Собрание стихотворений и поэм

У каждого своя на свете доля. И лишь пространство поровну дано Одно на всех — Как вспаханное поле, В котором дремлет вечности зерно.

Пусть всякий делом собственным займется Для высшей цели, а не для игры. Пускай в Цовкра растут канатоходцы, В Цада — певцы, В Балхаре — гончары.

Мы не киты, что держат землю эту, Хотя порой могущественней их… Ах, только, жизнь, Не заставляй поэта Сверлить клубок из ниток шерстяных.

***

Говорят, земная жизнь подобна Странному предмету одному — Что сначала кажется удобным, А потом не нужен никому.

Говорят, что бытие земное, Как лавина снежная в горах — Раскалится солнце золотое, — И она растает в пух и прах.

Как вода в кувшине убывает, Так и дни проходят чередой… Говорят, что люди убивают Время безнадежной суетой.

Я же не сторонник этой мысли… Если бы и вправду было так, На планете вместо светлой жизни Воцарились пагуба и мрак.

Только корни жизненного древа Никому не вырвать из земли — В глубину таинственного чрева Они крепко-накрепко вросли.

И пускай приблизился мой вечер, И умолк веселый щебет птиц — Вечна мысль и подвиг бесконечен, И таланту тоже нет границ.

Вечен тот, кто пашет на рассвете И в полуночь пишет дерзкий труд, Чтобы было чем гордиться детям – Вечен Данте, Пушкин и Махмуд.

Кто сказал, что канет все бесследно В роковой мифической реке?.. Мы с тобой останемся легендой На родном аварском языке.

ЧУНГУР СУЛЕЙМАНА

I.

В тот черный год, когда цвела несмело Увы, его последняя весна, Душа веселых песен петь не смела, Неведомой тоской удручена.

В тот роковой Тридцать седьмой, далекий Его чунгур пылился на стене… Когда-то он, как перышко, был легким. А нынче стал, как ноша на спине.

Молчали струны, затаив обиду На мрачного хозяина, а тот Внезапно протянул чунгур Хабибу1: — В твоих руках он снова оживет.

Мое наследство, как поэт поэту, Тебе я завещаю одному. Пусть сыновья простят меня за это, Когда порыв мой искренний поймут.

… И вскоре на каспийском побережье Был погребен прославленный ашуг. Но тот, кого он звал своей надеждой, Его чунгур не выронил из рук.

И, продолжая, дело Сулеймана, Без устали трудился Эффенди, Так, словно он предчувствовал, как мало Ему на свете выпадет пути.

А перед ним, как талисман заветный, Висел чунгур старинный на стене, И главы знаменитого «Поэта» Уже были написаны вчерне.

Но вдруг война… Как тяжкая работа — Поездки репортерские на фронт. Последняя страничка из блокнота, Как будто заключительный аккорд.

Молчи чунгур… Тебя, оберегая, Не выпустят из отчего гнезда. А тот, кто вечно на переднем крае, Домой не возвратится никогда.

Вдова по мужу черный траур сносит, Касаясь скорбно лопнувшей струны. И в волосах ее густая проседь Останется, как метка, той войны.

II. Минули годы… Стал и я поэтом. И как-то раз осеннею порой В день именин друзья мои с букетом Ворвались в дом компанией хмельной.

И среди них Капиева Наталья Одна лишь оставалась в стороне, Застенчиво вздыхая, словно тайну Какую-то пришла доверить мне.

Она была оратором неважным, Но в этот миг, румяна и смела, Срывающимся голосом отважно Торжественную речь произнесла:

— Расул!.. Подарок славного ашуга Достался мне от мужа моего. И вместо поздравления прошу я Прими, как завещание, его.

Я взял чунгур дрожащими руками, Предательскую проглотив слезу. И бережно, как драгоценный камень, Держал перед собою на весу.

С тех пор в моей кунацкой над диваном С отцовскими вещами на стене Висит чунгур ашуга Сулеймана С пандуром и кинжалом наравне.

Когда я песню новую слагаю, Гляжу на них, не отрывая глаз, И чувствую, как музыка живая Незримой нитью связывает нас.

А если я внезапно петь устану, Пусть кто-нибудь подхватит мой мотив О безднах и вершинах Дагестана — Ориентирах нашего пути.

Пусть молодость заносчивая злее И саклю распродать спешит на слом, Забыв о том — что чем дрова древнее, Тем дольше в очаге хранят тепло.

Надпись на книге, подаренной Магомеду Омарову

Возьми-ка гитару, Омаров, Настрой-ка ее, Магомед. Ведь с ней, звонкострунной, недаром Ты дружен уже столько лет.

Пусть голос твой льется свободно В согласии с сердцем твоим, Могу его сколько угодно Я слушать – он всеми любим.

Пусть песня летит прямо в душу О страсти горячей в груди… Ее невозможно не слушать – Она, словно посох в пути.

Пусть песня твоя огневая Не даст сдаться в плен Шамилю, Пускай от тоски погибая, Как женщина шепчет: “люблю”…

И храброму Хаджи-Мурату Пускай оступиться не даст, Пусть мощным летит камнепадом Твой неподражаемый бас.

Пусть каменной станет стеною И пуле той путь преградит, Что пущена подлой рукою И в спину Махмуда летит.

Пускай он из Бетля Лауру, Прекрасную нашу Муи, Разбудит, как звуки пандура, Как в майском саду соловьи.

Омаров, возьми-ка гитару, Настрой-ка ее, Магомед. Ведь с ней, сладкозвучной, недаром Ты дружен уже столько лет.

Она и с землею, и с небом Язык может общий найти. Стать ветром, посыпаться снегом И горной айвой зацвести.

Свободно пусть музыка льется В согласии с голосом вновь. Так пой же, пока нам поется Про нашу земную любовь!

И чашу вином наполняя, Ее осуши ты до дна, Чтоб песня твоя огневая Хмелела с тобой от вина.

Аллахом простится, быть может, Тебе эта тайная страсть. Но петь без нее невозможно Так искренно, трепетно, всласть.

Пускай все на свете кинжалы Твой голос сейчас примирит. Пусть щедрыми сделает жадных Игры зажигательный ритм.

Как будто бескрылая птица, Душа без мелодии, друг. Не дай ты ей остановиться, Продолжи скорее игру.

Ведь край наш для радостных песен Когда-то был создан Творцом, Без них он невзрачен и пресен, Как будто без соли яйцо.

Как будто гора, без вершины, Как будто очаг без огня… Как будто семья без мужчины, Как будто джигит без коня.

Играй, Магомед, до упаду И пой, чтоб под песню твою Все мертвые встали из ада И ангелы пели в раю.

Надпись на книге, подаренной Хизгилу Авшалумову