Сокровища «Третьего Рейха»

— Именно поэтому я подыскал покупателей на наш самолет.

— Вы серьезно? Но ведь это единственное средство…

— Чаще летать на Ближний Восток? Вы это хотите сказать? — Полковник не ответил. — Мы купим новый самолет, Кларенс, лучше этого. «Дуглас» — не пачка сигарет, и я не уверен, что шпики не докопались, кому на самом деле принадлежит этот самолет.

— Надежная машина, привык к ней. Да черт с ней. — Грейт уперся подбородком в спинку переднего сиденья. Сказал, будто жалуясь: — Где–то мы сплоховали… Сам по себе Интерпол не напал бы на наш след, и слава богу, что у ваших знакомых такие связи с полицией.

— Нам бы получить свои деньги, а там пусть Мадам Блюто выпутывается как знает.

— Деловая женщина, — похвалил Грейт.

— Жаловалась, что несколько девчонок оказались с характером. Но она с ними церемониться не будет — перепродаст не без выгоды, конечно.

— Каждый хочет получить свой процент, — согласился полковник, — а мадам Блюто все же рискует. Она говорила мне…

— Минуту, — перебил его Ангел, — вот он! Видите! Белая сорочка и темный галстук… Комиссар Бонне. Вы видите его, Кларенс?

— Как вас.

— С ним прилетели два журналиста. Француз и русский. Допустим, что они тоже замаскированные агенты Интерпола, но такого не было, чтобы в игру впутывался русский. Ведь они никогда не сотрудничают с нашей полицией.

— Я вижу подле комиссара только одного, — перебил Грейт.

— Да, черненький и длинноносый. Типичный француз. Садятся в такси…

— Значит, русский уже ушел или остался в отеле.

— Черт с ним! Мы пустили их по фальшивому следу, и я показал вам комиссара, Кларенс, так, на всякий случай.

— Не нравится мне вся эта история. Русский журналист?.. — Полковник подумал. — Скажите, Франц, вы хорошо замели следы на Востоке?

Мысли об эсэсовском прошлом всегда тревожили Ангела. Ответил нехотя:

— Есть документы, свидетельствующие, что я погиб во время авиационного налета. Правду знает только моя семья и кое–кто из бывших руководителей имперской безопасности. Я жалею, что в минуту откровенности проговорился вам, Кларенс. Для всех я только Хаген, Франц Хаген, и никто другой!..

— Будьте осторожней, Франц, — похлопал его по плечу полковник. — Эти русские журналисты обладают нюхом на политику, и не всплыло ли что–либо на поверхность из вашей биографии?

Ангел съежился.

Он сам думал об этом, но отгонял пугливые мысли. Они снова наплывали, и ему становилось страшно — сам себе не признавался, что боится, бодрился, но где–то в душе сосало, и сердце начинало ныть, словно от перемены погоды. Так бывало с ним в первые годы после войны, когда плохо спал и чуть ли не в каждом встречном видел шпика. Затем все стало забываться… Однако, в самом деле, при чем здесь русский?

Ангел всегда ощущал неприязнь к Советскому Союзу. Не только потому, что русские победили. В конечном итоге он устроился лучше, чем это могло быть в. случае победы рейха. Ну, дослужился бы до штандартенфюрера, может быть, генерала СС. И что?.. Красивая форма и уважение подчиненных, а деньги? Сейчас он не променял бы свой банковский счет в Цюрихе на десять генеральских мундиров — еще год–два, и желанный отдых, членство в солидной корпорации, всеобщее уважение, семейное счастье…

Но зачем здесь русский журналист?

Зная, что эта мысль все равно не даст ему покоя, он засмеялся нарочито бодро. Перешел на переднее сиденье, включил мотор.

— Погодите, Хаген, — остановил его полковник, и в словах, произнесенных совсем просто, Ангел почувствовал иронию, хотя сам минуту назад просил называть его только Хагеном.

— Ну?..

— Ко всем чертям гарантии городской полиции. Я знаю, чего стоят эти гарантии, и хочу позаботиться сам о себе. Нам необходимо сегодня же покинуть отель и снять где–нибудь небольшую виллу. На окраине города, чтобы я видел все вокруг, а меня не видели.

На этот раз Ангел не стал возражать полковнику.

— Дельная мысль, Кларенс. Мадам Блюто устроит нам это через несколько часов. — Он рванул «форд» с места так, что полковник ударился головой о спинку сиденья. Когда выехали на центральную магистраль, посоветовал: — В отель возвращаться не следует. Густав сам перевезет вещи.

— Вы сейчас куда?

— К «Игривым куколкам».

Полковник произнес решительно:

— Высадите меня, поброжу по городу. Я позвоню мадам и узнаю наш новый адрес.

Грейт завернул в первый же ресторан, сел у стойки бара и заказал стакан виски со льдом. Полковник выпил много и явно опьянел. Долго стоял в вестибюле, покачиваясь и уставившись на швейцара. Тому надоел пьяный посетитель, и он спросил, не нужно ли чего–нибудь господину, может быть, такси? Но полковник погрозил швейцару пальцем и вышел на улицу.

Грейт посмотрел на часы. Фью, скоро вечер! Лучше всего в его положении хорошо выспаться. Поискал глазами телефонную будку и набрал номер «Игривых куколок».

— Мадам Блюто? Целую ваши ручки… Мой друг Франц должен был оставить у вас адрес. Вы помогли ему? Вы — наша добрая фея, мадам Блюто… Нет, я еще не совсем пьяный и говорю вполне твердо… Да, записываю. Диктуйте…

* * *

Откровенно говоря, Бонне не хотелось снова идти в «Сфинкс», но он все–таки пошел, имея намерение выведать что–нибудь о путях и способах транспортировки девушек из Танжера в Южную Африку.

Ирен встретила его как старого знакомого и не оскорбилась, когда Бонне, узнав, что ее соседку по столу зовут Фанни, отдал предпочтение последней. Скоро Ирен позвали к другому столику. Бонне заказал коктейли, но Фанни захотела виски.

Комиссар начал издалека: мол, он любитель похождений и неравнодушен к французским девушкам, но в Танжере их почему–то мало. Фанни повертела головой и сказала такое, что Бонне, настроившийся на дипломатический разговор, чуть не подпрыгнул на стуле.

— Я сама удивляюсь… Недавно здесь, — неопределенно показала пальцем в потолок, — были чудесные девушки из Франции, я успела даже подружиться с некоторыми из них, их вдруг увезли…

Бонне уже овладел собой.

— Не может быть! — воскликнул. — Неужели в Танжере не любят хорошеньких девушек?