Собрание стихотворений и поэм
Шрифт:
И тебе на торжище свободы Грош цена с любовью наравне, Где сошлись, как кровники, народы В тайной скорби о былой стране.
– Вот перо и белый лист тетради, верю в эхо слова твоего.
– Уходи, я в круговой осаде, Как Шамиль в ауле Ахульго.
– Не забудь, что вырваться сумел он, Отшвырнув гремучее ядро. Вдохновись лихим его уделом… Я открыл тетрадь и взял перо.
МАГНИТНЫЕ ДНИ
Года свои проводят межи, Но все же по иной вине С друзьями старыми все реже Приходится встречаться мне.
Зову друзей поднять стаканы, Но отвечают мне они, Что стали чувственны
Солдат, прослывший храбрым малым, Что в прошлом не страшился пуль, В отставку выйдя генералом, Бояться стал магнитных бурь.
Одну имели мы валюту, Одни имели паспорта, В одну откликнуться минуту Могли друг другу неспроста.
Но нет теперь былой державы, И разделяют многих нас В ней пограничные заставы, Возникшие в недобрый час.
Гляжу: исполнен день лазури, Но нет друзей вокруг стола. Ужели от магнитной бури Мне тяжесть на сердце легла?
*
Помню: как-то у меня, бедняги, Онемела правая рука, И новорожденная строка Не запечатлелась на бумаге.
И сказала, в воздухе витая: «Не горюй, Гамзатов, - это впрок. У тебя и так огромна стая На страницах книг тисненых строк.
Ста пророкам, бывшим на вершине, Наложили на уста печать. Новые стихи писать ли ныне, Может, время – старые сжигать?
Ну, а если, как Адаму с Евой, Доведется с женщиной опять Быть тебе, то и рукою левой Сможешь эту женщину обнять».
А ТРОЙКА МЧИТСЯ…
Светлане Сорокиной
Вновь тройка белая заржала, И я, часов заслышав бой, На ней, как с гребня перевала, Скачу, чтоб встретиться с тобой.
И ты, прекрасная Светлана, Восходишь женщиной земной В небесном отсвете экрана Звездой вечерней предо мной.
И мне не раз перед экраном Припоминалося окно, Что ни годами, ни туманом Поныне не заслонено.
В него папаху, словно сваху, Метнул я к милой, но она Мою косматую папаху Вмиг вышвырнула из окна.
Что ж, до сих пор еще, как прежде, Я, ветеран сердечных ран, Смотрю в отчаянной надежде На изменившийся экран?
Он отрешился от обмана, От милосердия любви. Прости, прекрасная Светлана, За строки горькие мои.
Вот мчится тройка в чистом поле, Летит по горной вышине. Когда б в твоей то было воле, Ты боль утешила б во мне.
Событий искреннее эхо, Ты мне бы скрасила житье, Когда б из уст твоих утеха Слетела на сердце мое.
Но льется кровь, и нет лекарства Для бедных в наши времена. И на обломках государства Безумцев пишут имена.
Нести, прекрасная мадина, За то не можешь ты вины, Что превратившаяся в джинна Свобода не щадит страны.
Не откровенности ли ради, Когда ты смотришь нам в глаза, И в улыбающемся взгляде Мерцает тайная слеза?
А может, грянут дни благие, И я, воспев твою красу, Тебя, любя, стихи другие, Склонив колени, поднесу?
Поклонник твой, сижу в печали Я с мыслями наедине. Вновь кони белые заржали, И сделалось тревожно мне.
ЕСТЬ ЛИ ЖИЗНЬ НА МАРСЕ?
Есть ли жизнь на Марсе или нету? Кто мне приоткроет тайну эту?
В пурпур облаченная планета Римлянами древними воспета.
Сеют
хлеб ли, как у нас крестьяне, Там на красных долах марсиане?И вдоль рек, где красная вода, Красные пасутся ли стада?
Что там нынче на устах хабаров, И какие цены на базарах?
Есть ли страсть, как наша, там, что в силах Пылким буйством отзываться в жилах?
Есть ли ртам у нынешних поэтов Вольность без охранных амулетов?
Что о нас прознали марсиане? Есть ли между ними мусульмане?
Бог войны там с войском между делом Часто ли заходит к виноделам?
Честь земная, думается мне, И на Марсе быть должна в цене.
Равен год их нашим двум годам, Значит, я моложе был бы там.
Может, друг, нам к Палестине этой Путь направить с первою ракетой?
Но скажи, не ведомо ль тебе, Есть иль нет на Марсе КГБ?
Если есть, последует совету Не менять планету на планету.
*
Ночей и дней все нарастает бег, В Путь Млечный перейдет тропа земная. Что завещать мне людям, белый снег, Что завещать им, лошадь вороная?
Что в дар оставить: к милости призыв? Иль зов к отмщенью, кровника достойный, Чтоб говорили: видел сны покойный, Под голову оружье положив? Мы негодуем, мучаемся, любим, Я сам себе и раб, и государь, И, уходя, что мне оставить людям, Связуя воедино новь и старь?
Родов ли зависть, схожую с проклятьем, Вражду племен, коварство ли владык, Что должен я в наследство передать им, Покуда мой не окаменел язык?
Я не хочу, чтоб кровь лилась как ныне, И покорялся заново Кавказ. И кадий, необрезанный, в гордыне Звал с минарета совершить намаз.
И, обращаясь с укоризной к веку, Я говорю: – Пусть тот из мусульман Не совершить паломничества в Мекку, Который даже не прочел Коран.
И, проникавший в роковые страсти, Настанет час, – я упаду с седла, Где нет числа канатоходцам власти, Канат высок, но низменны дела.
Горит светильник, что зажжен когда-то Моим отцом вблизи ночных отар. И вместе со стихами – сын Гамзата – Его я горцам оставляю в дар.
*
Всему свой срок приходит. Под уклон Арба моя с вершины покатилась. Молю, Всевышний, окажи мне милость Своих зимой избегнуть похорон.
Затем чтоб на кладбище кунаки, Пронизанные стужей, коченели, И белые венчали башлыки Их головы под вихрями метели.
Не дай, Аллах, мне умереть весной, Чтоб, отложив любовные свиданья, Невесты гор толпились предо мной И черными их были одеянья.
Даруй мне тайно умереть, Аллах, Чтоб четверо могильщиков умелых Бестрепетно в отмерянных пределах Земле Кавказа предали мой прах.
Осознавать отрадно будет мне, Что друга не оставил я в кручине, А враг не оказался на коне, Лишившись вести о моей кончине.
Пусть спутники уверовают в то, Что я заснул под дождик колыбельный И вскоре догоню их на плато Иль в каменной теснине сопредельной.
И бороду седую шевеля, Старик промолвит, глядя на вершину: – Я видел сам: в священную Медину Ушел Расул проведать Шамиля.