Собрание стихотворений и поэм
Шрифт:
Не знал ни отдыха, ни сна я, Повсюду сеял смерть, беду… Но, впрочем, ты Хочбара знаешь, И я напрасно речь веду.
Хан
Гидатль под нашей строгой властью Не находился никогда. Откуда ж мне такое счастье, Знать, кто ты и зачем сюда?
Xочбар
Да, мы не виделись. Однако Наслышан ты. Абрек Хочбар Не раз с Нуцалом из Хунзаха Беседы ваши прерывал.
Мы не встречались – это точно, Но слухи – лучшие гонцы. Мои набеги в час полночный Будили ханские дворцы.
Я враг покоя и услады, Беспечных снов и тишины. Я никогда не знал пощады, Все ханы знать меня должны!
Хан
Ты
Как вышло, что Нуцал Хунзахский Доверил дочь свою врагу? Чем взял ты, страхом или лаской, Понять никак я не могу?
Что не случилось ли с Нуцалом? Уж не сошел ли он с ума? Иль, может, вверх ногами встала В горах Авария сама?
На то способны лишь безумцы Да дети малые, прости, Чтоб без охраны, без аульцев Принцессу в дальний путь везти.
Вы про мои засады знали, Вы знали про мою вражду, Вы мне загадку загадали. Рассказывай, Хочбар, я жду.
Хочбар
Обычай ты забыл со злости, Который знаешь хорошо: Три дня не спрашивать у гостя, Кто он, зачем к тебе пришел?
Но я упорствовать не буду, Ты будешь удовлетворен. Хотя умно ответить трудно, Когда вопрос не столь умен.
Все поднесу я, как на блюде, Все рассказать я буду рад. Но чтоб послушали и люди, Ты созови-ка джамаат.
Не для того, чтоб смерть отсрочить, Но чтобы правду знать могли. А после делай что захочешь: Простить вели, казнить вели.
Все волен так и так решать ты, Так отложи же до утра… – На минарете уж глашатай, В аулы скачут нукера.
По узким улочкам картинно, Как будто каждый тоже хан, И по кривым идут тропинкам Старейшины на годекан.
9
Зеваки – кто на плоских крышах, Кто на балконах – смотрят вниз. Иные, кто хотел повыше, И на деревья забрались.
А листья все уже опали, Уже ручьи изнемогли, Уж холоднее серой стали На горы тучи возлегли.
Уже осенние туманы Сквозь арки клочьями летят, В ворота лезут как бараны, Цепляют камни у оград.
При всем собравшемся народе, Почтенно к хану обратясь, Хочбар достойно речь заводит, Как будто сам он тоже князь.
Сперва он рассказал недлинно О трудной жизни, о судьбе И о семье своей старинной, И вместе с этим о себе.
Он рассказал, на хана глядя Глазами горца, не раба, О гордых узденях Гидатля, Что за горами Кахиба.
Поведал он о битвах жарких, И, сняв рубаху, – на, гляди! – Он обнажил рубцы и шрамы – Следы кинжалов на груди.
Все на груди они, не сзади, Спины врагу он не казал. И, наконец, чего же ради Пришел к Нуцалу, рассказал.
– Мне не страшны кинжал и пуля, Погибну, честь не уроня, О вольных, мирных днях аула Одна забота у меня.
За то, что дочь его доставлю Я в Темир-Хан-Шуру, Нуцал Аулу нашему Гидатлю Покой навеки обещал.
На что ж, беря поводья в руки, Была надежда? На народ На то, что здесь, в Кази-Кумухе, Живут мужчины, а не сброд.
Я знал, что горцы здесь по праву В папахах ходят и усах, Я знал, что честь, любовь и славу Не взвешивают на весах.
Я знал, что здесь, в орлином месте, Людьми хранимы с древних
пор Мужская доблесть, слово чести – Превыше дагестанских гор.Я был один, а вас не меньше, Пожалуй, целого полка. Судите люди: против женщин Кумухцы бросили войска.
Там были пешие и конники, Летела пыль из-под подков И возглавлял лихой полковник Войну папах против платков.
И хоть в наряде строгом горца Он в этой «битве» был смешон, Но с ним мы старые знакомцы, Друг друга знаем хорошо.
Он позабыть успел едва ли, Как к нам водил «орлов» своих. У них коней мы отобрали, Живыми отпустили их.
Но все ж сорвал я с плеч погоны, И до сих пор еще храню… И хороши же были кони, Раздал я нашим по коню.
Еще лоскут храню я дома… Одно есть место на штанах… Нет, мы с полковником знакомы, Да сохранит его аллах!
Лоскут тот лично я отрезал, Когда домой их отпускал, Когда полковник слишком резво В Кази-Кумух козлом скакал.
В то время были вы друзьями, Нуцал и хан, не как теперь Светило солнышко над нами Теперь – зима стучится в дверь.
Ненастье, холод. Где же песни, Что в стужу согревали нас? Вражда покрыла, словно плесень, Сердца людские. Плачь, Кавказ!
А хан – что не было от века, Судите, если я не прав, Выходит в бой против абрека, Кинжал и пояс отобрав.
Хан
Эй ты, зарвался не по чину, Тебя веревки ждут и столб, Здесь суд идет, не поединок, С тобой ли драться мне, холоп!
А впрочем, если ты не терпишь, С тобой расправиться готов Любой из слуг моих теперь же, Любой из сотни нукеров.
Сам выбери себе любого, Хотя б из целого полка. Но завещанье-то готово, Твоим отправить землякам?
Пускай сюда скорее скачут, Чтобы забрать презренный прах, Воронам выбросим иначе, Собакам выкинем в овраг.
Зови дружков своих свободных, Пиши письмо без лишних слов. Облезлых, жадных и голодных В окрестных селах мною псов.
Хочбар
Ты, хан, не прячься вроде труса За спину целого полка. Воронам жирные по вкусу. Зачем им кости бедняка?
Вот и поляна перед нами, Пусть расстилают бурку там. Готов бороться с нукерами, Не трусишь – выходи и сам.
Шли силачей своих отборных, Но только, чур, по одному Сойдемся, как быки, упорно. Посмотрим, чья возьмет. Кому
Еще ходить придется в гости, Кому придется умирать. Посмотрим, чьи придется кости В овраге грязном собирать.
Вот я готов. Так кто же хочет? – Закончил речь свою Хочбар. Народ шумит, народ хохочет, Разволновались мал и стар.
Кто терпеливее, те зреют, Лишь ногти принялись кусать. Нетерпеливые скорее Хватаются за рукоять.
Один с балкона прыгнул. – В драке Мне равного не может быть. Я покажу ему, где раки… Заставлю мельницу крутить!
Полковник вышел и спокойно Напомнил, к хану обратясь: – Он у меня сорвал погоны, Я должен отомстить сейчас.
Вдруг ханский сын – орленок гордый, Собою овладев вполне, Спор прекратил, сказавши твердо: – Хочбара вы оставьте мне.
Его, как ни был бы он страшен, Вам уступить я не могу. Мою невесту, а не вашу Он вез другому жениху.
Я опозорен, я и смою Горячей кровью свой позор, Иначе я плевка не стою, Не то что званья сына гор.