Сочинения. Письма

4. НАХОДКА НА БУХТАРМЕ

В песке и грязи речонки, Далеко известной речонки Бухтармы, Тяжелые кости, Рыжие кости, Длинные кости находили мы. Из Актюбы приехал На Бухтарму дуана И сказал собравшимся: «Видите, какова у костей длина! Кто встречал другие, Подобные им? Каждую кость, Любую кость Не унести двоим!» Продолжал говорить Дуана из Актюбы: «Я разгадку костей, Этих ржавых костей, добыл. Священные кости это — Молиться надо! Знаменитые кости — Почитать их надо! Кости великанов, Но добрых, не злых, Спляшем мы священную Пляску на них». И съезжались аулы Смотреть на кости, К первым богатырям Приезжали гости. Известие шло от Павлодара До Баян-Аула, — А потом и дальше Известие повернуло. И к воде бухтарминской, К бухтарминской тине Съезжались все, И костры горели в долине. Но вот из Омска Прибыла экспедиция. Говорит начальник экспедиции: «Не молиться мы приехали — Совсем за другим. Из вязкой тины, Глубокой тины Добудем мы кости И сохраним! Приниматься за дело Нужно скорей. Это кости не богатырские, А кости Невиданных здесь зверей, Дорогостоящие кости зверей, Редкие кости зверей!» Не уверены в правде начальника, Казахи говорят: «Едва ли. Мы подобных зверей В степях не встречали, Да, не встречали Подобных зверей мы На берегах речонки, Далеко известной Речонки Бухтармы». Отвечает начальник: «Теперь их нет, Они перевелись уже Множество множеств лет. Ни один из них Теперь не живет, Их истребил Лед, Лед, Лед! Лед, сверкающий На вершинах Алтая, Здесь лежал, блестя И не тая». И аулы узнали, Что не было богатырей, Услыхали аулы, Про дорогостоящих, Невиданных, Редких зверей. Уваженьем прониклись К начальнику экспедиции И перестали молиться. А дуана, испугавшись, Чтоб с ним не случилось беды, Вновь в Актюбы Проложил следы. И в сотый раз опозорена его седина: Наврал, наврал седой дуана. Так и выходит: Наврал дуана, Вот тебе и на! Мы слыхали, что Утешился он, Сказки детям Рассказывает он: Будто бы уцелевшие От льда, Льда, Льда По ночам пробегают Огромных зверей стада, И под их Косматыми лапами Степь дрожит, И наутро Звездами, Звездами, Звездами солончак разбит. Да и много еще чего Рассказывает дуана — Всем известна Его языка длина. Ну и пусть он детям Сказки рассказывает!..

5. ПЫЛЬ

Я, Амре Айтаков, весел был, Шел с верблюдом я в Караганды. Шел с верблюдом я в Караганды, Повстречался ветер мне в степи. Я его не видел — Только пыль, Я его не слышал — Только пыль Прыгала безглазая в траве. И подумал я, что умирать С криком бесполезно. Всё равно После смерти будет Только пыль. Ничего, — Одна лишь только пыль Будет прыгать, белая, в траве. Спрятал ноздри рваные верблюд, Лег на землю. «Старый мой верблюд, Слушай, слушай! Это только пыль, Ничего, — Одна лишь только пыль Прыгает по спутанной траве». Стал я громко хохотать: «Ну что ж?..» Стал смеяться дерзко я: «Постой, Ты смешна, Крутящаяся пыль, Не страшна ты, Бешеная пыль, Прыгающая в траве». Пусть засыпан буду я песком, Пусть один погибну я в песках, Не страшна ты и безвредна, пыль. Ничего Ты не изменишь, пыль, Задохнешься Ты сама в траве! Человек бессмертен столько раз, Сколько раз Он смерть свою встречал. Сквозь тебя Пройду я мертвым, пыль, Я пройду в Караганды сквозь пыль, Весело ступая по траве. И, свою подругу там обняв, Я шепну ей на ухо смеясь: «Дорогая, Мне встречалась пыль, Старая, Невидящая пыль, Прыгающая смешно».

6. ОБРАЩЕНИЕ

На север, к Тоболу все глуше — трясина топи, рыжая мшарь и леса. Дикие гуси, крякуши. Но и тут — всё поет. Лягушка — и та поет. И у каждого свои голоса. Если бы отбубнили все комары, в мире стало б скучнее, Так квакайте, квакушки, летней ночью, раздуваясь в прудах и болотах сильнее!.. Я простой, как бурдюк, но и меня смущает тревога гудков, барабана гугнивая дробь. Ирина, скажи: хоть воробьиный голос есть у меня? Хоть трели лягушки, гибкость ужа, ящериц прыть, кузнечиков треск есть у меня? Козлиное лицо, пьяные прыжки мои, рачий свист, черепашья страсть могут тебя рассмешить на минутку? Аришка, скажи. Ты мое счастье глазастое, рысь мохноухая, моя подводная незабудка.

7

Как тень купальщицы — длина твоя. Как пастуший аркан — длина твоя. Как взгляд влюбленного — длина твоя. В этом вполне уверен я. Пламени от костра длиннее ты. Молнии летней длиннее ты. Дыма от пальбы длиннее ты. Плечи твои широки, круты. Но короче свиданья в тюрьме, Но короче удара во тьме — Будто перепел в лапах орла, Наша дружба с тобой умерла. Пусть же крик мой перепелиный, Когда ты танцуешь, мой друг, Цепляется за твою пелерину, — Охрипший в одиночестве длинном, Хрящами преданных рук.

8. ВОСПОМИНАНИЕ О РУССКОЙ

Ты длинна, как солнца луч в амбаре, Где лежат горячие хлеба… Пыльные, цветастые татаре Бьют в барыш в ладони на базаре… В честь твою, Ирина, в Атбасаре Начинались пляски и пальба. Оттого ль, как рыжая лисица, Ночью память грудь мою грызет. Ты — крылата, коршуна сестрица. Ты длинна, длинней полета птицы, И горька. Горька, как дикий мед. Оттого ль средь гульбищ сабантуя Я один от кумыса не пьян. Я с разлукой спорю, я ревную, Я ношу занозу золотую В самом сердце горестном, Мухан. 1931–1934

ИЗ ЦИКЛА «ИРИНЕ ГОРЛИЦЫНОЙ»

1. ЕЙ И АЛЕКСЕЮ КРУЧЕНЫХ

От ревности девушки хорошеют. Глаза твои шире речных карасей. Восславил твои зубы И мою шею Ревностный заступник наш, Выдумщик цветастый Алексей! Восславил тебя, длинноногую Бескрылую птаху, На струны комнат Пятиярусных Положил персты. Струны же сами тебе Славу рокотаху, Рабьи струны, Натянутые На гусли в четыре версты.

2

Ты припомни, как был неуютен на постелях Григорий Распутин — Человек из Тобольских краев. Но некрепкое узкое тело о медведях узнать захотело, о деревне в шестнадцать дворов!..

3

В цвету твоих меньш и х годов На рубежах столетий старших Идешь — линкольн среди фордов, Советских хахальниц фельдмаршал.

4. Н. Д. Голицыной

Дождусь ли, когда у Нины расцветут в глазах именины? А покамест у Нины горький рот, и в глазах у Нины всенощная идет!

5

Гляжу на купальщицу Нину — уж больно хитра! Ноги у Нины стро-о-о-ойные, как у самого осетра. И в глазах у Нины — пол-океана, и того океана — вода окаянна! 1934

ПЕСЕНКА ДЛЯ КИНО

Выйди, выйди в утреннее море И закинь на счастье невода. Не с того ль под самою кормою Разрыдалась синяя вода. Позабыл, со мною не простился, Не с того ль, ты видишь, милый, сам, Расходился Каспий, рассердился, Гонит Каспий волны к берегам. Не укутать тонкой шалью плечи, Не хочу, чтоб шторм не уставал, Погляди, идет ко мне навстречу, Запевает самый старый вал. Я тебя не позабуду скоро, Ты меня забудешь, может быть… Выйди в море, — самая погода Золотую рыбицу ловить. 1934

«Опять вдвоем…»

Опять вдвоем, Но неужели, Чужих речей вином пьяна, Ты любишь взрытые постели, Моя монгольская княжна! Напрасно, очень может статься… Я не дружу с такой судьбой. Я целый век готов скитаться По шатким лесенкам с тобой, И слушать — Как ты жарко дышишь, Забыв скрипучую кровать, И руки, чуть локтей повыше, Во тьме кромешной целовать. Февраль 1934