Социальная утопия и утопическое сознание в США

Гуго, «равенство составляющих общину членов в отношении умственного развития, социального положения, а в

большинстве случаев и в племенном отношении...» 50. Как

правило, членами таких общин были крестьяне и ремесленники, потребности которых, в первую очередь духовные, находились на невысоком уровне развития. Важно к этому

добавить, что часть из стабильных общин была создана и

населена иностранцами (в основном немцами, а также

шведами, французами, русскими и др.), Для которых вопрос существования общины был нередко вопросом жизни и

смерти чуть ли не в самом прямом смысле этого слова.

Наконец, еще одной чертой, присущей большинству

стабильных общин, была их «замкнутость», «закрытость», а порою и откровенно эскапистский характер. «Замкнутые»

общины проявляли осторожность и сдержанность при приеме новых членов, устанавливая для них испытательный

срок и строго соблюдая принцип единоверия. Это находилось в резком контрасте с порядком приема членов в

фурьеристские, а тем более в оуэнистские общины, где

двери были распахнуты для всех желающих и где о социальной, этнической или какой-либо другой однородности

(за небольшими исключениями) не могло идти и речи. Но

замкнутость имела и оборотную сторону, способствуя стагнации, а в дальнейшем и распаду общин.

Сравнение различных утопическо-коммунистических

общин позволяет выявить общие факторы их неустойчивости и дезинтеграции. Это прежде всего социальная неоднородность членов общины, следствием которой был неизбежный разрыв в уровне потребностей, образованности, культуры, ценностных ориентаций и т. д. При этом чем выше

был общий культурный уровень членов общины, чем боль50 Гуго К. Указ. соч., с. 413.

199

ше был разрыв в уровне культуры и потребностей, тем

(как свидетельствует опыт оуэнистских и фурьеристских

общин) быстрее они распадались.

Не менее существенным фактором дезинтеграции была

враждебность социальной среды, которая, в свою очередь, во многом зависела от степени радикальности утопической

общины, ее социальной активности и враждебности самой

среде — «обществу». В тех случаях, когда образ жизни

общины выглядел слишком «опасным» — а такая опасность

связывалась в обыденном сознании не с существованием

института общественной собственности, а с безбожием, нарушением нравственных устоев, «разрушением» семьи, т. е.

прежде всего с религиозно-нравственными моментами,—а ее деятельность — слишком активной и разрушительной, «общество» принимало деятельное участие в подрыве и

дискредитации общины. Так произошло, в частности, с

Онейдой, которая шокировала американское общество

практикой «сложного брака».

Одним из факторов распада тех утопических общин, где

разрешались браки, была смена поколенийВ1. Дети и внуки

первых общинников становились членами коммун не по

интересу, не по внутреннему влечению, как их отцы и деды, а по положению. И хотя процесс их социализации осуществлялся в соответствии с нормами и принципами, которые регулировали жизнь общины и должны были, казалось, привить новым поколениям вкус к общинной жизни

и интересы, которыми руководствовались пионеры, эта

цель достигалась далеко не всегда, особенно если община

поддерживала более или менее тесные связи с внешним

миром. Принципы организации общества и господствовавшие в нем интересы часто оказывались для молодых членов коммуны более привлекательными, толкая их на путь

отхода от коммуны и сея неверие в те идеи, которые отпиго-

творяли первое поколение.

Разумеется, это все были факторы, которые лишь ускоряли распад утопических общин, в то время как основной, фундаментальной причиной их разрушения было принципиальное несоответствие норм, институтов и отношений, на которых строилась жизнь в этих общинах, господствую-

51 Это обстоятельство объясняет, почему в ряде общин вводился

целебат и почему он рассматривался основателями как мощный интегрирующий фактор общинной организации. Дело не в

том, что он, как часто утверждалось, «скреплял моральных дух», а в том, что он предотвращал появление новых поколений.

гоо

щим нормам, институтам и отношениям и стоящим за ними объективным тенденциям социально-исторического разлития 52.

Надо в этой связи заметить, что редкая светская (и даже некоторые религиозные) утопическая община не знала

споров (и связанных с ними реорганизаций) о верности

доктрине или принципам, которых придерживались ее члены, и эти споры вносили свою лепту в процесс дезинтеграции общины. За этими спорами чаще всего стояло неизбежно возникавшее с течением времени (и связанное с поисками оптимальных форм функционирования) различие позиций по вопросам, касающимся собственности (в частности, степени обобществления личного имущества и средств

производства); организации труда; распределения прибавочного продукта; поддержания связей и общения с внешним миром и многое другое. «Догматики» не желали идти

ни на какие отклонения от первоначально провозглашенного кредо (часто закреплявшегося в «уставах» и «конституциях» общин), справедливо указывая на то, что осуществление этого кредо и было raison d’etre самого появления

общины на свет. «Ревизионисты» столь же справедливо

возражали, что если не внести в это кредо соответствующих корректив, то община может просто перестать существовать (вместе со своим кредо). Однако осуществить последовательно и полно изначально поставленные задачи, добившись желаемых результатов, не удавалось практически ни тем группам, которые в результате раскола подтвердили кредо ревизии, ни тем, которые оставались ему формально верны.

Давая общую оценку исторической роли американских

коммун в XIX — первой половине XX в. и признавая, что

они оказались несостоятельными как экономические, политические и социальные предприятия, нельзя вместе с

тем не видеть их роли как экспериментальной модели организации общественной жизни, которая имеет для социолога и политика большое эвристическое значение, равно как и важного фактора формирования социалистического сознания и социалистической культуры в Америке, как