в течение 24 часов [180] . Сообщая об этом, газета «Morning Post» в субботнем номере одновременно приводит слухи о вступлении австрийцев в Боснию. Разумеется, когда представителей коалиционного кабинета запросили вчера на заседании обеих палат относительно достоверности этих слухов, оказалось, что они «еще не получили информации». Один только Рассел отважился высказать предположение, что за этими слухами, вероятно, не кроется ничего другого, кроме факта концентрации австрийцами своих войск в Петервардейне. Так исполняется предсказание г-на Татищева, заявившего в 1828 г., что, когда дело дойдет до окончательного решения, Австрия жадно ухватится за свою долю добычи.
180
Имеется в виду так называемый «смирнский инцидент», произошедший летом 1853 г. в связи с арестом по приказу австрийского консула в Смирне венгерского эмигранта Косты, состоявшего в подданстве США. Арестованный Коста был отправлен на борт австрийского военного корабля «Гусар». В связи с этим в Смирне произошла вооруженная стычка между эмигрантами и несколькими австрийскими морскими офицерами. В инцидент вмешался капитан американского военного корабля «Сен-Луи» Ингрехем, который по совету временного поверенного в делах США в Константинополе Брауна в ультимативной форме потребовал от капитана австрийского корабля освобождения Косты. Вооруженное столкновение было предотвращено благодаря вмешательству консулов других держав. После нескольких месяцев переговоров Коста был освобожден и вернулся в США.
Депеша из Константинополя от 26-го прошлого месяца гласит:
«Ввиду распространившихся слухов о том, что весь русский флот покинул Севастополь и направляется к Босфору, султан запросил французского и английского послов, готов ли объединенный флот пройти через Дарданеллы в случае демонстрации со стороны русских у Босфора? Оба посла ответили утвердительно. Турецкий пароход, имея на борту английских и французских офицеров, только что был послан из Босфора в Черное море для рекогносцировки».
После занятия княжеств русские первым делом запретили опубликование султанского фирмана, подтверждающего привилегии христиан всех вероисповеданий, и закрыли выходившую в Бухаресте немецкую газету, которая осмелилась напечатать статью о восточном вопросе. В то же время они потребовали от турецкого правительства уплаты первого взноса ежегодных платежей, установленных при их предыдущей оккупации Молдавии и Валахии в 1848–1849 годах. За время с 1828 г. русский протекторат обошелся княжествам в 150 миллионов пиастров, не считая огромных убытков, причиненных грабежами и разрушениями. Англия покрывала расходы России в ее войнах против Франции, Франция оплатила войну России против Персии, Персия — ее войну против Турции, Турция и Англия— ее войну против Польши; Венгрия и Дунайские княжества должны теперь покрыть издержки ее войны против Турции.
Самым важным событием дня является новая циркулярная нота графа Нессельроде, помеченная: С.-Петербург, 20 июня 1853 года. В ней объявляется, что русские войска не очистят Дунайских княжеств до тех пор, пока султан не согласится на все требования царя, а английский и французский флоты не покинут турецкие воды. Эта нота звучит как прямое издевательство над Англией и Францией. В ней говорится:
«Позиция, занятая обеими морскими державами, является морской оккупацией, и это дает нам право восстановить равновесие во взаимном положении сторон путем занятия определенной военной позиции».
Обратите внимание на то, что Безикская бухта находится на расстоянии 150 миль от Константинополя. Царь настаивает на своем праве оккупировать турецкую территорию, отрицая в то же время за Англией и Францией право занимать нейтральные воды без его специального разрешения. Восхваляя собственное великодушие и снисходительность, он предоставляет Порте полную свободу в выборе формы отказа от своего суверенитета: она может это сделать «посредством конвенции, сенеда или другого взаимно-обязывающего договора, либо даже путем подписания простой ноты». Он убежден, что «беспристрастная Европа» поймет, что Кайнарджийский договор, предоставивший России право охранять всего одну православную церковь в Стамбуле [181] , провозгласил Россию ео ipso {тем самым. Ред.} восточным Римом. Он сожалеет о том, что Запад не понимает безобидного характера религиозного протектората России в зарубежных странах. Свою заботу о сохранении неприкосновенности Турции он доказывает историческими фактами, — той «подлинной умеренностью, с которой он использовал в 1829 г. свою победу при Адрианополе». На самом деле ему тогда помешали проявить неумеренность лишь жалкое состояние его армии и угроза английского адмирала подвергнуть бомбардировке — с разрешения или без разрешения своего правительства — каждый населенный пункт на побережье Черного моря; все то, чего ему тогда удалось добиться, досталось ему только в результате «снисходительности» западных кабинетов и вероломного разгрома турецкого флота при Наварине.
181
См. примечание 103.