Собрание стихотворений и поэм

– Да, не нашли пути иного Моя винтовка, сабля, конь. А с ними мне идти не ново. Я с ними – в воду и в огонь.

За ними вслед отправлюсь сам я, И нет нужды меня бросать. Хочу из пляски прыгнуть в пламя, Когда не трус, позволь сплясать.

Одни кричали: –Дайте, дайте! Чего бояться, спляшет пусть! – Другие спорят: – Так кидайте! – «А что я, в самом деле, трус? –

Нуцал подумал: – Всюду люди, Моя охрана, нукера. Одна минута не остудит Огонь огромного костра.

Пускай ударят барабаны, Зурна выводит свой узор. Последний раз смотреть я стану, Как пляшет гидатлинский вор.

Ему уж нет другой дороги, Настал его последний час». – Эй, развязать Хочбару ноги, Пускай потешит пляской нас.

В круг танцевальный прыгнул барсом, Почуяв волю ног и рук. Глаза сверкают: асса, асса! Пошел по кругу – узок круг.

– А где ж красавицы Хунзаха И их особенная стать? Или попрятались от страха, Иль не обучены плясать?

Стесняться, право, не к лицу им, А мне тут скучно одному! У нас в Гидатле гость танцует – Выходят семеро к нему.

Ногами в землю бьет, как в бубен, В мгновенье десять поз сменя, Красив, стремителен и буен, Хочбар танцует у огня.

Народ любуется танцором, Его натурой огневой. Поднимет руки, словно горы Он держит все над головой.

И кулаки сжимает тут же, Лицо мгновенно изменя, Как будто зло людское душит… Хочбар танцует у огня.

Вокруг теснящиеся горы Глядят на танец узденя. «Вот как должны держаться горцы». Хочбар танцует у огня.

Последний раз танцует витязь. Последний круг, последний взгляд. Но, люди, что это? Смотрите!! Идет к танцору Саадат!

Поплыли руки лебедями, Сама как лебедь поплыла. Хочбар с могучими усами Над ней навис, как тень орла.

Танцуют… Ахнуть не успели. Никто и глазом не моргнул. Лишь по толпе прошелестели Недоуменья шум и гул.

Рокочет танец. Руки – крылья. Легко летают и светло. Но нукера, как псы, схватили По десять каждое крыло.

Уволокли бедняжку силой От танца, музыки, огня, Как будто солнце погасили Средь солнечного летом дня.

Хочбар же, вставши на колена И простирая руки вслед, Сказал: – Благодарю, царевна… А впрочем, не царевна, нет!

Спасибо, что сумела ярким Ты сделать день из черноты. Ты не царевна, а горянка, Не пава, а орлица ты.

Такие гибнут без оглядки, В таких сердцах живет Кавказ. Спасибо, что сумела сладким Ты сделать этот горький час.

Не двадцать раз живем на свете. Я умираю, как в бою. ……………………………… Как хорошо бы кончить этим Мне повесть грустную мою.

Закрыть бы книгу, словно ставни, Остановить бы песню мне, Пока герой сказаний давних Еще живой, а не в огне.

Чтоб не грустить вам благородно И над судьбой княжны-красы, Что ждет ее не через годы, А через малые часы.

Но что ж, преданье есть преданье. Полету песни есть предел. И не по нашему желанью, Но и не как Нуцал хотел

Случилось все. В ужасном гневе Нуцалов сын вскочил тогда И нукерам кричит: – Эй, где вы? Чего вы спите, все сюда!

Он не герой, а самозванец, Не богатырь, а просто вор! Пускай в огне продолжит танец, Бросай разбойника в костер!

– Бросать меня никто не смеет. Я сам. Мне это по плечу. Но, чтобы было веселее, Тебя, пожалуй, захвачу.

И, поперек схвативши принца, Как тигр козленка у реки, Хочбар в огонь с добычей прыгнул, В его большие языки.

Все скрылось в пламени. Однако Свирепый голос слышен был: – Ну что, убил мою собаку? И моего коня убил?

Нуцал, как раненный стрелою, За грудь схватился: – Награжу! Все сундуки тебе открою, На трон наследный посажу!

– Твой трон, Нуцал, не для Хочбара, Сиди на троне, царствуй сам. Сынка тебе отдам задаром, Иди сюда, тогда отдам.

Рыдают, плачут и стенают Нуцал и вся его родня. Поленья яростно пылают, Слабеет голос из огня:

– Запомнят люди все, что было, И все положат на весы. Еще огнем не опалило Мне гидатлинские усы.

Терзайтесь, плачьте, рвите груди, Меня забвенью не предать, Пока в горах не псы, а люди, Пока стоит аул Гидатль!

И ничего не слышно боле. Все онемели. Все стоят Но вдруг хватились поневоле – Нигде не видно Саадат.

А Саадат бежать пустилась, Скала и пропасть впереди. На миг она остановилась, Скрестила руки на груди.

Что силы есть рванула платье, Сверкнула груди белизна. В тяжелых каменных объятьях Навеки замерла она.

*

Мой Дагестан! Начал начало. Того, что было не иначь. С утра полдня зурна звучала. С обеда начинался плач.

Полжизни – пляска и веселье, Полжизни – сабли острие. Твоя история пред всеми, Тьма и величие ее.

Горели горные аулы, Горели в мире города. Хочбары, жены – все минуло, Народ не сгинет никогда.

Не минут свадьбы, песни в поле, Не минет древняя молва, Не минут мужество и воля, Не минут давние слова:

«Запомнят люди все, что было, И все положат на весы. Еще огнем не опалило Мне дагестанские усы.

Терзайтесь, плачьте, рвите груди, Меня забвенью не предать, Пока в горах не псы, а люди, Пока стоит аул Гидатль!»

Когда же рог, налив полнее, Подносят мне, а я лишь гость, Я повторяю, не робея, Хочбара-гидатлинца тост.

Я говорю, поскольку спрошен, Негромким голосом глухим: – Пусть будет хорошо хорошим, Пусть плохо будет всем плохим.

Пусть час рожденья проклиная, Скрипя зубами в маете, Все подлецы и негодяи Умрут от болей в животе.

Пусть в сакле, в доме и в квартире Настигнет кара подлеца, Чтоб не осталось в целом мире Ни труса больше, ни лжеца! Сказание о двуглавом орле

I.

Шамиль расхохотался яро, Натягивая удила, Когда на знамени сардара Узрел двуглавого орла.

— Что за диковинная птаха? Такой я прежде не встречал. — Сей герб — знак власти падишаха, — Ответили за толмача.

Имам залился смехом снова: — То ль брат с сестрой? То ль муж с женой?.. Хвала Аллаху, край суровый Живет своею головой.

Пусть эти сумрачные скалы Рождают одноглавых птиц. Но ни одна из них, пожалуй, Не упадет пред этой ниц.

Пусть на ветру, подобно флагам, Их крылья реют в небесах. Неведомы орлам Каф-Дага Ни замешательство, ни страх.

Им не нужны чужие гнезда В угодьях белого царя. Но за свои с отвагой грозной Они полцарства разорят.

Да будет так, покуда реки Не побегут по руслу вспять, — Сказал Шамиль, сжимая крепко Серебряную рукоять.