Собрание стихотворений и поэм

…Офицер и четверо конвойных Суетливо ускоряли шаг. Но Махмуд прошествовал спокойно В белый генеральский особняк.

Он предстал перед чинами штаба, В чем-то схож с пружиною стальной. Сабля на боку, папаха набок, И кумуз у горца за спиной.

Он не дрогнул и при генерале, Не страшась допросов и улик. Лишь усы густые оттеняли, Чуть заметно, побледневший лик.

Штабники меж тем от мелкой дрожи Удержаться не могли никак. Генерал молчал, усатый – тоже, Бравая осанка, грудь в крестах.

Он шагнул к окну, откинул шторы, Дымные открылись небеса, Битвой перепаханные горы И полусожженные леса.

Изрекло начальство: «Погляди-ка. Это – фронт. Война идет кругом. Ты ж себя ведешь и вправду дико, Чуть ли не братаешься с врагом.

Патриоты храбро умирают За царя, за родину… А ты Разве не рожден в орлином крае? Разве не рожден для высоты?

Ты для боя создан от природы, Пламенем воинственным взращен. Но, увы, в семье не без урода. Ты нарушил воинский закон.

Ты обязан быть рубакой храбрым, Отчего же, как презренный трус, Всем внушаешь, что дороже сабли Твой туземный, как его… кумуз?

Ноешь и бренчишь… Но здесь не место Для таких кавказских серенад. Слух прошел, твои пустые песни Подрывают ратный дух солдат.

Говорят, за прелюбодеянье Ты бывал в своем селенье бит. Тем, кто изменил на поле брани, Кара пострашнее предстоит.

Ты теперь на фронте, не в ауле. Избиенье – это пустяки. Трибунал тебе присудит пулю За богопротивные стишки.

Пуля приготовлена… Однако Я в последний раз тебе даю Право искупить вину в атаке, Умереть не в сраме, а в бою».

V

Все на этом завершилось вроде, Но аварец в жуткой тишине Вдруг промолвил: «Ваше благородье, Разрешите оправдаться мне».

«Замолчать!» – осатанели стражи. Но остановил их генерал: «Отчего же?.. Пусть он сам расскажет, Как присягу воина попрал.

Это даже, знаете, забавно, Выслушать резоны дикаря…» И Махмуд свой новый бой неравный Начал, с высшим чином говоря:

«Ко всему готов я… Воля ваша. Я – солдат. Вы – полководец мой. Я не трус. Мне смертный час не страшен. Разрешите дать ответ прямой.

Зло и недоверие изведав, Доложить осмелюсь, ваша честь, Что наветы – спутники поэтов, Что моих завистников не счесть.

Не впервые устремляюсь в битву, Но всегда на линии огня Песня заменяет мне молитву, Очищает, грешного, меня.

Я рискую жизнью не впервые, Знаю все провинности мои. Люди молятся святой Марии, Я – своей возлюбленной Муи.

Верно, я рожден в краю орлином, Где в цене отвага и полет. Но любовь и мир – мои вершины, Лишь они превыше всех высот.

Вы могучи, ваше благородье, Все у вас – войска, чины и власть. Я – песчинка малая в народе, Призванная без вести пропасть.

Наши силы неравны, я знаю. Уж от века так заведено. Конь казенный, сабля фронтовая, Вот и все, что мне подчинено.

Есть у вас и бомбы, и снаряды, И неумолимый трибунал. У меня – кумуз. Иной отрады Я, пожалуй, в армии не знал.

Горы и долины вам подвластны, Наши судьбы, чаянья и сны. Я – певец любви моей несчастной, Мне подвластны только две струны.

Что могу я? Дом родной восславить И друзьям своим стихом помочь…» Генерал прервал его: «Отставить! – Распалился: – Уведите прочь!

И добавил: – Этого болвана Сразу – в пекло, в сечу, под обстрел, Чтобы смертью или рваной раной Заплатил за все, что здесь напел».

VI

Не был я при давнем разговоре, Но предания о нем хранят Наши дагестанские нагорья, Склоны зеленеющих Карпат.

Что потом произошло с Махмудом? Страстью и надеждой обуян, В шрамах весь, но уцелевший чудом, Возвратился он в Аваристан.

Многое осталось за плечами У джигита. Повидал он свет. Своего певца однополчане Выбрали в солдатский комитет.

Свет забрезжил над российской ширью, И уже – начало всех начал – Посреди огня Декрет о мире В Питере бурлящем прозвучал.

Из полка, что был расформирован, Разошлись кавказцы по домам. Но порог отеческого крова Все еще окутывал туман.

Холод ощутим перед рассветом. Шел Махмуд знакомою тропой. Но судьба вершила над поэтом, Как и прежде, суд неправый свой.

В Цудахаре или в Унцукуле Он узнал, блуждая по горам, Что мечту его перечеркнули, Что ушла из жизни Маркам.

Словно холод острого кинжала Вновь пронзил израненную грудь. Бой неравный молча продолжая, Страстотерпец устремился в путь.

И повсюду, на любом привале, Где Махмуд усталый ночевал, Песни, им рожденные, звучали, И пришельца каждый узнавал.

Но его не радовала слава, И застолья были ни к чему, И вино горчило, как отрава – Лишь Муи мерещилась ему.

Шел Махмуд по каменным откосам, Брал за перевалом перевал. Побывал он дома в Кахаб-Росо И в Бетли злосчастном побывал.

Низко поклонился всем ушедшим, Мариам достойно помянул, А потом открылся новым встречам, Не минуя ни один аул.

VII

Заглушал он боль в своих скитаньях, Шел, с кумузом, как всегда, в ладу, Вспоминая строки песен ранних, Новые слагая на ходу.

Постепенно набирая силы, Обживая Дагестан родной, Он ловил известья из России, Увлеченный этой новизной.

Будто начиная все сначала, Замышлял он добрые дела. И хвала вослед ему звучала, Но порой случалась и хула.

А бывало, настигали сплетни Странника, летя со всех сторон – Отзвук неприязни многолетней, Кем-то метко пущенный вдогон.

Что ж, талант когда взлетит высоко, Змеи сразу выделяют яд, А когда парит над саклей сокол, Все шакалы яростно рычат.

Удивляясь этой давней злости, Сварам, что с годами не прошли, Песнопевец, приглашенный в гости, Посетил селенье Игали.

В доме, где радушье и веселье Властвовали, здешний люд собрав, Видно одуревший от похмелья, Разошелся некий Магдилав.

Слухами коварными подстегнут Иль обидой давней оглушен, Дикий, взбудораженный, не дрогнув, Со стены сорвал оружье он.

И когда Махмуд, почти покинув Этот дом, переступил порог, Выстрелил Магдил поэту в спину, В исступлении рванув курок.