Собрание стихотворений и поэм

В нарядном бокале не правда, а ложь, Что прячет до срока предательский нож. Ах, сколько талантов врасплох он застиг И по миру сколькие семьи пустил?

В прозрачном бокале двулико вино — Коварных врагов развлекает оно, Зато на моих простодушных друзей Тоску нагоняет притворный елей.

В проклятом бокале не истина, нет, А пьяной иллюзии сумрачный бред. Я вдребезги этот бокал разобью И в кружку воды родниковой налью.

***

Двадцатый век! И ты уходишь тоже, Меня досыта жизнью напоив. Так отпусти грехи мои за то что, Они гораздо меньше, чем твои.

Уже зима деревья обнажила, Раскинув сети спутанных ветвей. Но слишком поздно жизнь меня спросила О том большом, что знаю я о ней.

Как часто я сбегал с ее уроков! Своей любимой песни сочинял. Благодарил льстецов своих до срока И с опозданьем подлость понимал.

Двадцатый век! Не ты ль всему виною? Но усмехаясь, век ответил мне, Что в этом мире правит тот арбою, Кто сам сидеть отважился на ней.

Я тоже сверху падал не однажды На поворотах резких и крутых… Так лань в лесу разгуливает важно, Могучим львом себя вообразив.

***

О мысль, я изведал тебя до конца! Причина тому не бахвальство глупца. Когда я к виску прижимаю ладонь, Ее согревает мятежный огонь.

О страсть, я изведал тебя до конца! Причина тому не седины отца. Когда я к родным припадаю устам, То чувствую, что от любви не устал.

О песнь, я изведал тебя до конца! Причина тому не итог мудреца. Когда колыбельную внучке пою, Я вижу невольно в ней маму свою.

О жизнь, я изведал тебя до конца! Причина тому не богатство скупца. Когда расставаться приблизится срок, В Цада возвращусь я на отчий порог.

ПАМЯТИ КАЙСЫНА КУЛИЕВА

Друзья мои — Чингиз, Давид, Мустай, Осиротила нас кончина брата. Сказав Эльбрусу тихое «прощай», Ушел он в путь, откуда нет возврата.

Совсем недавно, кажется, его Проведывал я в Кунцевской больнице, И вот не стало друга моего — Скалы, к которой можно прислониться.

Скорби, Чегем… И ты скорби, Кавказ, Под траурною буркой южной ночи. Балкария, закрой в последний раз Сыновние безжизненные очи.

А, кажется, они еще вчера Меня встречали искрами лукавства. Шутил Кайсын: — Бессильны доктора… Но смех от смерти — лучшее лекарство,

Сейчас бы нам созвать сюда друзей, Чтобы вдали от суеты и славы Припомнить, как седлали мы коней И не меняли их на переправах.

Припомнить фронт и белый парашют, Как эдельвейс над черной Украиной… Павлычко и Гончар — они поймут Ту боль, что нас связала воедино.

Киргизию припомнить, где в краю Пустынном средь безверия и мрака Опальных лет хранили жизнь мою, Как талисманы, письма Пастернака.

… Кайсын устал и кликнул медсестру, Сжав сердце побледневшею ладонью. Но усмехнулся вновь: — Я не умру, Покуда всех друзей своих не вспомню.

Где Зульфия, Ираклий, Шукрулло?.. Поклон им всем, а также Сильве милой. Наверное, с судьбой мне повезло, Коль дружбою меня не обделила.

Как чувствует Андроников себя? Где Гранин Даниил и Дудин Миша?.. Я с жизнью бы расстался, не скорбя, Да жаль, что Ленинграда не увижу.

И не поеду больше в горный край Взглянуть на море со скалы высокой… Как поживает там кунак Аткай? Шинкуба где теперь, абхазский сокол?

Козловский, Гребнев?.. Верные друзья И рыцари разноязыкой музы. Досадно мне, что рог поднять нельзя Во здравие их славного союза.

… День догорел, и ветер в соснах стих, Когда в палате Кунцевской больницы Мы вспоминали мертвых и живых Собратьев наших имена и лица.

Вургун, Твардовский, Симонов, Бажан, Мирзо Турсун-заде и Чиковани… Как птица из силков, рвалась душа В космический простор воспоминаний.

И в резко наступившей темноте, А, может быть, почудилось мне это — Сарьян на простыне, как на холсте, Писал эскиз последнего портрета.

Кайсын Кулиев умер… Нет, погиб В неравной схватке с собственной судьбою. Не траурный мотив, державный гимн Пускай звучит над каменной плитою.

И если скажут вам, Кайсына нет, Не верьте обывательскому вздору. Чтоб во весь рост создать его портрет, Нам нужен холст снегов, укрывший горы.

Друзья мои — Давид, Мустай, Алим, Я вас прошу, поближе подойдите Не для того, чтобы проститься с ним, В залог слезу оставив на граните.

Балкария, пускай ушел твой сын Туда, откуда нет пути обратно… Но закричи призывное: — Кайсы-ы-ы-н! — Он отзовется эхом многократным.

***

Когда весной растает снег на крыше, Когда зарядят дружные дожди, Я звук знакомый в комнате услышу: Кап-кап, кап-кап — как у меня в груди.

Ах, эти капли память растревожат… Я вижу: мама на пол ставит таз – И целый день звучит одно и то же: Кап-кап, кап-кап — уже в который раз.

Пусть музыка дождя полна печали, Но под нее в былые времена Мы умиротворенно засыпали: Кап-кап, кап-кап – звенело, как струна.

Порой проспишь — на половицах лужа: Таз переполнен и кувшин потек… Кап-кап, кап-кап — к зиме, пожалуй, нужно Перебелить замшелый потолок.

Я вспоминаю вновь картину эту, Когда сжимает сердце мне беда, Когда от взрывов ежится планета: Кап-кап, кап-кап — то кровь, а не вода.

Я вижу матерей от слез незрячих, Их горечи стихами не унять. Кап-кап, кап-кап — мир переполнен плачем… Неужто, люди, я проспал опять?

ПЕРЕМЕНЫ

Дождь то льет, то затихает, То совсем перестает… Нам природа изменяет Безнадежно круглый год.

День то плачет, то смеется, Будто малое дитя. И заигрывает солнце, Из-за тучи выходя.

Мне оно напоминает Тех людей, что без конца Наспех должности меняют, Мысли, чувства и сердца.

Туча со звериным рыком Мечется на небесах — Я ее сравнил бы с рынком, Где цена растет, как сад.

Покачав косматой гривой, Расширяется она, Гордо и неторопливо Нарастает, как волна.

И осенний день, как поезд, Ускользает в полумрак… Только дождь, как чья-то повесть Не кончается никак.

Я звоню из автомата… — Занят, — Мне в ответ бубнят… Все торопятся куда-то Без оглядки наугад.

Словно в интересном месте Обрывается кино… Никого, наверно, здесь мне Отыскать не суждено.

С кем под дождик этот серый Мог бы душу отвести И раскрыть, как книгу, сердце, Где написан лучший стих.