Социализм. Экономический и социологический анализ

Решение этой проблемы пытаются найти обычно, либо принимая, что общественное развитие (под которым мы понимаем развитие разделения труда) представляет собой непрерывную восходящую линию, либо утверждая, что каждый народ всегда должен проходить заново все ступени прогресса. Оба предположения несообразны. Абсурдно говорить о непрерывности эволюции, когда мы отчетливо различаем в истории периоды упадка, периоды регресса в разделении труда. В то же время прогресс, достигнутый отдельными народами в совершенствовании системы разделения труда, никогда полностью не утрачивался. Достижения схватывались другими народами, что ускоряло их развитие. Крушение античного мира, конечно же, отбросило на века развитие хозяйства. Но недавние исторические исследования показали, что связи между экономической культурой античности и культурой средневековья были гораздо сильнее, чем принято думать. Экономика обмена, конечно же, сильно пострадала от великого переселения народов, но пережила его. Города, служившие центрами обмена, не были полностью разрушены, а бартерный обмен стал соединительным звеном между остатками городской жизни и новым развитием торговли [272*] . Городская культура сохранила фрагменты социальных достижений античности и перенесла их в жизнь средневековья.

[272*]

Dopsch, Wirtschaftliche und soziale Grundlagen der europaischen Kulturentwicklung, Wien, 1918, 1 Bd., S. 91 ff.

Прогресс системы разделения труда целиком зависит от реализации ее преимуществ, т. е.
– - более высокой производительности. Эта истина впервые была высказана во фритредерских доктринах физиократов и в классической политэкономии XVIII века. [255] Но элементы ее обнаруживаются во всех аргументах в пользу мира, прославляющих мир и осуждающих войну. История являет нам борьбу двух принципов: принципа мира, способствующего развитию торговли, и принципа милитаристско-империалистического, который трактует человеческое общество не как дружелюбную систему разделения труда, но как насильственное подавление одних членов общества другими. Империализм побеждает вновь и вновь. Либерализм не может устоять до тех пор, пока свойственная массам склонность к мирному труду не будет осознана как важнейший закон эволюции общества. Там, где господствует империализм, мир может быть только локальным и временным явлением: он длится не дольше, чем позволяют обстоятельства. Интеллектуальная атмосфера империализма не благоприятна для развития и расширения системы разделения труда внутри государственных границ и практически враждебна распространению системы разделения труда через воздвигнутые между государствами военно-политические баррикады. Система разделения труда нуждается в свободе и мире. Только когда либеральная мысль в XVIII столетии выдвинула философию мира и общественного сотрудничества, был заложен фундамент удивительного развития экономической цивилизации того периода, который позднейшие империалистические и социалистические доктрины заклеймили как эпоху грубого материализма, эгоизма и капитализма.

[255]

Классическая культура– - условное название культуры Древней Греции периода ее расцвета (5--4 вв. до н. э.).

Нет ничего более превратного, чем вывод, который в этой связи сделал исторический материализм: общественный строй зависит от достигнутой ступени технического развития. Совершенно ошибочно широко известное высказывание Маркса: "Ручная мельница дает вам общество с сюзереном во главе, паровая мельница -- общество с промышленным капиталистом". [273*] Этот вывод даже формально некорректен. Попытка истолковать развитие общества как результат развития техники является просто способом обойти проблему, никак ее не решая. Как в рамках такой концепции можно объяснить само развитие техники?

[273*]

Marx, Das Elend der Philosophie, S. 91 <Маркс К., Нищета философии // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 4, С. 133> В более поздних формулировках своей исторической концепции Маркс избежал ригидности этой ранней версии. За такими неопределенными выражениями, как "производительные силы" и "производственные отношения", скрываются критические сомнения, которые должен был испытывать Маркс. Но невнятность формулировок, допускающая множество толкований, не делает разумной эту нелогичную теорию.

Фергюсон [256] показал, что развитие техники зависит от общественных отношений и что каждый век развития техники дает лишь то, что позволяет достигнутая ступень общественного разделения труда [274*] . Технические усовершенствования возможны лишь там, где разделение труда создало почву для их использования. Механизированное производство обуви предполагает такое общество, где на небольшом числе предприятий можно сконцентрировать производство обуви для десятков тысяч или миллионов человек. В обществе самодостаточных крестьянских хозяйств нет места для паровой мельницы. Только разделение труда может натолкнуть на мысль о механизации мукомольного производства. [275*]

[256]

Фергюсон Адам (1723--1816) -- шотландский философ и историк, учитель А. Смита

[274*]

Ferguson, Abhandlung uber die Geschichte der burgerlichw Gesellschaft, Ubers von Dom, Jena, 1904, S. 237 ff. <Фергюсон А., Опыт истории гражданского общества, Ч. III, Кн. IV, Спб, 1817--1818, С 1--20>; см. также Barth, Die Philosophie der Geschichte als Soziologje, 2 Aufl., Leipzig, 1915, I Bd., S 578 ff. <Барт П., Философия истории как социология, Спб, 1902, С. 256>

[275*]

Все, что осталось от исторического материализма, столь шумно явившегося миру, -- это открытие, что всякое индивидуальное и общественное поведение решающим образом зависит от редкости благ и тягостности труда. Но марксисты в наименьшей степени эту заслугу могут приписать себе, поскольку все их высказывания относительно будущего социалистического общества полностью игнорируют эти два условия хозяйственной жизни.

Сведение всех общественных явлений к развитию системы разделения труда не имеет ничего общего с грубым и наивным материализмом технологических и других материалистических концепций истории. Но это не означает и недопустимого ограничения концепции общественных отношений, как склонны утверждать последователи идеалистической философии. Такой подход не сводит общество только к материальным аспектам бытия. Находящаяся вне хозяйственных отношений, сфера общественной жизни представляет собой конечную цель, но продвижение к цели необходимо подчинено закону всякого рационального действия; когда необходимо определить путь -- мы попадаем в сферу экономического поведения.

6. Как общество изменяет индивидуума

Самым важным результатом системы разделения труда является то, что она превращает независимого индивидуума в зависимое общественное существо. Под действием системы разделения труда общественный человек изменяется подобно клетке, которая приспосабливается к жизни организма. Он приспосабливает себя к новым способам жизни, отбрасывает некоторые прежние силы и органы и развивает другие. Он делается односторонним. Целое племя романтиков, непреклонных laudatores temporis acti [257] , оплакивало этот факт. Для них человек прошлого, чьи силы были "гармонически" развиты, является идеалом, которому больше не соответствует наше выродившееся племя. Они сторонники свертывания системы разделения труда, чем и объясняются их похвалы сельскохозяйственному труду, а в конечном счете -- самодостаточному крестьянскому хозяйству. [276*]

[257]

laudatores temporis acti– - восхвалители былых времен (лат.) -- ставшее крылатым выражение Горация

[276*]

Адам Мюллер говорит о "порочной тенденции к специализации труда во всех видах частной и правительственной деятельности", а также о том, что человек нуждается в "округлой, я бы мог сказать в шаровой, сфере активности". Если "система разделения труда в больших городах, в промышленных или добывающих центрах штампует из человека, совершенно свободного человека, колеса, шарикоподшипники, колонны, спицы и пр., делает его совершенно односторонним для работы в односторонней области деятельности для удовлетворения одной-единственной потребности, как можно после этого требовать, чтобы этот фрагмент человека согласовывался с целостной, совершенной жизнью, с ее законом и правом; как могут ромбы, треугольники и всякие другие фигуры оказаться в согласии и соответствии с великой сферой политической жизни и ее законами?" (Muller, Ausgewahlte Abhandlungen, Jena, 1921. S. 46).

В этом деле современные социалисты оказываются впереди всех. Маркс обещает, что при достижении высшей стадии коммунизма "исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда ... исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда". [277*] Будет учитываться "потребность человека в разнообразии". "Чередование умственного и физического труда" "обеспечит гармоничность развития человека" [278*] .

Мы уже имели дело с этой иллюзией [279*] . Если бы можно было осуществить все цели с затратой лишь того количества труда, которое не тяготит человека и одновременно избавляет его от раздражения, вызываемого бездействием, тогда труд вовсе не был бы экономическим фактором. Даже независимый в экономическом отношении работник должен, как правило, трудиться и тогда, когда трудовые усилия уже не приносят удовлетворения. Можно предположить, что труд для него менее тягостен, чем для специализированного рабочего. В отличие от последнего он в начале каждого вида деятельности получает свежее чувство удовольствия от деятельности самой по себе. Но человек, несмотря ни на что, все дальше уходит по пути специализации труда в первую очередь потому, что рост производительности специализированного труда более чем вознаграждает его за потерю удовольствия от самого труда. Система разделения труда не может быть ограничена без снижения производительности труда. Это справедливо для всех видов труда. Ошибочно думать, что можно сохранить достигнутый уровень производительности труда и одновременно уменьшить уровень специализации труда.

[277*]

Маркс К., К критике Готской программы // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 19, С. 20 Бесчисленные пассажи в его работах показывают, сколь ложно представлял Маркс природу труда в промышленности. Так, он полагал, среди прочего, что "разделение труда на фабрике характеризуется тем, что труд совершенно теряет здесь характер специальности. Фабрика устраняет обособленные профессии и профессиональный идиотизм". Он клеймит Прудона, который не понимал "даже этой единственно революционной стороны фабрики" (Marx, Das Elend der Philosophie, S. 129) <Маркс К., Нищета философии // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 4, С. 160>

[278*]

Bebel, Die Frau und der Sozialismus, S. 283 ff. <Бебель А., Указ. соч., С. 464 и след.>

[279*]

глава 8 (параграф 2) настоящего издания

Упразднив систему разделения труда, мы не устраним вреда, причиняемого душе и телу работника специализацией, без общественного регресса. Заботиться о полноте человеческого бытия надлежит самому индивидууму. Средство от болезни -- в преобразованиях в сфере потребления, а не труда. Игра и спорт, наслаждение искусством, чтение -- вот очевидные пути избавления.

Поиски гармонично развитого человека у истоков хозяйственного развития -- тщетная задача. Почти совершенно независимый в экономическом отношении человек, каким мы его знаем на примере дальних хуторян, ничем не напоминает то благородное, гармонически развитое существо, которое воспето романтиками. Цивилизация есть продукт досуга и душевного мира, которые становятся возможными только благодаря системе разделения труда. Нет ничего более ложного, чем предположение, что человек появляется на арене истории с уже развитой, независимой индивидуальностью и только в ходе развития, ведущего к великому обществу, он утрачивает вместе с материальной свободой и свою духовную независимость. Все исторические свидетельства, факты и наблюдения за примитивными обществами прямо противоречат этому предположению. У человека примитивного общества вовсе отсутствует индивидуальность в нашем смысле слова. Два полинезийца похожи друг на друга гораздо больше, чем два современных лондонца. Личность не была дарована человеку изначально. Она была приобретена в ходе эволюции общества [280*] .

[280*]

Durkheim, De la division du travail social, P. 452 ff. <Дюркгейм Э., О разделении общественного труда, С. 325 и след.>

7. Упадок общества

Эволюция общества в смысле развития системы разделения труда есть результат воли: она целиком зависит от воли человека. Мы не будем вдаваться в вопрос, можно ли каждый шаг в развитии системы разделения труда, а значит, и каждое усиление общественных связей рассматривать как подъем на высшую ступень; нам следует задаться другим вопросом: является ли такое развитие необходимостью? Является ли поступательное развитие общества содержанием истории? Возможны ли остановка развития или регресс общества?

Мы должны a priori отбросить любое предположение, что историческое развитие имеет цель в соответствии с "намерением" или "скрытой целью" природы, как это воображали Кант и Гегель и предполагал Маркс; но нам не обойтись без исследования вопроса: нет ли какого-либо закона, который делает рост общества неизбежным? Первым требует рассмотрения закон естественного отбора. Более развитые общества становятся богаче, чем менее развитые. В силу этого у них больше возможностей предохранить своих членов от нищеты и убожества. Они лучше снаряжены для защиты от врагов. Нас не должно вводить в заблуждение то, что более богатые и более цивилизованные народы часто терпели поражение в войнах от народов менее богатых и менее цивилизованных. Народы, пребывающие на более высоком этапе общественного развития, всегда были способны, по крайней мере, устоять перед превосходящими силами менее развитых народов. Только клонящиеся к упадку народы, внутренне разложившиеся цивилизации поддавались натиску восходящих народов. Там, где более организованное общество уступало под ударами менее развитого народа, дело кончалось тем, что побежденные средствами культуры подчиняли себе победителей -- те принимали хозяйственный и социальный порядок и даже язык и веру покоренного племени.

Превосходство более развитого народа определяется не только материальным благосостоянием, но также численностью членов общества и качественно более высокой, надежностью внутренней структуры. Ведь более высокое развитие общества состоит именно в расширении сферы общественной жизни, включении в систему разделения труда большего числа людей и более сильном захвате этой системой каждого индивидуума. Развитое общество отличается от менее развитого более тесным союзом своих членов; это предотвращает насильственное разрешение внутренних конфликтов и создает замкнутую линию обороны перед любым внешним врагом. В менее развитых обществах, где общественные связи слабее, а союз между различными частями общества представляет собой скорее конфедерацию на случай войны, чем истинную сплоченность, основанную на совместном труде и экономическом сотрудничестве, разногласия разрушают общество легче и быстрее. Ведь военная конфедерация не создает такой уж прямой и сильной связи. По самой своей природе это просто временный союз, который скрепляется перспективами минутного преимущества, но распадается тотчас после победы над врагом, когда начинается схватка за добычу. В борьбе против менее развитых обществ важнейшим преимуществом более развитых всегда оказывалось отсутствие единства во вражеских рядах. Пребывающие на низших ступенях развития народы только изредка умудрялись организовать сотрудничество ради больших военных начинаний. Внутренняя раздробленность всегда бывала причиной быстрого распада их армий. Примером могут служить набеги монголов на центрально-европейские страны в XIII веке и попытки турок проникнуть на Запад. [258] Превосходство промышленного общества над военным, если использовать выражение Герберта Спенсера, определяется главным образом тем, что чисто военные союзы всегда распадаются в силу отсутствия внутреннего единства. [281*]

[258]

В 1241 г. монголы под предводительством хана Батыя (Бату) вторглись в Венгрию, разбили под Лигницей войска польских и немецких князей, дошли до Адриатического моря, но вынуждены были повернуть обратно. Турки-османы неоднократно вели войны на европейской территории. Мизес, вероятно, имеет в виду XVII в., когда при попытках новых завоеваний в Европе турецкие войска терпели серьезнейшие поражения от Австрии, Венгрии и Венеции, в том числе в 1664 г. при Сенготхарде, в 1683 г. под Веной.

[281*]

Свойственное романтически-милитаристским идейным кругам представление о военном превосходстве народов, мало затронута" капитализмом, полностью опровергнутое недавним опытом мировой войны, есть результат веры в то, что на войне главное -- физическая сила. Это было не вполне верно даже для войн эпохи Гомера. Решает бой не физическая сила, а сила разума. Она определяет выбор оружия и тактики борьбы. Азбука военного искусства требует превосходства сил в решающий момент, при том, что в целом можно численно уступать противнику. Азбука приготовления к войне -- создать как можно более сильную армию и наилучшим образом экипировать ее. Это приходится подчеркивать только потому, что эти истины стремятся забыть, стараются провести различие между военными и экономико-политическими факторами победы и поражения. Было и останется истиной, что победа или поражение определяется до начала сражения -- совокупностью общественных возможностей враждующих сторон.