Собрание стихотворений и поэм

АВТОРУ СКУЧНОГО РОМАНА В СТИХАХ

Читал роман твой. Это, брат, не «Мцыри». Какой охват людского бытия! Мне стало ясно, что в подлунном мире Есть два несчастных: это ты и я.

Какое совпаденье роковое, Мы словно угодили под обвал: Несчастен ты, что написал такое, Несчастен я, что это прочитал.

НАДПИСЬ НА СБОРНИКЕ СТИХОВ ДАГЕСТАНСКИХ ПОЭТОВ

Я раньше думал, что на небосклоне Для всех восходит солнце поутру, Но заблужденье собственное понял, Когда прочел собратьев по перу.

В стихах аварских вечное светило Сияет для аварцев круглый год, То для даргинцев светит с новой силой, То для кумыков жару задает.

Я раньше думал, что в горах суровых У нас несхожи только языки, А в остальном, как всюду, право слово, Смеются дети, плачут старики.

Но оказалась мысль моя ошибкой, Поскольку я узнал на склоне лет, Что есть национальные улыбки И «да» национальное и «нет».

Что в Цудахаре руки пожимают Иначе, чем в Рутуле и Бежта, Что у лезгинов в реках голубая, А у ногайцев синяя вода.

Что даже небо делится на части, Как будто не хватает его всем… Бушуют поэтические страсти, Выплескивая воду из поэм.

Ведь каждый тщится к общему кувшину Приделать ручку собственным пером – И вот уже, как многорукий Шива, Он в сборник помещается с трудам.

И хочется мне крикнуть в полный голос: – К чему, собратья, спорить без причин?! Десятки зерен сочетает колос, Но корень, как республика – один.

РЕЗОЛЮЦИЯ НА ЗАЯВЛЕНИИ, В КОТОРОМ ЖАЛУЮТСЯ НА ПЛОХОЕ СОСТОЯНИЕ ТОРГОВЛИ В ДАГЕСТАНЕ

Ты пишешь в заявлении пространном, Что, дескать, не в пример былым годам, Убыточна торговля Дагестана: Куда ни глянешь – всюду стыд и срам.

Тут не хватает масла, там нет мяса, О прочем даже речь не заводи… И очередь такая возле кассы, Что невозможно крайнего найти.

Ну, правда, разве только на закуску Отыщешь меж консервных пирамид Какого-нибудь жалкого моллюска, Которым бы побрезговал и кит.

Не обессудь, товарищ незнакомый, Ты пессимист отпетый и чудак… Смотри, как важно шествуют из дома Торговые работники в продмаг.

Сверкают бриллианты в их сережках, Ключи от «Волг» в их кожанках звенят… Как будто знаменитые матрешки, Они друг другу кровная родня.

… А, знать, не так уж плохи в Дагестане Торгово-продуктовые дела, Коль заправляют ими ваньки-встаньки, Столпившись возле общего котла.

Твой пессимизм, по меньшей мере, странен… Иначе отчего тогда, скажи, Готовы без зарплаты в ресторане Трудиться и Гасаны, и Гаджи?..

Да, что они! Приятель мой старинный, Окончивший словесный факультет, Преподает не в школе, а на рынке Язык весов, поэзию монет.

Заслуженный артист и тот в буфете Торгует бойко влагою хмельной – Нет повести печальнее на свете, Чем очередь за пивом в летний зной…

Позволь, товарищ, мне не согласиться С несправедливой жалобой твоей – Смотри, как бодро сытые счастливцы Кивают нам из встречных «Жигулей».

НАДПИСЬ НА КНИГЕ ОДНОГО АВТОРА, КОТОРЫЙ В ПРОШЛОМ БЫЛ АКТЕРОМ

Тебе б играть на сцене в наши лета, Добился б ты успеха без труда, Ведь ты давно играешь роль поэта, Хотя поэтом не был никогда.

ОДНОМУ ПРОСИТЕЛЮ АВТОГРАФА

Способна быть безвольною рука ведь И увенчать автографом стихи, Но ты не заставляй меня лукавить, Зачем приумножать мои грехи?

АВТОГРАФ НА КНИГЕ, КОТОРУЮ Я ПРЕПОДНЕС ДРУГУ МОЕГО ОТЦА СТАРОМУ АЛИ ИЗ АУЛА ЦАДА

В Цада не ты ли старший из аварцев На годекане коротаешь дни? Прошу тебя, почтеннейший из старцев, В мои стихи однажды загляни.

И если моего отца три этом Увидишь вдруг ты в окруженье скал, То это для меня по всем приметам Дороже будет всяческих похвал.

АВТОГРАФ НА КНИГЕ, КОТОРУЮ Я ПОДАРИЛ АЛЕКСАНДРУ ТРИФОНОВИЧУ ТВАРДОВСКОМУ

Тебе я книгу поднося свою, Как будто на распутии стою И думаю, чего желать мне след, Чтоб прочитал ее ты или нет?

АВТОГРАФ НА КНИГЕ, ПОДНЕСЕННОЙ КАИСЫНУ КУЛИЕВУ

Как лунь, голова моя стала седа, Не время ль, Кайсын, возвратиться к истокам, Тебе в твой Чегем, над мятежным потоком, А мне в мой аул – поднебесный Цада?

Пока еще в седлах мы крепко сидим, Пока не исчезли мы в суетном мире, Пока еще сами себе мы визири, Давай возвратимся к истокам своим.

И может быть, в силу немногих заслуг, Познавшим и славу, и горечь кручины, Отпустят грехи нам родные вершины, А мы не безгрешны с тобою, мой друг!

АВТОГРАФ НА КНИГЕ, ПОДАРЕННОЙ МНОЮ ИРАКЛИЮ АНДРОНИКОВУ

Мои стихи, коль выпадет досуг, Прочти, Ираклий, в долгий шкаф не спрятав, Но утаи от Лермонтова, друг, Что эту книгу написал Гамзатов.

Ему другое имя назови; Теперь поэты, лишь в Союз их примут, Тщеславью предаваясь, как любви, Пред Пушкиным самим стыда не имут.

АВТОГРАФ НА КНИГЕ, КОТОРУЮ Я ПОДАРИЛ МАМЕ

Все то, что мной написано доселе, Сегодня до строки готов отдать За песню ту, что мне у колыбели Вблизи вершин ты напевала, мать.

Там, где вознесся небу сопредельный Кавказ, достойный славы и любви, Не из твоей ли песни колыбельной Берут начало все стихи мои?

АВТОГРАФ НА КНИГЕ, КОТОРУЮ Я ПОДАРИЛ ИРАКЛИЮ АБАШИДЗЕ

Три пожеланья шлю тебе, мой друг, Я с первыми рассветными лучами: Стократ пусть обойдет тебя недуг Красивого, с оленьими очами.

А если заболеешь – не тужи, К себе твое приблизив изголовье, Возьмут недуг твой горские мужи И отдадут взамен свое здоровье.

То строже озаряясь, то добрей, Твой взор глядит, как с фрески пред свечами, Еще тебе желаю: не старей, Ты – витязь мой с оленьими очами.

А если годы станут наступать, То с гор тридцатилетние мужчины Прискачут, чтобы молодость отдать Тебе, мой брат, и взять твои седины.

А третье пожеланье, чтоб и впредь Ты, ощущая крылья за плечами, В который раз мог Грузию воспеть, Ее поэт с оленьими очами.