Собрание стихотворений и поэм

VI

В молчании выслушал Хаджи-Мурат Все речи советчика злого. Отправил его. И внимательный взгляд В окно устремил он сурово.

Он вспомнил родимый Хунзах… На плато Дома – точно тесные ульи… На вид неказисты жилища… Зато – Помощники в каждом ауле.

А здесь… Здесь чужое Анди – за окном. Чужие кружатся дороги. Ни друга, ни брата в селенье чужом. Никто не окажет подмоги!..

Он вспомнил все то, чем грозил клеветник – Советчик с повадкой лисицы. Пусть всех очернил этот злобный язык, В словах его – правды крупицы.

Шамиль – непонятен… Всегда ли он друг? Не балует ласковым словом. Не ценит наиба военных заслуг, Чуть что – рассердиться готов он.

Монет и овец я недавно привез Имаму из Табасарана, Шамиль помолчал и, кривясь, произнес: «Нам люди нужны, не бараны…»

Не раз и не два меж двоих, леденя, Свистели холодные ветры. И все же имаму до этого дня Всегда я служил беззаветно.

Что б там ни случилось, Гимры и Хунзах В боях забывали раздоры И яростно бились с оружьем в руках За вашу свободу, о горы!..

Однако – довольно у нас шептунов… И если ни конным, ни пешим Сейчас не явлюсь я к имаму на зов, Нашепчут: «Вот видишь – он грешен!»

Напомнят, что было годами назад: Не подвиг, свершенный тобою, А то, что имам предыдущий, Гамзат, Убит был твоею рукою.

Смешают и правду, и ложь пополам, Доверье имамово руша… На многое может решиться имам, Когда распалят его душу!

Все знают, что пули меня не страшат, Однако ж не бросится сдуру Навстречу погибели Хаджи-Мурат, Подобно наивному туру!

Отвага во мне неизменно жива! Пустым я не верю хабарам. И все же – одна у меня голова, И я не отдам ее даром!

Отстаивать душу свою на войне Должны мы по воле пророка… Он хлопнул в ладоши: – Мюриды! Ко мне!.. Готовьтесь к дороге далекой!

VII

Три долгие дня в беспокойстве Шамиль: «Кому там открыли ворота? Кто там – вдалеке? Не клубится ли пыль? Как будто там близится кто-то…»

Три долгие ночи премудрый не спит. От близких волненье не прячет. – Мюриды! Вы слышите топот копыт? Не всадник ли улицей скачет?

Нет, топот не слышен. И всадника нет. Безлюдны и близи и дали. «Там нет никого», – раздается в ответ. «Все тихо», – мюриды сказали.

И вновь не ложится имам дотемна И ночью не дремлет нимало… Наиб не явился. Явилась весна, Пласты ледяные взломала.

Но вот – за воротами топот и стук, Чуть слышный за грохотом речек… Ворота открыли. Но входит не друг, А лгун и коварный советчик.

– Где был ты? – В Анди. – Что в суме? – Ничего! В уме я довез через горы Привет от наиба. – Ты видел его? – К тебе он прибудет не скоро…

С оружьем в руках он сидел на коне. Сказал: «Шамилем я обижен. Коль нужен ему, пусть прискачет ко мне, По крови ничуть я не ниже».

Сказал, что в высоком Хунзахе рожден, Что ханская кровь в его жилах, Грозил, что уйдет из-под наших знамен, От разных придирок постылых.

Дал шпоры коню и ударился вскачь… Имам, он задумал измену!.. – Умолкни! Я знаю: он сердцем горяч, Но разум при нем, несомненно.

Я знаю, как дорог ему Дагестан – Все горы его и отроги… Но этой весною какой-то шайтан Сбивает наиба с дороги.

Не верится мне, что в арбу впряжены Коварство и с нею отвага, И я подожду до ухода весны, Не делая ложного шага.

…И снова томится недели подряд Шамиль в ожиданьях упорных. И все ж наконец – снаряжает отряд Из воинов самых отборных.

– Скачите в Анди!.. Коль наиба там нет, За ним снарядите погоню. На лучших конях устремитесь вослед, Пусть скачут без отдыха кони…

Поймайте его! По рукам и ногам Скрутите! Веревку такую Возьмите, чтоб он, головою рискуя, Бежать бы не смог! – приказал им имам.

Ведите в Дарго, обходя все места, Где пропасти, ямы и щели. Иначе уйдет он… Он вам – не чета! – Как было в Буцринском ущелье:

Прикован к солдату, он спрыгнул в провал, В своем безрассудстве удалом. Он руки и ноги себе поломал, Но воли своей не отдал он.

…Шумят над горами косые дожди… Шамиль вопрошает мюрида: – Вернулся отряд, снаряженный в Анди? – Нет, мудрый. Отряда не видно.

Напрасно имам возвращения ждет, На крыше напрасно стоит он. Отряд не вернулся. Вернулся лишь тот, Кто был вожаком у джигитов.

– Где пленник? – Святейший! Казнить повели! – Вожак отвечает со стоном. – Связать беглеца мы никак не смогли: Он скрылся за русским кордоном.

VIII

Дождь по склонам ручьями льет. Над потоками пляшет град. Отдалясь от родных высот, Оглянулся Хаджи-Мурат.

«Вот она и порвалась, нить, Нас связавшая с Шамилем, Видно, час пришел – изменить Тем, кто в сердце живет моем.

Мне пути обратного нет. Вкруг стеною стоят леса…» И джигит, подняв пистолет, Трижды выстрелил в небеса.

– Ухожу, родной Дагестан! Дагестан мой, прощай, прости! Путь ведет меня в русский стан, Мне других путей не найти!

И в ответ из мглы облаков, Точно оклик: «Куда идешь?» – Раздается клекот орлов – Он с аварскою речью схож.

Вот они уже за спиной – И Хунзах, и аул Анди, Дом кунацкий и дом родной, Все осталось там, позади…

Кровли, что поросли травой, На аульских крышах дымки, Родника говорок живой – Навсегда теперь далеки.

Высоко, над горной травой, Голубеет родная высь. Дагестан окликает: «Стой!» Дагестан взывает: «Вернись!»

Птички маленькие, крича, Опускаются на кусты: «Стой, Хаджи-Мурат, ча-ча! На кого нас бросаешь ты?»

«Стой, мой сын! – побелев от ран, Головой качает седой Вслед ушедшему Дагестан. – Ты куда устремился? Стой!..»

Есть преданье, что до сих пор, По утрам туманом одет, Всей тоскою угрюмых гор Дагестан глядит ему вслед…

Вспять дорога зовет, маня. «Воротись!» – велит синева, И, стремясь удержать коня, Обвивает ноги трава.

И печален и одинок Из воронки военных лет Беглецу кивает цветок, «Воротись! – он лепечет вслед.