Собрание стихотворений и поэм
Шрифт:
Только в нашей стороне Нынче мало женихов, Все мужчины на войне, Свадьбы некогда справлять».
При винтовке и клинке, Свистнул Батако коня И без слов сказал в тоске: «Счастлив будь, Ахбердилав!
Объявлю невесте я, Что другую полюбил. Милосерден бог: моя Оборвется жизнь в бою».
*
Заалел в горах кизил, Ликовал Ахбердилав: Ведь одобрил сам Шамиль Выбор влюбчивый его.
И невестина родня Не противилась ничуть. Дату свадебного дня Объявил Ахбердилав.
Не скупы хунзахцы. Им Тороватость по душе. И отправили калым Под охраною в Шатой.
Величавых три козла
И своей невесте в дар Вез лихой Ахбердилав В честь ее магнитных чар Драгоценности в ларце.
Пусть на пальце Маликат Вспыхнет перстень золотой И червонно зазвенят Двадцать на чахто монет.
Удостоятся того Серьги и браслеты пусть, Чтоб обличья своего Придала им блеск она.
Ждал Хунзах в кольчуге скал Дня приезда Маликат. И под пулями искал Утешенья Батако.
*
До свидания, Шатой! За невесту помолись: Маликат, как под фатой, Отправляется в Хунзах.
Будет свадьба – пир горой, И прибудет на нее Приглашенных звездный рой Дагестана и Чечни.
С Алазани, клич подав, Пригласили многих дев, Вспомнив, что Ахбердилав Там в набеге побывал.
Вот богатый фаэтон, Из Шатоя путь держа, Как пушинка, вознесен Лошадьми на перевал.
При подружках в нем сидит На подушках Маликат, Чей божественный сокрыт Лик ревнивою чадрой.
Улыбается ль она Или слезы льет? Ответ Вам не сможет ни одна Дать душа со стороны.
Всадники поодаль чуть Скачут вслед за женихом. Газыри венчают грудь Каждого из ездоков.
Вот приметчивый рубеж, К морю мчится Асайка! Здесь прошла граница меж Дагестаном и Чечней.
Орлий клекот все слышней, И, подав к привалу знак: «Напоить пора коней!» – Спешился Ахбердилав.
Думой сладостной объят, Он проведать поспешил, Не устала ль Маликат, Не печалится ль она?
В бурке, будто бы двукрыл, К фаэтону подойдя: «Не устала ли? – спросил Вкрадчиво Ахбердилав.
Полпути уже, мой свет, Мы проехали почти». Не промолвила в ответ Ни словечка Маликат.
Не его ли в том вина, Что не хочет разомкнуть Медом свадебным она Губ не смазанных еще.
Загрустила ль не к добру Иль смеется про себя? Приподнял жених чадру, Лик невесты был суров.
Озабочен и влюблен, Чуть дыша, как сам не свой, Родинки коснулся он Пальцем на ее щеке.
«Не гневись, подумал я, – Может быть, укрыв лицо, Плачешь ты, любовь моя, По родному очагу?»
«Знай, очей моих на дне Не осталось больше слез, Все их по твоей вине Выплакать успела я».
И, вздохнув, печально взор Бросила она туда, Где гнездился среди гор Незнакомый ей Хунзах.
Обернулася и взгляд Бросила она туда, Где лежал среди громад, Словно райский сад, Шатой.
Слышит вдруг Ахбердилав: «Как решился в жены ты, Дружбу кровную поправ, Взять невесту Батако?
Может, в вашей стороне Вероломство – не позор? Или дружба не в цене У таких, как ты, мужчин?»
Стал бледнее ковыля Удалой Ахбердилав: «Как наибу Шамиля Говоришь такое ты?
Знай, бесчестен твой упрек, Саблю десять дней назад Я с десницею отсек, Взмывшую над Батако.
Виноват он, что сказать, О тебе не пожалел, Нож всадив по рукоять В горло собственной любви.
И меня ты не кори, – Простонал Ахбердилав, Чьи, казалось, газыри Опустели на груди.
Эй, возница, – крикнул он, – Не поедешь дальше ты. Разверни-ка фаэтон И гони коней в Шатой!
Стой! Не все еще сказал Я невесте Батако. – И пред ней рванул кинжал Он из кожаных ножон.
Я пред другом виноват В том, что родинки
твоей Смел коснуться, Маликат, На шафрановой щеке».И кинжалом на руке Разом палец он отсек, Прикасавшийся к щеке Нареченной Батако.
И сдержать чеченка вздох Не сумела, увидав, Как вдруг стала четырех- Палою его рука…
И когда женил Шатой Батако и Маликат, Тамадой на свадьбе той Был лихой Ахбердилав.
Эпилог
Если бы мужчины гор К дружбе, чести и любви Относились до сих пор Как наиб Ахбердилав,
У иных, верней всего, Как предполагаю я, На руках ни одного Пальца не было б теперь…
Эту повесть в вышине, Посреди святых могил, Мне поведали в Чечне, Там, где похоронен был Магома Ахбердилав. Поэмы
АТТЕСТАТ ЗРЕЛОСТИ
О том, как писалась эта поэма
Давно-давно писал я эту поэму, которая так и осталась незавершенной. Это было в 1953 году. Из задуманного я осуществил только пятую часть. Решив остальное дописать позже, я уехал по срочным делам. А когда вернулся, при-ступить к поэме мне не позволили мои новые стихи. Поэму же постигла участь молодых людей, которые должны встать и уйти с приходом старших. Если за-болевшего друга не навещаешь вовремя, то от стыда не приходишь к нему во-обще. Так получилось и с моей поэмой. Дорогая, далекая и незабываемая песня весны, песня моей зеленой весны! Теперь на горы падает снег… Годы прошли, но дел и забот стало еще больше. И для того, чтобы вспахать поле, не вспаханное вовремя, мне уже не достает ни здоровья, ни сил… Если сегодня попробовать завершить поэму, то покажется, что я работал с кем-нибудь в паре… Не говоря уже о совместном творчестве, я не люблю да-же написанное прежде. Мне не нравится, когда одну рубашку шьют двумя раз-ными нитками и когда у одной шубы совершенно непохожие рукава. Поэтому я вручаю моим читателям главы этой поэмы, не изменив ни слова, вручаю, как свидетельства юной и пылкой любви. Зачем скрывать то, в чем нет ничего за-зорного. Тогда у меня не хватило духу поведать о своей любви до конца. Я на-писал только о ее зарождении… Не знаю, смогу ли когда-нибудь рассказать о ней самой. Если сумею, то расскажу. Если не сумею, другие расскажут, как знать… Вот этим другим и дарю я начало своей незавершенной поэмы. И толь-ко две просьбы есть у меня к ним: больного всегда навещайте вовремя, ибо по-том не посетите его никогда. Начатую поэму не прерывайте на середине, ибо она так и останется недописанной.
I.
Ах, нынче современные поэты Молчать предпочитают о любви. Хотя ими компьютеры воспеты, Как божества, что созданы людьми,
Но, как лицо невесты, осторожно Они сегодня прячут свою страсть, Как будто из стихов ее возможно Подобно драгоценности украсть.
А раньше, когда страсть на самом деле Была, как смертный грех, запрещена, О ней в аулах горских наших пели Открыто и пандур, и чагана.
Анхил Марин, до крови стиснув губы, Эльдарилав отважный и Махмуд1… И солнце в облаках, как будто бубен, Сверкало и рассеивало тьму.
Когда трава скрывается под снегом, Тоскуем мы по зелени полей. Но стоит первым вылезти побегам, Мы забываем с легкостью о ней.
Любовь не лозунг, чтоб о ней кричали Поэты, как глашатаи, с трибун. Но не позор, чтоб в самом же начале Им на нее накладывать табу…
…Я в зеркало взглянул — Как серебрится В висках росой осенней седина. Моя любовь далекая, ты птица, Которая мной не приручена.
И сердце мне чуть слышно подсказало: Покуда она в памяти твоей, Приподними с невесты покрывало И расскажи бесхитростно о ней.