Социальная утопия и утопическое сознание в США

насилия, какая висит над нашими общественными местами, но зато столько сильных, открыто прорывающихся эмоций!» 39.

Особо важное значение придается современными уто-

пистами-романтиками психической свободе личности нового общества, трактуемой как спонтанное проявление первичных влечений. Это представление, развитое Маркузе, Брауном и Гудменом, основывается на постулате о психической репрессии как основе всех форм подавления и экс-

30 Callenbach Е. Op. cit., р. 10.

271

плуатации человека, на которых зиждется цивилизация, ориентированная не на развитие личности, а на производительность и эффективность.

Среди сторонников этой точки зрения нет, правда, единого мнения относительно того, какие именно и в какой мере первичные влечения должны быть «реабилитированы»

и «освобождены»: должен ли это быть только Эрос, инстинкт жизни, как полагал, например, Маркузе, или же, как

Эрос, так и Танатос, инстинкт смерти, на чем настаивал

Н. Брауи; должны ли они получить только частичную —дабы не прийти к саморазрушению — или полную свободу.

Но суть дела от этого пе меняется: реабилитация и освобождение влечений должны быть осуществлены таким образом, чтобы обеспечить ликвидацию антагонизмов между

душой и телом, разумом и чувством, трудом и игрой, индивидом и обществом и в итоге «вернуть» человека (а тем самым и общество в целом) к естественному состоянию. Но

это уже не то естественное состояние, которое было воплощено во многих романтических (руссоистских) утопиях

XIX в. Утописты-романтики прошлого искали модель свободного человека и счастливого общества преимущественно в далеких, «диких» странах (где-нибудь на Маркизских

островах), т. е.,в сущности,в архаическом, докапиталистическом состоянии общества. Такого рода состояние, ассоциируемое порою с некоторыми районами «третьего мира», и поныне привлекает утоииста-романтика. Но теперь его

гораздо больше интересуют в качестве модели «архаические», «до-реирессивпые» состояния психики человека — как

в филогенезе, так и в онтогенезе. Иными словами, его интересует — как воплощение искомого идеала — не социально-

историческое, а психическое детство человека и человечества в прямом и переносном смысле слова, ибо детство

ассоциируется с таким состоянием психики, таким мироощущением и мировосприятием, когда изначальные влечения еще не подавлены, время течет свободно, а деятельность носит игровой характер.

У американского романтика нет однозначного и ясного

представления о том, как построить свободное общество.

Единственное, пожалуй, что он готов предложить в качестве общей предпосылки решения проблемы,— это повторить

призыв своих предшественников к разрыву с существующим обществом, к бегству в утопическую коммуну или собственный «Уолден». Разница, видимо, лишь в том, что

нынешний романтик трактует такое бегство (в духе неко271

торых восточных доктрин, в частности, популярного ь Америке 60-х годов дзен буддизма) не просто как физический

разрыв с окружающим миром, а как бегство в себя. Человек согласно этой установке должен стремиться не к реконструкции внешнего мира, не к поискам в пределах этого

мира анклава, «где оскорбленному есть чувству уголок», а к перестройке (без попыток адаптировать его к среде) своего внутреннего мира, которая позволила бы ему придать собственной жизни новый смысл и почувствовать себя свободным человеком. Романтическая утопия продолжает, таким образом, характерную для Америки традицию

поисков индивидуального мути в желанный мир. Это специфическая форма нейтрализации отрицательных последствий как предпринимательского индивидуализма, так и

«снимающего» его корпоративного «коллективизма» на пути этического и психологического индивидуализма.

Общей чертой всех рассмотренных утопий — технократической, либертаристской, романтической — является отрицание политики как самостоятельной сферы преобразующей деятельности (или преуменьшение ее роли), ориентация на разрешение проблем, перед которыми стоит Америка, неполитическими средствами. Здесь дают о себе знать и

некоторые особенности становления американского общества, и сильная антиэтатистская традиция, всегда существовавшая в США, и, накоиеп, скептическое отношение

многих американцев к политике.

Но в рамках американской утопии всегда существовала

и продолжает сохраняться сегодня устойчивая традиция, связывающая решение национальных проблем и построение идеального общества с использованием политических

механизмов и осуществлением политических преобразований. Эта традиция воплощается сегодня в двух типах утопии — социалистической и — как мы будем ее называть —демократической.

Проникнутая пафосом борьбы за осуществление ценностей и идеалов, провозглашенных двести лет назад «отца-

ми-основателями», демократическая утопия апеллирует к

идеям и идеалам американского Просвещения, правовым

нормам, закрепленным конституционными актами, к духу

массовых демократических движений конца XIX — первой

половины XX в. Она продолжает и развивает традиции

«утопии фермерской Америки», по при этом делает существенные поправки на историческое время, связанные с

развитием техники, усложнением социальной структуры

273

общества, изменённом роли и функций государства й рьШ-

ка. Развиваясь в русле радикал-демократического и либе-

рал-реформистскогд типов политического сознания40, эта

утопия вырастает из поиска альтернативных путей буржуазно-демократического развития Америки и стимулируется, как показал исторический опыт 60—70-х годов, массовыми движениями протеста против политического истеблишмента.

В основе этой утопии лежит представление об обществе, в котором политическая власть находится в руках народа (возвращена пароду), причем каждый гражданин

непосредственно участвует как в принятии и осуществлении решений, затрагивающих его интересы (партиципаторная демократия), так и в «проектировании» собственного

будущего (аитиципаторная демократия).

Идеал партиципаторной демократии имеет, как мы уже

отмечали, глубокие корни в американском политическом

сознании. Относительная слабость центральной власти (государства), открывавшая широкий простор для местной

инициативы; сила общинных традиций; длительность процесса колонизации американского Запада*1 способствовали